Она встала под струи, посмотрела на поддон душа, на грязь, что смешивалась с кровью у ее ног, и уселась прямо вниз, потому что внезапно задрожали колени. Обхватила себя ладонями, запрокинула голову навстречу летящим каплям.
Жизнь продолжалась. Она жива. И она выберется.
3
Вот не зря Мерл ржет над ним всю сознательную жизнь!
Потому что никто никогда не умел лажать круче, чем Дерил.
Ну, разве что, сам Мерл.
Всякое было, всякое. Но трахнуть целку и не понять этого — это, бля, верх просто. Или днище. Тут уж как ни назови, суть одна.
А все почему? А все потому, что бабы давно не было. Спермотоксикоз — страшная вещь.
Да и козочка сама виновата. Нахера такая сладкая? Стояла, крутила своей попкой перед ним, типа не при делах. Очень даже при делах!
Языка что ли нет, сказать, предупредить.
Ну ладно, положим, в начале он ей разговаривать не давал. Особо не поговоришь с чужим языком во рту.
Но потом-то, потом!
Испугалась? Что выкинет? На улицу выставит? Запугал, похоже, до полусмерти девку.
Но в целом, может оно и неплохо, что не сказала. Что все так получилось. Потому что Дерил себя знал. Если бы с самого начала рассказала, вполне мог бы и пожалеть. Поосторожничать.
Дурак.
Нет, трахнуть-то все равно бы трахнул, до такой степени жалость в нем не сыграла бы, чтоб не тронуть, но удовольствия получил бы в разы меньше.
А теперь жалеть нечего, ворота открыты, делай, чего душа пожелает.
Он провел рукой по мягкому изгибу спины лежащей рядом девушки, накрутил на палец светлую кудряшку. Хорошенькая такая, маленькая, ладненькая. И вся его. Повезло ему, за две канистры бензина такое чудо приобрел.
Мерл бы одобрил.
Не в его вкусе, конечно, но это и к лучшему. Потому что делиться Дерил точно не собирался.
Наклонился, вдохнул свежий, будоражащий запах чистой кожи.
Она долго в душе просидела, вышла с красными глазами, жрать готовила, шмыгала.
Он не лез.
Пусть поплачет, если хочется. Бабам оно надо. Поплачет и привыкнет.
На кровать после ужина он ее практически силой заставил лечь. Все по углам пряталась, норовила на диване устроиться. Ну уж нет, не для того он бабу себе завел, чтоб спать отдельно.
Легла, дрожит, сжалась вся.
Дерил укрыл ее одеялом, придвинулся близко, положил руку на талию. Но больше ничего не сделал, хотя приятель в штанах был очень недоволен таким развитием событий.
Но все-таки здравый смысл возобладал. Девка еще от шока не отошла, вон, как боится. Да и больно, наверно, сразу-то.
До утра подождет.
Не удержавшись, стиснул упругую попку, резко выдохнул. Спать. Спать.
Утром Дерил проснулся от стояка в штанах и холода в постели.
Эви сидела на диване, рассматривала какую-то, непонятно каким образом залетевшую в этот дом книгу.
Дерил полюбовался на ее задорно торчащие кудряшки, хмыкнул. Девчонка вздрогнула, но головы не повернула, наклоняясь все ниже над книгой.
— Привет.
— Привет.
А голосок такой напряженный, аж звенит. Еще чуть-чуть — и лопнет.
— Ты чего там?
— Книгу нашла, "Приключения Робинзона Крузо".
— Ага. Иди сюда.
Эви, деревянно двигаясь, отложила книгу, подошла к кровати.
Не смотрит даже, губу закусила. Покраснела. Сил нет, какая хорошенькая.
— На кровать ложись.
Прерывистый вздох. Подняла взгляд, словно на зверя смотрит, на мучителя какого-то.
— Дерил, я… Мне там больно…
Приподнялся, дернул за руку к себе.
— Ничего, щас разомнем.
В этот раз, по трезвяку, ощущения были острее.
Тоненькая, хрупкая, дрожит, отворачивается.
Дерил двумя пальцами за подбородок повернул, медленно и сладко накрыл дрогнувшие искусанные губы поцелуем. Он не торопился, хотя возбуждение накатывало просто зверски.
Но хотелось по-другому, хотелось, чтоб не больно было ей. Или чтоб хоть какое-то удовольствие. А то так и будет от него шарахаться. Нахрена ему это?
Баба должна быть покорной, терпеливой, всегда готовой.
Эта просто не знает, как надо. Ничего, он покажет.
Девочка на поцелуй не отвечала, но губки раскрыла, позволила ему засунуть язык в рот.
Дерил навалился, не в силах сдерживаться, обвел двумя руками тело от груди до бедер, сжимая, поглаживая, подстраивая.
— Слышь, кукла, ты сладкая, — прохрипел он и удивился своему голосу, разбойному, таким только невинных целочек пугать. Вот и эта вздрогнула.
Ничего, сейчас растает.
Он лизнул ее в шею, поцеловал, спустился ниже, к груди.
Прихватил зубами сосок, сразу же напрягшийся, скользнул рукой между ног. Сухая. Совсем. Палец не протолкнулся. Девчонка вздрогнула и зашипела от боли, тонкие ручки напряглись, отталкивая.
— Лежи тихо! — рыкнул, облизнул пальцы, опять толкнул. Подвигал туда-сюда. Ого, пошло дело.
Глянул в напряженное личико с зажмуренными глазами, легко шлепнул по щеке.
— Расслабься, бля. Нехер зажиматься. Я же все равно тебя выебу, так что выбирай — с болью или без боли.
— Животное, — прошипела Эви, отвернувшись, — грязный скот.
— Вот ты мазохистка! — восхитился Дерил, облизывая пальцы еще раз, сильнее, распределяя слюну по члену, — ну сама виновата.
Девчонка глухо вскрикнула, почувствовав его в себе, закинула руки за голову, вцепилась в подушку, выгибаясь и постанывая от боли при каждом его движении.
А Дерил не стал сдерживаться. Хотел, но не стал. Слишком языкастая, стервотина. Пожалуй, переплатил он все-таки.
Кровать, намертво приколоченная к полу, подозрительно скрипела, девчонка стонала, заводя его еще больше, и Дерил ощутил, что контролировать себя уже не в состоянии, бешено вколачиваясь в податливое тело, прижимая тонкие руки к матрасу, глядя неотрывно в полные слез глаза. Кончил он бурно, прикусив напоследок нежную кожу на плече, под уже не сдерживаемые всхлипывания Эви.
Ничего, в следующий раз будет думать, чего болтает, коза.
4
Эви брезгливо отряхнула руки, сунула ощипанную птицу неизвестной ей породы в кастрюлю.
Господи, сколько возни! Кошмар какой. Эти перья повсюду, и щипать их так тяжело, невозможно просто.
Она задумчиво потрогала синюшную тушку пальцем. Что дальше-то?
Дерил говорил, что ощипать и сварить. С овощами? В супе или в жарком есть же овощи?
Но Дерил ничего не говорил про овощи.
Наверно, можно и так сварить.
Она кое-как упихала не помещающиеся ножки в кастрюлю, налила воды, закрыла крышку.
Устало выдохнула.
Как, оказывается, тяжело вести хозяйство. Ну кто бы мог подумать!
Печь, дровяная, к которой Эви первые три дня вообще подойти боялась, была совершенно непредсказуемой в плане готовки. Ни температуру не установишь, ни нормально не сготовишь ничего.
Полуфабрикаты в кладовке были, но Дерил, притаскивая с охоты самых разнообразных животных, требовал, чтоб в первую очередь готовились они, а все остальное в запасы на всякий случай.
Запасов было столько, что спокойно можно было бы пережить ядерную войну с последующей ядерной зимой.
Генератор работал на бензине, бензина было вдоволь.
Дерил говорил что-то насчет того, чтоб переделать его в будущем на дрова. Которых тоже было нереально много.
Вообще, маленький неприметный домик в лесу внезапно оказался очень даже хорошо укрепленной и защищенной со всех сторон крепостью.
Дерил установил по всему периметру хитрые ловушки на мертвецов и на непрошенных живых, если такие вдруг, чудом разве что, сюда проберутся.
Но это вряд ли.
Дерил говорил, что об этом месте знает только его брат. Именно его он и ждал, попутно стаскивая в дом припасы со всей округи.
Эви посмотрела на закипевшую воду в кастрюле, поморщилась от неприятного запаха.
Готовить она не умела.
В приюте, куда она попала сразу после гибели матери, их ничему такому не учили.
В конце концов, всегда есть полуфабрикаты и микроволновка. И макдональдс.
