- Да, - голос был хриплым, словно Люциус сорвал его, - помилование подписано Шеклботом.
- Что ж. Это самая маленькая плата за то, что ты для него сделал. И за то, как он вел себя весь последний год.
Драко понимал, что речь идет отнюдь не о новом министре магии. Отец развернулся и, тяжело ступая, пошел к лестнице. Нарцисса хлопнула в ладоши, вызывая домовика, и жестом отправила его вслед за мужем. Когда стих скрип дубовых ступеней, Драко положил ладонь на тонкое материнское плечо.
- Что теперь будет, мам? - спросил он, заранее зная ответ.
- Будем жить, сынок. Будем жить.
…И они начали жить. Первое время вздрагивали, заслышав непонятный шум или скрежет совиного клюва о стекло. Просыпались по ночам от кошмаров и лежали в тишине, глядя в траурную черноту за окном. По крупицам перебирали воспоминания прошедшего года, мучительно думая: почему все пошло так, как пошло? И - что будет дальше? Чего ждать от мирного времени? Во всяком случае, с Драко было именно так.
Мать целиком ушла в обычные заботы о доме и поместье, гоняла эльфов из кухни в бельевую, из погреба в оранжереи, по десять раз на дню заставляя полировать лестничные перила или подметать парковые дорожки. Своеобразный способ защититься от действительности. Не хуже и не лучше любого другого.
Отец… он был почти жалок. Азкабан и тесное общение с бывшим повелителем прошлись по былому ледяному великолепию так, что от мистера Люциуса Абраксаса Малфоя не осталось и следа. Он целыми днями сидел, запершись у себя в спальне, и спускался только к ужину, причем ел жадно, рассеяно глядя в тарелку, и явно даже не видел, что ему подают. Нарцисса пыталась делать вид, что ничего не происходит, улыбалась, разговаривала за столом неестественно оживленно, и от этого Драко страдал вдвойне: казалось, что родители после всего пережитого просто тронулись умом. Первое время он просто часами торчал в библиотеке или гонялся по саду за снитчем. Потом получил сову от Грегори - тот находился в клинике Мунго с тяжелыми ожогами. Малфой навестил его - и с тех пор начал выбираться из поместья регулярно. То мотался в паркинсоновское поместье, где под домашним арестом сидела Пэнс в ожидании рассмотрения своего дела (выкрик «Хватайте Поттера!» дорого ей обошелся, Паркинсон обвиняли ни больше ни меньше, чем в подстрекательстве к убийству). То к матери Винсента: старший Крэбб получил пять лет Азкабана и еще пять - поражения в правах, она осталась совсем одна, практически не выходила из дому, сутками рассматривая детские колдографии сына и подпуская к себе только Драко и свою доверенную эльфийку. Летал к Блейзу, который счастливо избежал обвинений и теперь собирался в Италию - навестить семейство очередного отчима… Чудовищное напряжение, державшее Малфоя в узде весь последний год, постепенно отпускало. Газетные статьи, шумные судебные процессы, ликование широких народных масс - все это проходило мимо него: будто тонкие паутинки, реющие в воздухе огромного малфоевского парка, медленно оплетали сознание Драко, заключая его в плотный кокон тесного теплого бездумья.
Этот кокон был разорван теплым июльским вечером, во время семейного ужина. Драко как раз допивал свой кофе, намереваясь уйти в библиотеку и поболтать по каминной сети с Пэнси, когда мать отложила изящную двузубую вилочку, которой бесцельно гоняла по десертной тарелке ломтики груши, и спросила:
- Драко, ты уже думал, где будешь завершать образование?
Драко изумленно моргнул. Месяц назад потрепанная хогвартская сова притащила в Малфой-мэнор плотный желтоватый конверт, украшенный разноцветными печатями. В конверте оказался диплом, подтверждающий, что Драко Люциус Малфой окончил курс семилетнего обучения в Школе чародейства и волшебства, и выпускные экзамены зачтены ему автоматом - как и всем семикурсникам Хога (выжившим, разумеется). На мгновение Малфой даже испытал приступ самодовольства, подумав о том, что Поттер со товарищи вынужден будет еще год торчать под опекой профессоров, потом сунул диплом в дальний ящик стола и забыл о нем. Он считал, что на этом учеба закончена, и теперешние слова матери прозвучали как гром среди ясного неба.
Отец вышел из своей всегдашней апатии и медленно поднял голову от тарелки.
- Зачем это нужно? - вопрос прозвучал так резко, что на мгновение Люциус напомнил сыну себя прежнего.
- Затем, что ему нужна профессия, - ответила Нарцисса, глядя прямо в глаза мужа. - У нас с тобой с самого начала было состояние, Люци. И ты знаешь, как плохи наши дела сейчас. Для тебя работа в Министерстве была просто приятным дополнением, но Драко придется зарабатывать себе на жизнь: сомневаюсь, что остатков состояния хватит хотя бы на содержание дома и… приемлемую старость для нас с тобой.
Отец стиснул в кулаке салфетку:
- Ты преувеличиваешь, Нарцисса.
- Прости, но в последнее время с поверенным беседую я, а не ты.
Краем глаза Драко видел, как натянулось и застыло отцовское лицо, как смялись тонкие бледные губы… но Люциус промолчал, хотя на памяти Драко это был первый раз, когда мама столь открыто высказывала свое неодобрение его нынешнему поведению. Он отложил салфетку и после паузы сказал:
- Как ни печально это признавать, но ты во многом права. Что ж, я думаю, старый Слагхорн с удовольствием станет его куратором. Я завтра же пошлю сову в Хогвартс.
Драко обмер. Не то чтобы перспектива посвятить жизнь зельеварению пугала его - он очень любил этот предмет, да и сама фраза «зарабатывать на жизнь» казалась сейчас почему-то даже забавной. Его поразил тот факт, что отец снова решает все за него - так же, как и два года назад, когда Люциус привел его к Лорду. Обида вскипела, словно зелье в котле, он уже раскрыл рот, чтобы возразить… но в этот момент в тишине столовой прозвучал голос матери:
- Это не подойдет, Люци. Слагхорн побоится.
- Предоставь это мне, - отец оживал на глазах, даже серые глаза его засверкали прежним блеском.
- Я сказала, что это не подойдет.
- Но почему?
- Потому что я считаю, что с нашей семьи достаточно зельеваров, Люциус Малфой.
Пауза - долгая, мучительная. Лицо отца помертвело.
Драко переводил взгляд с одного родителя на другого, судорожно пытаясь понять: что, наконец, происходит? Он чувствовал, что за короткими словами матери стоит нечто несоизмеримо большее, чем просто нежелание отдавать сына в подмастерья к зельевару. Через пару секунд Люциус поднялся со стула и аппарировал прямо из столовой. Мать устало посмотрела на Драко и сказала:
- Ты поел? Иди, сынок. И… подумай над моими словами, ладно?
Драко молча кивнул и ушел к себе. Вся сцена произвела на него крайне неприятное впечатление: он не понимал ни странного энтузиазма отца, ни резкой реакции матери. Малфой весь день думал о произошедшем, а вечером решил поговорить с Люциусом в открытую: по зрелому размышлению он понял, что перспектива вернуться в Хог его абсолютно не привлекает, так что стоит подумать об обучении на магическом факультете какого-нибудь из университетов. Он долго готовился к разговору, неоднократно прокручивая в голове многочисленные аргументы (и чем дальше, тем более ребяческими они ему казались), наконец решился, аппарировал к отцовской спальне, набрался храбрости и постучал. Ответа не было. Осторожно войдя внутрь, Драко понял, что Люциус в ванной, и решил немного подождать. Он покрутился возле огромного окна, за которым шумел ветер и собирались тяжелые серо-синие тучи, потом бездумно прошелся по комнате, подошел к огромной отцовской кровати и внезапно обратил внимание на непонятный серый комок, торчащий из-под белоснежной подушки. Непроизвольно оглянувшись на дверь ванной, Драко взялся за этот комок двумя пальцами и извлек на свет божий потрепанную ночную рубашку, весьма грязную и засаленную. Он изумленно посмотрел на серую мерзость - в голове не укладывалось, как болезненно чистоплотный отец мог носить такое - пожал плечами и уже собрался сунуть рубашку обратно, как вдруг его обоняние поразил странный запах, почему-то напомнивший Малфою кабинет покойного декана. И уже через секунду Драко понял, почему… Его затрясло, он пихнул гнусную тряпку под подушку, брезгливо вытер пальцы о край кружевного простынного подзора и вылетел из спальни. Добравшись до своей комнаты, Драко некоторое время постоял в отупении, потом прижался лбом к холодному оконному стеклу и тихонько безысходно завыл. Как и большинство подростков, он воспринимал родителей совершенно асексуальными существами, и тот факт, что отца, оказывается, связывали отношения подобного рода с покойным крестным, взорвался в его сознании, как очередной котел Лонгботтома.
* * *
…Впервые вопрос собственной ориентации встал перед Малфоем в тринадцатилетнем возрасте. На втором курсе, во время одного из занятий по защите, кретин Локхарт вторично наступил на собственные грабли: катастрофа с пикси у грифферов, которую, хохоча, обсуждали в коридорах, ничему его не научила. На следующей паре у Слизерина он вновь выпустил зловредных тварей из клетки, однако в этот раз поступил умнее: когда маленькие синие ублюдки с визгом разлетелись по классу, преподаватель недолго думая нырнул в подсобку. Драко, который всегда быстро соображал, ринулся за ним, успев только заметить, как Паркинсон, вопя, отбивается от пары особо назойливых чертенят, норовивших ущипнуть ее за пухлую задницу. Он влетел в подсобку вслед за профессором и с размаху врезался прямо ему в спину.
