― Заткнись.
― Чтобы я засунул руку в эти твои мокрые трусы. Стащил их и грубо залез пальцами туда, внутрь…
― НЕТ. ― Гермиона мотала головой. Стиснув зубы. Красная, как рак.
― … поглубже, щупал все там, крутил ими, а потом облизывал дочиста, Грейнджер. Встал перед тобой на колени. Дышал в твою пи…
― Я сказала, заткнись!
― … твою мокрую, капающую, всю такую смазанную… Что мне захочется высунуть язык и…
― Прекрати! Просто ПРЕКРАТИ! ― Ее грудь поднималась и опадала так быстро, что у Драко кружилась голова.
"Проклятье, она выглядит…
Такой разъяренной.
Такой уязвимой".
― Ты хочешь, чтобы я… раздвинул твои ноги, Грейнджер. Так широко, чтобы тебе было больно. Раскрыл тебя – для себя. Промокшую, скользкую. Сильно и жестко. Прижал тебя. Зарылся в тебя лицом, чтобы оно было все в этом.
―Нет…
Драко чувствовал, что с каждой секундой твердеет. Эти мысли. Чертовы мысли.
― Мне нужен этот вкус, Грейнджер, ― прорычал он. Слова жгли, царапали горло. ― Он мне нужен, и ты хочешь мне его дать. Я знаю, ты хочешь, чтобы моя голова оказалась между этих крутых покрасневших бедер, Грейнджер, мой язык – такой твердый и быстрый, что ты будешь кричать от восторга – лижет, дрожит, пьет, въедается в тебя…
Драко замер.
Потому что - или нет? - так тихо, что это могло просто показаться - с ее губ сорвался звук.
И слегка, едва-едва, ее бедра потерлись друг о друга.
Твою мать.
Она нужна ему. Вся, целиком.
Одним прыжком Драко оказался рядом и замер в каких-то сантиметрах от Гермионы, дыша ей в лицо.
― Дай мне дотронуться до тебя, Грейнджер, ― выдохнул он. ― Просто дай мне.
У нее перехватило дыхание.
― Малфой, нет… ― Но она не отодвинулась.
Внезапная потребность почувствовать на себе ее руки. Где-нибудь. Где угодно. Неспособный думать ни о чем другом, Драко затеребил застежки мантии.
― Малфой, стой.
Но она не отстранилась.
И, поскольку она все еще была здесь, он продолжил.
― Ты хочешь меня. Я знаю, что ты хочешь меня. Мы оба это знаем.
Мокрая рубашка прилипла к коже. Гермиона могла видеть прямо сквозь нее: кровь и грязь, и красно-черные синяки.
Она смотрела, чуть прикусив нижнюю губу - так, будто от этого зависела ее жизнь.
Ее губы, ** твою мать.
Всего этого совершенно недостаточно.
"Мне нужно почувствовать ее прикосновение. Сейчас же".
― Дотронься до меня.
Он видел, как ее глаза затопил страх, острое предвкушение и неуверенность.
"Нет, Грейнджер, не обязательно там. Где-нибудь. Где угодно.."
― Ты мне нужна.
Нужна ему.
Эти слова прикипели к ее коже и жгли – как и каждое из тех, предыдущих. Которые оставляли на теле раскаленный, жгучий, плавящийся, кричащий след.
Она дрожала. Таяла.
Но не могла допустить этого.
Гермиона качала головой, все еще кусая губу.
Взгляд Драко спустился вниз, к ее рту. Он опять облизал губы.
Это странное порхающее чувство у нее в животе – оно еще никогда не было таким сильным. А сердце так колотилось о ребра, как будто там в любой момент что-то могло сломаться. Она умирала от страха. Желание и ужас. Хотела – всего того, что он сказал, – но была слишком смущена и унижена – словами, мыслями – до отвращения к себе.
Еще никто, никогда не говорил ей ничего подобного…
Никто и никогда с ней такого не делал…
Драко рванул рубашку так, что полетели пуговицы. Свою мокрую, грязную, всю в крови рубашку. Треск рвущейся ткани и его вспыхнувшие голодные глаза.
Гермиона растерялась. (В голове не осталось слов, кроме «неправильно. Ужасно неправильно. И прекрасно».) Он взял ее руки, крепко обхватив пальцами запястья, и рванул к себе.
― Отвали! ― Она не собиралась сдаваться. Никогда. Она не такая, как Малфой. Это не единственный способ выбросить его из головы. Не может быть, чтобы не было другого выхода.
Это слишком просто. Просто всегда бывает только то, что неправильно. Все плохое, вредное, то, о чем потом жалеешь.
― Дотронься до меня.
Он прижал ее руки к своей груди. Глаза закрыты. Прерывистое, резкое дыхание.
Ее ладони. Здесь.
Он дышит… почти задыхается под ее тяжелыми вспотевшими ладонями, распластанными по его гладкой коже. И Гермиону затопило мучительное, оглушительное ощущение от того, как его потемневшие соски напряглись под ее пальцами.
Какая ерунда. Она видела столько... Так много мужских торсов – на всех этих матчах по квиддичу, когда им становилось жарко; каждый раз, когда они с Гарри гостили у Рона, и все те стыдные, неловкие, полудетские моменты с Виктором…
Но ничто. Не могло сравниться с этим.
Это. Невыносимо прекрасно.
Это электричество ненормально. Тут что-то не так.
Что-то в нем слишком отличалось.
И она не могла оторваться. Только сильнее вдавила пальцы в его тело и почти приникла к нему лицом, почти вдохнула запах его кожи, смотрела на нее с таким изумлением – безумным, паническим, безнадежным. Вся эта запекшаяся кровь, пятна грязи, бледно-розовый цвет.
"Правильно. Почувствуй меня. Прикоснись к этой боли. Нам это необходимо".
Биение. Такое пугающе бешеное. Такое чистое, и животное, и жуткое. Стук его сердца отдавался в ее пальцах пульсирующей вибрацией, которая распространялась вверх по рукам, по шее и вниз. К ее собственному сердцу.
И да. Точно. Вне всякого сомнения. Их сердца бились в унисон.
Два человека. Почти дети. Стоят в комнате. Рубашка распахнута. Руки прижаты. И дышат. Так неестественно тяжело, и громко, и близко.
И, Мерлин. Его мускулы. Влажные, грязные, напряженные. Вздувшиеся, перекатывающиеся под кожей.
Драко дернул ее за запястья, притянул еще ближе. Сильнее. И Гермиона, споткнувшись, шагнула вперед. Тела столкнулись. Она запустила ногти в его плоть. Злая. Расстроенная. Растерянная.
"Нет. Подумай о том, кто он. Кем был его отец. Что он делал. Что делали они все, приспешники Вольдеморта. Калечили и убивали, насиловали и резали. Подумай об этом".
"Прекрати. Заставлять меня прикасаться к тебе. Чувствовать это".
И вдруг его руки выпустили ее запястья, мгновенно обвились вокруг талии и подняли… оторвав ее ноги от пола… от земли… она была в воздухе, прижата к его голой груди, в его руках, пытаясь вырваться. Секунда, чертова доля секунды – Драко развернулся и швырнул ее на стол… бумага и чернила, котлы и книги посыпались на пол…ее голова запрокинулась и стукнулась о столешницу. Грохот и звон падающих предметов. И его тело: болтающиеся лохмотья рубашки, яростное дыхание, жесткие серые глаза под светлой челкой… он был над ней, приоткрыв рот, а Гермиона – внизу, всхлипывая. Руки по обе стороны от головы. Грудь поднимается и опадает с такой силой, что, казалось, ткань на ней готова треснуть.
Драко держал ее.
― Я не понимаю, ― шептал он, ― не понимаю, почему ты такая грязная. Прямо по колено в грязи. Хотелось бы, чтобы это было не так, Грейнджер. ― Он сильнее вдавил ее в стол. ― Хотелось бы, чтобы это было не так…
"Нет, нет – вырывайся. Ты уже все сказала, Гермиона, а теперь докажи, что это была не шутка, - не позволяй, чтобы дошло до… это не выход. Не через твое тело. Не так.
