Слово за слово, Джим постепенно вытащил из неё если не подробный, то, по крайней мере, точный рассказ о событиях, свидетелем и участником которых была она сама. Каждый раз, слыша про пророчества, силу любви и победу, он делал пометки в блокноте и, наконец, сказал: — Это то, что нам нужно. Выйдет милая сказочка.
Вернув Джима домой и оставив его думать над будущей книгой, Гермиона отправилась в Министерство, наскоро просмотрела бумаги, которые ещё не успела разобрать Пенни, дописала отчёт для Кингсли, разве что не упоминала о том, что у Джима появилась идея писать историю о Гарри — надеялась, что они найдут другой сюжет.
Кингсли отчётом был удовлетворён. Перед тем, как отпустить Гермиону, он сказал: — Я понимаю, тебе сейчас сложно понять важность этого дела. Надеюсь, постепенно ты осознаешь, почему Дамблдор так этого хотел. — Наверняка. Он всегда был прав, — ответила Гермиона и отправилась домой.
Рона не было снова — вместо него на столе стоял небольшой шоколадный тортик и лежала записка: «Прости, совсем зашиваюсь. Люблю. Р».
Она улыбнулась — у Рона была дивная привычка извиняться не цветами, а сладостями. — Да вы сговорились, — пробормотала она себе под нос, но не удержалась и отрезала кусочек.
Заварила чаю и уже почти устроилась в кресле с книгой по ментальному волшебству, как камин вспыхнул, и в огне показалась голова Джинни. Гермиона отложила книгу и опустилась на колени на ковёр. — В чём дело? — Гермиона, прости меня, — прошептала Джинни, — но я не справлюсь без тебя. Это снова… Он снова пропал.
Гермиона закусила губу и беззвучно застонала. Вдруг очень захотелось прогнать Джинни, сказать, чтобы она сама искала Гарри и не просила её снова ходить по грязным притонам и всматриваться в лица опустившихся подобий людей. Но следом за этим желанием волной накатил стыд. — Я сейчас приду к тебе, и мы что-нибудь придумаем, — сказала она решительно и, едва Джинни исчезла, шагнула в камин. — Прости, Гермиона, — Джинни, очевидно, едва держалась, но не позволяла себе плакать. — Ты не должна делать этого. — Замолчи, — велела Гермиона, — Гарри — мой лучший друг, а ты — ближайшая подруга.
Наверное, она сказала это не столько для Джинни, сколько для той малодушной себя, которая так хотела сбежать обратно в уютную квартирку. — Он был сегодня на дежурстве? — Нет. Он дежурил позавчера ночью и большую часть дня вчера, сегодня у него выходной. И его нигде нет, я всё обыскала. Даже у Дурсля была, — Джинни тяжело выдохнула и тихо добавила: — Я подумала, что, может, и не нужно его искать. Мы не можем помочь ему, а только злим. И он отдаляется от нас. Возможно, если бы мы попробовали его понять… — Джинни, — Гермиона положила подруге руки на плечи, — перестань. Он болен. Ему нужна помощь. Мы найдём его, а потом… Будем искать варианты. Возможно, зарубежный целитель. Или кто-то из Мунго, кто готов будет дать Непреложный обет и молчать. Мы найдём способ вытащить его, и у вас всё будет хорошо. — Я пойду с тобой в этот раз, — Джинни выпрямила спину. — Ни в коем случае. Приготовь всё, что может потребоваться, я вернусь так скоро, как смогу.
Гермиона развернулась и, больше ничего не говоря, аппарировала из дома Блэков. Она едва ли могла бы точно сказать, почему так категорически отказалась от предложения Джинни пойти с ней. Возможно, берегла её нервную систему. Возможно — свою. Кажется, одной с этим справиться было легче.
Она помнила тот притон, где однажды нашла Гарри, и решила начать с него.
За полгода в нём ничего не изменилось — стоял тот же тошнотворный запах, люди поломанными куклами всё так же лежали вдоль стен. Только красивого парня в углу не было — его лежанку занимал грязный старик. Не было и Гарри.
Она ходила между тел, трясла их, наконец, достала палочку и начала заглядывать в сознания. Больные, горящие в наркотической агонии умы было читать почти невозможно, но всё-таки спустя время в череде фантастических видений она сумела отыскать адрес и внешний вид ещё одного места, где собирались наркоманы.
Аппарировать в незнакомое место было слишком опасно, и Гермиона добиралась маггловским способом, проклиная медлительность машин и опасаясь… чего-то. Того, что не успеет.
«Другое место» оказалось обычной квартирой в подвале старого дома на углу Бересфорд-роуд. Снаружи было тихо, но едва Гермиона, набросив на себя дезиллюминационное заклятие, пробралась мимо одинокого парня на входе и вошла внутрь, как её оглушил ор десятков голосов.
В притоне, из которого она недавно ушла, люди походили на сломанных кукол. Здесь — на марионеток, которых сумасшедший кукловод дёргает за все ниточки разом. Они прыгали, дрыгались, кричали. Гермиона метнулась в угол, чтобы не быть затоптанной. В воздухе висели клубы едкого сладкого дыма.
Она закашлялась и попыталась разобрать хоть что-то в шуме и разглядеть лица за дымовой завесой.
Оказавшуюся рядом девушку стошнило на пол, и Гермиона почувствовала, что её тоже начинает мутить. Дав себе слово, что она сейчас пройдёт в толпу и отыщет Гарри, едва только отдышится, она толкнула дверь за спиной и скользнула в маленькую кухоньку.
И едва не заплакала от облегчения, увидев в ней Гарри — он сидел в кресле в расслабленной позе, запрокинув голову на спинку.
Он был не один — возле стола, склонившись над микроскопом, стоял тот самый красивый парень из притона. — Продолжай описывать ощущения, — произнёс парень. — Х… — ответил Гарри. — Хорошо. — Точнее. Мне нужно больше данных для анализа. Ты чувствуешь изменение мыслительного процесса? — Них… — Заторможенность речи, я понял. Это пройдёт — у меня прошло через три с половиной минуты, но твой организм более вынослив, так что… — Нихрена себе штука, — пробормотал Гарри. — Две пятьдесят, отлично.
Гермиона закусила ладонь, чтобы не вскрикнуть. Её парализовало от страха — то, что она видела, было чудовищно. — Продолжай говорить, — велел парень, всё ещё не поднимая головы от микроскопа и одной рукой делая какие-то пометки в блокноте. — Мне нужно следить за всеми реакциями, частоты сердечных ритмов недостаточно. — Джин меня убьёт, — заметил Гарри. — Шерк… Мерлин, я забыл… Шес-с-ахаш, — он вдруг перешёл на парселтанг, вернее, на его подобие. — Вспоминай. Я говорил тебе своё имя не так давно. — Не помню, — Гарри закрыл глаза, а парень с незапоминающимся именем на «Ше» записал в блокнот, проговаривая вслух: — Сбои кратковременной памяти, — потом спросил: — Что насчёт истории из детства? — Я жил в чулане половину грёбаного детства. А потом меня забрал великан. В волшебную школу… — Галлюцинации и бред, — прокомментировал парень и оторвался от микроскопа, и Гермиона увидела, что зрачки у него неестественно маленькие, похожие на спичечные головки.
Больше ждать было нельзя, она сбросила маскировку и рявкнула: — Что ты ему вколол?
Парень посмотрел на неё, моргнул и сообщил: — Ты живёшь в небольшой квартире на солнечной стороне дома, у тебя есть камин, который ты часто разводишь, а одежду, которая на тебе надета, купила только сегодня.
Его голос, в отличие от голоса Гарри, был твёрдым и спокойным, и, если бы не зрачки, он выглядел бы совершенно нормальным. — Что ты ему вколол? — повторила Гермиона. Ей было плевать, откуда он узнал про камин и солнечную сторону. Ей было необходимо узнать, как лечить Гарри от приёма этой дряни. — Маникюр аккуратный, но простой. Офисный работник. В долгих отношениях. Скука, — парень опять развернулся к Гарри, но прежде, чем Гермиона успела достать палочку и применить легилименцию, дверь кухни распахнулась, впуская ещё одного знакомого Гермионе персонажа.
В этот раз он был не в белом, а в тёмно-сером с искрой костюме. В тесной грязной кухне он выглядел неуместно. Слишком здоровый и слишком благополучный. Наверное, Гермиона и сама выглядела так же. — Какая встреча! — сообщил парень вошедшему. — Решил развлечься, братец? — В этот раз ты перешёл все границы, — медленно сказал вошедший. — Ты можешь пойти со мной добровольно. Или тебя отволокут ко мне домой, но тогда я гарантирую, что родители узнают обо всём. — Стойте, — произнесла Гермиона. — Он должен сказать, что именно вколол моему другу. Это не обычный наркотик, а что-то экспериментальное.
