— Доброе утро, Док. Или лучше называть тебя настоящим именем, Митос?
Старик вздрогнул, он не заметил, когда парень зашел на кухню.
— Называй так, как тебе удобнее. Голова не болит? — он не мог оставить колкость Байрона без ответа.
— Тогда — Док. Нет. Голова не болит, а вот от чашки кофе не отказался бы.
Митос встал и подошел к кухонному шкафу:
— Для тебя есть кое-что получше. Этот отвар научил меня готовить один старый друг. Он был спец по разного рода чаю и отварам, — он достал из шкафа маленькую стеклянную баночку и высыпал немного ее содержимого в стоящую на столе кружку.
— С каких пор ты начал интересоваться нетрадиционной медициной?
— Дай-ка подумать… Где-то полторы тысячи лет назад, пей. Дрянь редкостная, но нервы успокаивает.
«А еще неплохо помогает наркоманам в завязке…»
— Я и так не нервничаю. Пахнет гнилью, между прочим, — Байрон скривился и поставил кружку обратно на стол.
— Пей, я сказал!
— Хорошо, хорошо! — еще раз поморщившись, парень залпом осушил кружку и закашлялся. — Мерзость!
— А кто сказал, что будет легко. Теперь собирайся. У нас еще есть одно дело.
— А завтрак?
— Потерпишь. Иди, собирайся.
— Я хоть могу узнать, куда мы едем?
— Узнаешь на месте.
— Ладно.
Уже в дверях молодой человек обернулся:
— Кстати, забыл сказать. Вчера приходил Маклауд.
Митос вскочил со стула, чуть его не опрокинув:
— Зачем?
— Искал тебя. И напомнил, что у нас с ним остались нерешенные вопросы.
— Ладно. Иди.
Примерно через полчаса, они уже вышли из квартиры.
Байрон выглядел не очень-то довольным. Закутавшись в плащ и надвинув на глаза кепку, он, оглядываясь по сторонам, поспешил к машине.
— От кого прячешься? — Митос улыбнулся.
— А сам не догадаешься? Или забыл, что я персона медийная?
— Ну, раньше тебя это не останавливало, и ты красовался вовсю. Что-то изменилось?
— Если я скажу, что мне это надоело, поверишь? — Байрон невесело усмехнулся.
— Вполне. Ладно, садись в машину.
— Как скажите, сэр, — Байрон, с ехидной улыбкой на лице, сделал реверанс.
Митос уже собирался сесть за руль, но внезапно обернулся к другу:
— Джордж, почему ты меня слушаешься? Это на тебя не похоже.
— Хочу узнать, что будет дальше. Не люблю, когда все обыденно — мне тогда скучно.
— Защищайся! Или эта жизнь тебе совсем надоела? — казалось, бой совершенно не отнимал у Митоса сил — голос был практически спокойным.
— Вполне возможно. Но уж поверь — сейчас я умирать не намерен, — Байрон, улыбнувшись, отразил атаку Старика, но, несмотря на внешнее спокойствие, он уже изрядно вымотался.
Плечо словно горело огнем, сердце колотилось так, словно он недавно пробежал стометровку, а отсутствие второго клинка серьезно усложняло ситуацию.
Следующую атаку Митоса он отразить уже не смог и схватившись за раненое бедро, рухнул на пол. А над ним летали птицы, он видел их сквозь дыру в крыше. Странно — птицы, в такое-то время года. Но приглядевшись, он все понял — вороны. Темные вестники…
От этих мыслей его отвлекла сталь клинка у горла и голос Митоса:
— Ты не меняешься, Байрон. Удивительно — каким чудом ты прожил столько лет. И не плети мне про то, что бастард — оружие не для тебя. Ты бессмертный и должен уметь пользоваться чем угодно. Жаль, что ты так это и не понял!
Ему потребовалась минута, чтобы ответить:
— Ладно, я понял. А теперь, Митос, будь другом убери эту дрянь от моей шеи, дай полчаса на отдых и продолжим, — он попытался выдавить из себя улыбку.
Но взгляд Адама мгновенно стер ее с его лица…
— Кто тебе сказал, что для тебя будет продолжение? Приятель, если ты еще не понял — это конец, — он впервые видел подобную улыбку на лице Дока.
Он не успел ничего ответить. Противник замахнулся, Байрон лишь успел зажмуриться, и…
Прошла словно целая вечность, прежде чем он понял, что все еще жив. Сердце, казалось, сейчас выскочит из груди, по лицу стекали струйки холодного пота. Он набрался смелости и открыл глаза.
Старейший сидел на какой-то бетонной плите, опустив меч, и пристально смотрел на Байрона.
— Тебе не кажется, что допустить дважды за неделю, присутствие чужого меча возле своей шеи — это недопустимая роскошь?
— Ты… ты… Зачем? — капли начавшегося на улице дождя капали на лицо, прорываясь в помещение сквозь дыры в крыше, смешивались с потом и… Черт! Он что, опять плачет?!
— Считай это уроком. Никогда не надейся на пощаду. Даже во время тренировки, дружеского спарринга делай все, чтобы не допустить поражения. Ты еще не дожил до тех лет, когда можно будет позволить себе расслабится. И не доживешь, если продолжишь такими темпами. Поверь, убить может не только враг. Любимая, друг, учитель, ученик — кто угодно может нанести последний удар. Нельзя жить в ожидание этого удара в спину, но и забывать про то, что он возможен, прав у нас нет, — он ненадолго замолчал, словно собираясь с мыслями. — И еще я хотел кое-что проверить.
— И как? Проверил?
Док улыбнулся:
— Да. Что бы ты ни говорил, жить ты до сих пор хочешь. Ладно, успокойся. Вставай, нам пора. Продолжим завтра.
Байрон с трудом поднялся на ноги — отсутствие трости сильно мешало, а опираться на меч было неудобно:
— Я не собираюсь ничего продолжать! Иди к черту! Ты пропадаешь, черт знает на сколько лет, потом врываешься в мою жизнь, пытаешься приучить меня жить по своим правилам! Тебя и учителем-то я могу назвать лишь с натяжкой! Друг? Какая, мать твою, дружба!? Чего ты от меня хочешь?
— А вчера ты говорил иначе… Я хочу, чтобы ты жил, кретин! Пойми это! Пойми! — крик Адамса, такой не привычный, заставил его застыть на месте. — Я ненавижу лезть в чужие жизни! Ненавижу заниматься чужими проблемами и подставлять себя под удар! Но я это делаю! Так сложно понять зачем!?
Он слышал такие слова впервые. Хотелось что-то сказать, объяснить, попросить прощения, но он смог сказать только одно:
— Знаешь, Док, тут холодно. Поехали домой.
Глава 6
В машине они молчали. Байрон всю дорогу смотрел в окно, а Митос и не думал начинать разговор.
Был ли он доволен реакцией Байрона на свой маленький спектакль? Отчасти. Вот только горечь, появившаяся после его упреков, все не отпускала. Когда все начиналось, он был готов к тому, что с этим парнем просто не будет. Только все обернулось иначе. Старейший ждал скандалов, попыток сбежать, напасть на своего спасителя и тюремного надзирателя в одном лице. Но ничего этого не было. Был лишь молчаливый упрек в глазах, редкие вспышки гнева, покорность и абсолютное безразличие к происходящему, пусть и умело прикрытое. Митос не мог понять, в чем его обвиняют, но куда больше его заботило другое — куда делся прежний Байрон. Ведь, даже в том человеке, который пришел в бар к Джо, было больше от прежнего Байрона, чем в том, кто сейчас сидел на заднем сидение его машины. И все чаще эти его размышления приходили к печальному финалу. Все чаще он задавался вопросом: а не сломал ли его он сам? Не добил ли он его в тот момент, когда не дал Маку нанести последний удар. Ведь он не раз видел подобное. Видел как приговоренные к смерти и спасенные в последний момент люди ломались, превращались в живых мертвецов. Ему самому однажды с трудом удалось удержаться и не позволить своему сознанию рухнуть в эту яму. Невозможно жить как прежде после того, как смиришься со смертью, с последней смертью. Что-то всегда меняется. И иногда эти изменения способны свести в могилу или сделать трупом уже при жизни. Так неужели именно так и произошло в случае с Байроном?
Митосу с трудом удалось отогнать от себя эти мысли и сосредоточится на дороге. Когда они подъехали к дому, и Митос припарковал машину, он обернулся к Байрону. Ему казалось, что он должен сказать хоть что-то…
— Слушай, а тебя не начнут искать? Ты уже дня три не даешь о себе знать.
