Ее глаза стали такими огромными, так что, кажется, можно было заползти туда, свернуться калачиком и плакать.
Поднялась на ноги.
«Вот так, Грейнджер, я даже не озаботился привести себя в порядок. Подумать только. И что ты на это скажешь?»
― Малфой… ― Тихо, очень-очень тихо. Изумленно и сконфуженно. ― Что?.. ― Она запнулась.
Драко смотрел, как ее взгляд скользит по его телу. Гермиона была убита, совершенно ошарашена этой грязью. Сыростью. Впитывала каждую деталь: мокрая мантия и рубашка, въевшаяся грязь на руках, пятна на лице. И, разумеется, боевые раны. Губы, разбитые в двух местах, ободранные кулаки, синяк на челюсти. Легкая дрожь и свистящее дыхание. И боль, которая была только в глазах, но она все равно заметила. Именно туда она смотрела дольше всего.
Драко не мог оторвать от нее глаз.
Как странно. Необычно. Она приближается. Очень медленно. Подходит к нему.
― Малфой… ― еще раз. Растерянно. Не находя слов.
"Должно быть, я действительно плохо выгляжу. Смотри, как ты близко. Ты почти забыла, кто я. Кто мы.
Что с нами творится".
Она медленно качала головой, приоткрыв рот. Влажные полуоткрытые губы. Шокирована? Все ближе, ближе; протягивает руку.
У Драко закружилась голова. Так близко. Потрясающе. Неожиданно. Как сон. И ее вытянутая рука. Протянутая. К нему?
Рука дрожала. Гермиона хмурилась. Пальцы - нерешительно, болезненно медленно, осторожно – остановились в миллиметре от его щеки.
Дотронулась? Ей не наплевать? Это потому, что ей не все равно?
Драко прикрыл глаза и чуть повернул голову навстречу ее пальцам.
Если он не будет смотреть, если блокировать все чувства, кроме одного - ощущения ее кожи на своей – тогда, может быть, это прикосновение… продлится дольше… обожжет сильнее. У него перехватило дыхание, когда ее пальцы скользнули по грязной щеке. Прохладная мягкость. Легко, как перышко.
Он не мог пошевелиться.
― Малфой? ― прошептала она.
Драко наклонил голову и посмотрел на нее. Сердце стучало так бешено, что темнело в глазах.
Он глядел на эту девчонку – в каких-то сантиметрах от его губ. В первый раз. Она была так близко. Потому что сама подошла к нему. И, может быть, это значит… Может быть, она понимает.
Понимает, что есть только один способ покончить с этим.
Драко смотрел на нее.
Растерянный. Возбужденный. Жаждущий.
И вдруг ее рука резко качнулась в сторону и ударила его по лицу, так сильно и жестко, что он отшатнулся.
По телу прокатилась дрожь, и Драко схватился за стену, чтобы не упасть. Гермиона ударила его. Сильно. (Итак, это не потому, что ей не наплевать. Не потому, что она понимает.)
― Какого хрена…
Онa смотрела на него горящими глазами, тяжело дыша.
― Никогда, ― сквозь зубы процедила она, прижимая руку к груди, ― никогда не делай так больше с Гарри.
"Разумеется.
Почему тебя это удивляет? На что ты надеялся? Что она прижмется губами к твоему рту и выпьет боль? Это Грейнджер. Дура Грейнджер. Это ты и она. И все в принципе не может быть так просто.
А ты только что избил ее лучшего друга.
Мерлин. Схвати ее за руки. Выкрути их. Сделай что-нибудь. По крайней мере, закрой рот".
― Ты понял, Малфой? ― прищурилась она. ― Что бы, какая бы фигня ни происходила между нами, не впутывай в это Гарри и Рона.
― Он сам…
― Не смей так больше делать!
Она отступает. Уходит.
― ** твою мать, ― прорычал Драко, поднимая руку к щеке. ― Он первый начал. Ты что, забыла?
― То, что ты ему говорил, Малфой, ― она нахмурилась еще сильнее, ― отвратительно. Ты нарочно наплевал ему в душу. Спровоцировал его. Как по нотам.
Драко посмотрел на нее, оторвал руку от стены и выпрямился.
― Допустим. Но ведь ты понимаешь, что могло быть гораздо хуже.
Гермиона на мгновение опустила глаза и опять взглянула на него.
― Мне плевать. Это… перешло все границы.
"Врет, - подумал он, - наверняка вздохнула с облегчением".
Потому что Драко знал, что она знает. Он еще много чего мог сказать. И это было бы хуже, чем кулаки, и колени, и локти, и пальцы, впивающиеся в глотки: слова о губах, о ртах, о притягивании за рубашку и возвращенных поцелуях.
Молчание.
Гермиона не сводила с него глаз. И на мгновение Драко стало страшно неловко. Он почти захотел пройти мимо нее к себе в спальню. Потому что в ее глазах опять что-то было. Непонятное, темное, непредсказуемое. Что-то, что он уже однажды видел - когда она бросила его. Ушла с Поттером.
Драко позволил сумке соскользнуть с плеча.
― Кстати, что потом было?
― Прошу прощения?
― У тебя с Золотым мальчиком.
Гермиона пожала плечами.
― Мы поговорили.
― И?
― И это не твое дело.
Драко засмеялся.
― А мне почему-то кажется, что мое, блин. Даже более чем.
Гермиона сжала кулаки, и Драко подавил инстинктивное желание отступить.
― Опять ударишь, Грейнджер? ― сквозь зубы процедил он. ― Уверяю тебя – это будет последнее, что ты сделаешь.
― Нет. Ты достоин только одной пощечины, Малфой.
― Как это мило с твоей стороны.
Они опять смотрели друг на друга. Одно из этих мгновений. Жарких, вязких, знакомых, когда кажется, что воздух между ними звенит от напряжения.
Она заговорила, как будто бросилась с головой в воду. Гораздо раньше, чем он рассчитывал. Драко почти нравилась их болтовня - сексуальное напряжение ощущалось как густеющий мясной сок на языке.
― Сегодня это зашло слишком далеко, Малфой, ― Чуть слышно. Ее щеки порозовели, стали восхитительно пунцовыми. ― Не притворяйся, что не понимаешь, куда все катится. Это наверняка плохо кончится.
Она что, дура? Как он может не понимать? Он падал так быстро, что уже с трудом видел дневной свет.
Гермиона помедлила.
― Не говори, что ты этого хотел, Малфой. Не прикидывайся, что это входило в твои планы.
Какого дьявола она имеет в виду? Не входило в планы?
― В мои намерения никогда не входило ни это безумие, ни все его мерзости, Грейнджер, ― огрызнулся Драко. ― Ничего похожего. ― Его разозлили ее намеки. ― Не забудь, мне оно надо не больше, чем тебе. Или даже меньше, учитывая то, что у тебя вообще с этим не очень.
Давай, закатывай глаза. Вот так. Чудесно.
― Ну, если ни ты, ни я не хотим, то мы должны что-нибудь сделать. Разобраться. Покончить с этим.
Драко фыркнул. ― Это тебе не сраный урок трансфигурации, Грейнджер. Тут не помогут ни толстые учебники, ни твои чудовищные мозги. ― Внезапный мышечный спазм заставил его вздрогнуть, и он схватился за бок.
И чуть не пропустил озабоченное выражение, промелькнувшее в ее глазах. Типичная Грейнджер, высоконравственная до самых печенок. Обо всех заботится. Не важно, насколько тупых или испорченных. Да. Каждый достоин грейнджеровской жалости.
Разве это не заставило его почувствовать себя таким жутко особенным?
― Что не так, Грейнджер? ― выдохнул он. ― Беспокоишься?
Кажется, она уже взяла себя в руки. Подняла подбородок и вызывающе посмотрела на него.
― О чем?
