Правда была в том, что Её Король просто любил их, как родную семью, которой его лишили подлые предатели! Так же, как они лишат семьи и Тильту!
Прекрасная жизнь юной леди, закончится, едва начавшись. Они оставят ей один пепел с солоноватым вкусом бегущего по щекам водопада горьких капель.
Тогда она молила своих мучителей о смерти, но ей сообщили, что последней деве рода Евлампий «оказали милость» по просьбе Святой. Милость? Милость⁈ МИЛОСТЬ⁈ Проклятая сука, окружённая проклятыми ублюдками забрала у неё ВСЁ, и смеет говорить о милости⁈
Кончилось всё просто. Она выбрала момент, когда никто не смог ей помешать, и вышла в открытое окно. Несколько секунд полёта… и после них наступило блаженное ничто. Мгновение или год, или тысячелетие… она не существовала. Не было ни боли потерь, ни сожалений, ни горя, ни воспоминаний. Только бесконечное ничто.
Почему всё изменилось? Тильта не знала. Просто… в какой-то миг вечности она снова стала собой. Ничего не понимающей, висящей везде и нигде. Она не слышала, не видела, но ощущала себя. Не тело, нет — разум. Чувствовать себя голым сознанием… мягко говоря необычно. К тому же ей не дали освоится.
Тильта ощутила вопрос. Да, не услышала, ведь вокруг была не просто тишина. Само понятие «слышать» тут было… м-м-м… чуждым. Но вопрос она почувствовала. Неизвестный или неизвестные хотели знать, чего она хочет.
Наверное, будь она в собственном теле, или если бы немного успела прийти в себя, то заметила бы ещё тогда, что её эмоции… почти отсутствовали. Только самые яркие и глубокие хоть как-то, но ощущались. Всё же остальное… было практически несуществующим. Бледным, пресным, не имеющим значения.
Только её горе страшно потери и память о том счастье, что она не ценила, горели горько-сладким огоньком в душе. Тильта не хотела ни мести обидчикам, ни смерти убийцам. Она хотела… всё исправить! Чтобы не было смертей её семьи, чтобы она не была такой идиоткой! И забрать, забрать обратно! Всю ту боль, которую причиняла любимым грубыми и глупыми словами. Каждую ранку на сердце матери, что она умудрилась нанести. Каждую обиду на отца, из-за которой не разговаривала с ним неделями, теряла время, что можно было провести с любимым родителем. Она хотела исправить всё это, изменить, чтобы не было больше капризной идиотки Тильты, мечтающей быть в блеске высшего общества, и как можно дальше от «скучной провинции».
И вновь наступило ничто. Было оно длиннее или короче предыдущего — девушка не знала. Но в один ужасающе прекрасный момент она ощутила себя вновь живой. Мелкой пигалицей, не успевшей ещё натворить все те дурости, о которых Тильта так сожалела.
Юная леди, продолжая улыбаться и наблюдать за «своим» танцующим братом, тихо-тихо вздохнула. За все годы, которые Тильта провела, наслаждалась обществом своей семьи… она ничего не сделала. Всё же, несмотря на прозрение, смерть, новое прозрение, она так и осталась глупой, нерешительной девчонкой. Только мечта сменилась.
Тильта боялась всё сделать ещё хуже, ведь Евлампии укрывали у себя последнего представителя прошлой династии. Это измена. Даже если девочка раскроет личность «своего» брата нынешней власти — отца и старшего брата ждёт неминуемая казнь. Остальных… неизвестно. Матушка считает Бойла ребёнком, которого спас и укрыл у них отец. Она и не подозревает о том, к чьему роду принадлежит приёмный сын. Матушка растила Бойла, как родного и любила ничуть не меньше остальных своих детей. Она очень добрая, заботливая и обожает детей настолько, что знает по именам малышей всех слуг особняка Евлампиев.
Баронесса легко позволяла детям простолюдинов играть со своими детьми, настаивала на их образовании, а если малыши болели, то их всегда, по приказу матушки, осматривали доктора и целители, за которых платили Евлампии. Тильте даже казалось, что привези отец не одного младенца, а десяток, мама не была бы особо против. Только наняла бы больше нянек, и с удовольствием тетешкалась с ребятнёй.
Второй и третий братья тоже не знали, кем был «их» брат. Второй, на момент появления Бойла, уже полтора года был на Флоте, вернувшись в отпуск домой лишь через три месяца, удивившись и обрадовавшись «новому будущему капитану Евлампию». Третий — учился в морской академии, и тоже не был дома почти год. Единственное, чему по-настоящему удивлялись братья, так это отсутствию вестей о беременности матери в письмах. Про саму Тильту и говорить не стоит — она в те времена ещё не родилась. Только со слугами было всё непонятно, но девушка и не пыталась о них ничего узнать.
— Это леди Валуа, — с лёгким удивлением пояснил отец, прервав мысли Тильты. — Я знаю лишь то, что Бойл спас ей жизнь в той истории со степняками, что дерзко, глупо и в высшей мере напрасно попытались устроить во Дворце бедлам.
— Ну, формально — всё же устроили. Они сорвали день рождения Её Высочества, — на лице мамы легко можно было прочесть всё то неодобрение, что она испытывала к диверсантам из Великой Степи. Конечно: испортить праздник ребёнку — матушка такое весьма осуждала.
— Подлецы, — охотно поддержал супругу барон, прекрасно зная, что попытка как-то преуменьшить значимость срыва мероприятия приведёт к не лучшим последствиям. Баронесса, конечно, не устроит скандал, но разговор на полчаса о том, каким опасностям подвергался «малыш Бойл» и как тяжело должно быть милой Принцессе — гарантирован.
— Жаль Фольтест не смог прибыть, — вздохнула женщина. — Посмотрел бы, как возмужал его младший брат.
— Увы, — барон покачал головой. — Или он, или я — должны были остаться в баронстве. Не переживай, наш сын точно не будет скучать. Наша невестка не даст загрустить старшенькому.
— Похабник, — едва слышно отметила леди Евлампий, неодобрительно покосившись на мужа.
— Хах, — так же, едва заметно усмехнулся барон. — Ты читаешь леди Джирайя, а похабник значит я?
— Это… другое, — матушка сделала крайне независимое лицо, едва заметно покраснев. — И не делай вид, что не читал сам. Не поверю!
— Хм… — пришла очередь отца выпускать на лицо независимое выражение, и всматриваться в танцующую пару. — Всё же, они очень хорошо смотрятся вместе. Удивительно, что леди Валуа в паре с нашим сыном. Из того, что я слышал…
— Больше верь сплетням, — хмыкнула баронесса. — Тем более, пока они до нас доходят, превращаются во что-то совсем уж несуразное. Посмотри на эту девушку — она же настоящий Ангел. Как можно поверить, что леди, способная улыбаться настолько слепяще-искренне, может быть какой-то мегерой.
— Беловолосая и алоглазая, — отметил барон.
— Бойл слишком прагматичен, чтобы верить в сказки черни, — матушка Тильты чуть сморщилась. — Что Храм, что маги, что учёные мужи и дамы, все твердят о абсолютной глупости и несостоятельности сказки о «детях скорби». Это мракобесие, муж мой, которое должно быть чуждо аристократу Эйрума.
— Интересно, если бы наш сын не смотрел на леди Валуа таким взглядом твоё мнение бы изменилось?
— То… другое, — баронесса позволила себе тонкую улыбку, прикрыв её веером таким образом, чтобы видели только барон и Тильта. — Как мать, я бы поддержала своего сына даже в случае, если бы он привёл в наш дом ведьму. Главное, чтобы они смотрели друг на друга… вот так.
— Ха, — барон усмехнулся, пробормотав под нос что-то о ведьмах, взглядах, и о том, что приворот — совсем не обязательно является магическими штуками.
Тильта только головой покачала, продолжая наблюдать за танцем «брата» и леди Мэрили. В прошлой жизни их вообще ничего не объединяло, а смерть «суки Валуа» потрясла столичное общество. Было много разговоров. Как ни странно, многие её жалели, даже несмотря на обиды, которые алоглазая и беловолосая дворянка нанесла некоторым аристократкам.
Они действительно выглядели весьма довольными обществом друг друга. Улыбки, взгляды, сам танец. Так не ведут себя люди, испытывающие по отношению к партнёру по танцу даже безразличие, не говоря уже о отрицательных эмоциях.
«Неужели и в этом виновата я?», — спросила себя Тильта. — «Мои письма привели к таким последствиям?».
