— А она не домработница. Вот-вот, нечего на меня так смотреть, иди-иди, Джон. Просканируй свою нервную систему, освежись.
Стоит двери за Джоном захлопнуться, как Шерлок по-кошачьи тихо поднимается с кресла. По привычке оглядывается по сторонам. Ни души. Чудно. Тщетно пытаясь скрыть торжествующую улыбку, набирает сообщение Ирен, и пальцы даже почти не дрожат.
«Сегодня в пять, мисс Адлер?»
***
Всё началось ещё в день его якобы самоубийства. Хотя нет, раньше. Намного. Всё началось тогда, когда он спас её от террористов. Зарубил пару, она — ещё двоих. Правда, пристрелила: всё-таки пистолет ей больше по душе. Шерлок мог бы отдать Ирен правительству, посмеяться над ней — неразумной женщиной, которая встряла в очередную заведомо проигрышную авантюру ради каких-то чувств, мог… Ладно, насмешки были. Ровно до того момента, пока Ирен не направила на него пистолет. В шутку, конечно (или нет). И он всё понял.
С тех пор и завязались их странно-ненормальные отношения. Ирен приходит и уходит, издалека смотрит в окна квартиры на Бейкер-стрит, иногда укрывается в мотелях и других укромных местах. И неизменно переписывается с Шерлоком. Их реальные встречи, короткие поединки взглядами-клинками, высекающими из воздуха искры, так редки, что впору списать на галлюцинацию: иногда Ирен кажется, что ей просто мерещится его фигура, то мелькнувшая на улице, то отразившаяся тенью на шторе. Шерлок как-то признался ей, что так и не понял, происходит это наяву или в Чертогах его разума. Ирен, если честно, тоже. Они — как два мертвеца, сбежавшие из холодного промозглого Лондона с его свинцовым, точно глаза самого Шерлока, небом.
Единственное, в чём она всегда уверена точно, так это в том, что Шерлок жив. Был, есть и будет, потому что такие гениальные умы над смертью смеются, а затем плюют ей в лицо или — ещё лучше — делают всё сразу. После своей «смерти» он продолжал читать письма, на одно даже ответить соизволил — немыслимая роскошь. Пытался так показать, что жив, значит? Ирен тогда истерически расхохоталась: глупый-глупый гениальный Шерлок, она же и так обо всём догадалась, правда. И глаза красными у неё не стали, когда новости услышала, нет-нет. И не подумала, конечно же, что первая и последняя слабость, которую она себе позволила, её же и разрушит.
He said, «Let’s get out of this town,{?}[Он сказал: «Давай сбежим из этого города,]
Drive out of the city, away from the crowds».{?}[Уедем отсюда, скроемся от толп людей».]
I thought, «Heaven can’t help me now».{?}[Я подумала, что в этот раз небеса мне не помогут.]
Nothing lasts forever,{?}[Ничто не длится вечно,]
But this is gonna take me down.{?}[Но это меня разрушит]
Немного подумав, Ирен крутит-вертит телефон в изящных пальцах, блуждает взглядом по квартире. Строчит маниакально в миллионный раз, всеми силами пытаясь внешне оставаться хладнокровной, как и подобает Доминантке:
«Если бы завтра был конец света, Вы бы поужинали со мной?»
Ответа, как всегда, нет и не предвидится, да только Ирэн это и не нужно. Никогда не было. Вязкая тишина, окутывающая каждого из них спустя ровно секунду после звука входящего сообщения, говорит куда больше тысячи высокопарных и, надо признаться, банальных слов. Их жизнь — игра, их жизнь — сплошная гонка, даже если кто-то успешно отсиживается в собственном бункере на Бейкер-стрит. Им говорить не надо, каждый и так в курсе, что они находятся сейчас около камина, в нём трещит пламя, а в руках потренькивает телефон. Знают друг друга уже как облупленных, только с каждым днём понимают всё резче: нет-нет, не настолько близко, ещё осталось тёмное место, тёмная сторона Луны. Пусть пройдёт даже целая вечность, место загадке будет всегда. Потому что ни Шерлок Холмс, ни Ирен Адлер никогда не ставили перед собой цель разобрать друг друга на запчасти, как кукол-марионеток, чтобы узнать, что же там внутри за механизм.
And if I told you that I loved you,{?}[Если бы я сказал тебе, что люблю тебя,]
You’d maybe think there’s something wrong.{?}[Ты бы подумала, что что-то не так.]
I’m not a man of too many faces,{?}[Я не многолик,]
The mask I wear is one.{?}[Я прячусь только под одной маской.]
Осознание приходит далеко не сразу: им попросту не хочется ничего разгадывать, как очередной шифр, да и не нужно. Они жаждут узнать о другом как можно больше, а это уже совсем иная история. Новый уровень.
Каждый из них уже давным-давно для другого занимает в душе центр, но предпочитает скрывать это даже от себя самого. Только вот пропади один — и земная ось поедет. Нет, планета, конечно, не рухнет (с чего бы, смешно же, в самом деле?), просто… Станет какой-то не такой. Слишком скучной, правильно говорил Шерлок.
Это их своеобразный личный ритуал: она посылает ему сообщение, он читает, но никогда не отвечает, лишь галочка издевательски мигает «Доставлено». Наверняка такая же возникает в мозгу Шерлока, когда он находит решение очередной загадки. Это их знак между случайными закрытыми встречами — всё в порядке. Вязкая тишина, в которой они оба утопают и которая ни к чему не обязывает (вроде бы) — благословение. Или проклятие, чёрт его знает.
Иногда Ирен ловит себя на мысли, что хочет поделиться с Шерлоком фотографией. Своей фотографией. В фирменном наряде. И не просто поделиться, а впечатать в его кровь, выжечь на подкорке сознания, чтобы он точно унёс её в могилу вместе с прямо-сладкими воспоминаниями о ней. Пускай запомнит её. С алой помадой на щеках, гладкой белоснежной кожей, с которой контрастируют чёрные волосы, а на них играют отблески солнца. Пускай запомнит её обнаженной: платья же только стесняют. К чему вообще одежда, когда без неё можно куда больше узнать о человеке, буквально душу выпотрошить, наизнанку вывернуть одним лишь взглядом, одним лишь осознанием того, как дернулся его кадык и как язык быстро облизал губы?
Хотя, чёрт с ним, она и на платье согласна, если он медленно-медленно снимет его с неё. Или быстро, по-звериному, — так ещё лучше. Шерлок ведь тоже хочет этого — она знает. И чувствует, что с каждым сообщением эта тонкая преграда желания между ними ломается-изгибается, с треском уничтожается.
Say you’ll remember me{?}[Скажи, что запомнишь меня]
Standin’ in a nice dress,{?}[Стоящей в милом платье,]
Starin’ at the sunset, babe,{?}[Любующейся закатом, милый,]
Red lips and rosy cheeks.{?}[С красной помадой на губах и румянцем на щеках.]
Say you’ll see me again,{?}[Скажи, что мы увидимся снова,]
Even if it’s just in your{?}[Даже если это просто твои]
Wildest dreams, ah, ha.{?}[Безумные мечты.]
Ирен думает ещё немного, поджимает губы. И печатает:
«А если устрою его я?»
Ответ приходит незамедлительно. Даже странно.
«Пытаетесь удивить меня, мисс Адлер? Нет».
«И почему же?»
«Во-первых, не устроите, в прошлый раз Вы попались террористам. А во-вторых, рядом, со стопроцентной вероятностью, буду я, и Вас снова выдаст Ваш пульс».
«Раз так… Как насчёт небольшой игры? Вы ведь их так любите».
Молчание. Тягучее, предвкушающее. Ну, конечно! Если бы могла, Ирен бы хлопнула себя по лбу. Он ждёт. Нет, не так. Выжидает. И Ирен сама строчит в ответ:
«Шахматы, мистер Шерлок. Виртуальные. Вы не видите меня, я — Вас. Никакого пульса, никого взгляда, никаких чувств. Только Ваш ум».
А после… После проходит несколько дней, они проверяют электронную почту, SMS — всё что угодно. Сумасшедше, машинально стуча по клавиатуре со скоростью ударов секундной стрелки часов и зная: делают это одновременно, и даже пульс не нужно считать, чтобы понять, каково это — медленно умирать от тахикардии. Ирен хранит все его письма, как бы старомодно это ни звучало, как и Шерлок — её, пусть оба и клянутся, что легко уничтожат их при первой же возможности. Нет. Духу не хватит. Или хватит, но после дрожащие руки извлекут из недр компьютера сохранённые копии.
Только теперь не о чем беспокоиться: Шерлок всё-таки согласился на ужин. Интересно, что он предпочитает: перченое, солёное, горькое или всё сразу? А что насчёт десерта? Он бы сказал, что не любит сладкое, а она — что приучила бы его к этому. Пожалуй, пора это выяснить. С хитрой улыбкой Ирен поднимается с кресла, ещё не зная, что Шерлок проделывает в своей комнате то же самое. Так же надевает пальто, так же осматривается вокруг. Жаль, фирменный наряд не наденешь, эти ограниченные людишки не поймут. Ничего, впереди ещё будет много времени.
