Драко не думал об этом десять лет. Он похоронил в себе это воспоминание, как грязный секрет.
Не было человека, который бы захотел это обсудить. Кто мог бы напомнить об этом.
Он чувствует, как горло сжимается, и появляется тошнота.
Воспоминания уносят еще дальше. Он видит маленькую девчонку с гордо поднятым носом и огромной кучей локонов на голове.
Кого-то из грязнокровок убьют, по мне, хорошо бы Грейнджер.
Поганая грязнокровка.
Закрой свой грязный рот.
Он изо всей силы закусывает щеки внутри, глядя на отвратительное слово «Грязнокровка», высеченное на нежной руке.
Осознание глупости и безысходности ситуации, в которой он оказался, накрывает его с головой, и он снова поднимает глаза на нее.
На что он вообще рассчитывал? На что? Мерлин, как же было глупо даже попытаться мечтать. Мечтать о том, что все осталось в прошлом. Мечтать о том, что все происходящее — новая, другая жизнь. Мечтать о… ней?
Почему так больно?
Драко смотрит на Грейнджер. Картинки в голове тут же сменяются.
“Я же говорила! Мы сможем!” Грейнджер, бросающаяся ему на шею, счастливая после сообщения от Макос.
Она же. Теплая и такая красивая, спящая на его плече на пляже.
“Пойдем танцевать?” Он протягивает руку, и она, улыбаясь, касается его.
“Возможно, потому, что ты тоже не остался собой десятилетней давности”.
Какого черта, Грейнджер?
— Какого черта, Грейнджер? — он повторяет за своими мыслями.
— Что? — она удивленно смотрит на него.
— Ты… ты должна уйти.
— Что?
— Какого черта ты делаешь здесь со мной, а? Грейнджер, ты в своем уме?
— Я не понимаю…
— Чего ты не понимаешь? — он судорожно трясет ее руку и смотрит на розовую надпись. — Грейнджер, что это? Ты вообще помнишь этот день? Ты не понимаешь? Ты сидишь в комнате с человеком, который сделал это, — он демонстративно упирается взглядом в буквы.
— Это сделал не ты.
— Мерлин, да какая разница?! — он сжимает ее руку сильнее и кричит прямо в лицо. А потом отпускает и встает, отворачиваясь. — Я был там. И я не сделал НИЧЕГО.
— Ты не мог…
— Грейнджер, очнись! Какая разница? Боже, ты мазохистка? — поворачивается к ней и кричит, размахивая руками. — Может, ты нездорова? Грейнджер, я унижал тебя всю твою жизнь. Моя тетка чуть не убила тебя, Мерлин! Я стоял там и смотрел. Что с тобой не так, а? Моя семья и я пытались извести таких, как ты, веками. Что за дерьмо с тобой происходит? Это какая-то реабилитация пожирателей? Или ты просто сумасшедшая? Почему ты здесь?
— А почему ты здесь, Малфой? — говорит она спокойно.
— Причем тут я?
— Да потому что мы сидим здесь по одной и той же причине! — она бросает эту фразу ему в лицо и замолкает. Плечи вздымаются, она рвано дышит. Как и он сам. — Покажи мне.
— Что?
— Покажи мне свою. Метки нет, но я знаю, что она не удаляется. Дай мне руку.
— Грейнджер…
— Дай руку!
— Уходи, Грейнджер.
— Дай! Мне! Руку! — она просто орет на него.
Он хмурится и смотрит на неё. Почему бы просто не выставить ее, рана обработана. Не выставить или самому не свалить к чертовой матери, пытаясь забыть о ней, пытаясь забыть обо всех этих днях. Потому что это не его жизнь.
Но вместо этого он подходит и опускается перед ней на колени. Снова.
Она аккуратно берет руку, и Драко почти готов закрыть глаза от того, насколько нежны ее прикосновения. Другой вытягивает палочку.
— Фините.
Чары исчезают и на свету проявляется метка. Череп со змеей. Со смерти Волад-де-Морта она больше не движется. Драко бросает взгляд на предплечье и кривится. Метка находится на видном месте, но он видит ее нечасто, она почти всегда скрыта. Этот утренний ритуал стал ежедневным уже очень давно.
Грейнджер проводит пальцем по контуру черепа, потом обводит змею. Медленно, изучающе. Он смотрит на нее.
— Не такая уж она и страшная. Особенно, когда змея не ползает, — она ухмыляется.
Драко качает головой. Она держит его левую руку своей. На обеих шрамы, почти на одном и том же месте.
— У каждого из нас они свои, да? — она вздыхает, будто обдумывая следующую фразу, а потом говорит, — это не наша, война, Драко. Не твоя и не моя. Я знаю, почему ты не вмешался в поместье. Я поступила бы так же ради своей семьи и себя. Любой поступил бы так же. Я никогда не винила тебя в том, что произошло. Твою тетку — да, возможно, отца. Но я никогда не винила в этом тебя.
Драко смотрит на нее так внимательно, что место, где сошлись его брови начинает болеть от напряжения, а в глазах рябит. Они не двигаются.
Она отпускает его и вздыхает. Не зная, куда деть, Грейнджер стискивает одну руку второй на коленях.
Я никогда не винила тебя в том, что произошло. Я никогда не винила в этом тебя.
Она сидит на кресле ровная, как струна, руки сложены на бедрах. А он перед ней. На коленях. Как щенок, сидит и ищет её взгляд. Потому что он и есть щенок.
Странная поза, в которой находятся два человека, смотрящие в глаза друг другу, и тишина в комнате, прерываемая звуками начавшегося дождя, бьющего каплями в бассейн на террасе.
Неловкость, которую Драко должен испытывать, проживая этот момент, послана куда подальше.
И он сдается.
Драко медленно вздыхает, а потом аккуратно прижимается лбом к ее сомкнутым рукам и шепчет:
— Мне так жаль. Если бы я только мог передать, как мне жаль. Если бы я мог, я забрал бы обратно и уничтожил каждое слово, которое сказал тебе. Каждую обиду. Каждый раз, когда ты плакала из-за меня или моей семьи. Грейнджер, я бы убил её. Если я только мог бы повернуть назад. Я убил бы ее, даже не раздумывая. Я не смотрел бы на то, как тебя там, как ты… Я… я не знаю… я…
Он закрывает глаза, резко выдыхая, и все ощущения в теле концентрируются на одной точке — месте, где горячий лоб касается холодных чуть дрожащих рук на её коленях.
Вдруг одна из них пропадает на секунду, а потом ложится на его затылок, погружаясь в волосы, и он еле слышит тихое:
— Я прощаю тебя. Я понимаю тебя.
Драко резко открывает глаза и пытается вспомнить как делается вдох, потому что…
Потому что…
Драко кажется, что он задохнется. Лавина чувств, которая обрушивается на него с этими словами настолько велика, что наверняка, способна убить его сейчас.
Он даже не мог задуматься, насколько сильно ему нужны были эти слова. Слова, которые заставили сердце биться. Которые выпустили из груди огромное черное облако, будто проплывшее по гостиной и унесшееся в открытые двери террасы. Оставив внутри свет.
Он благодарит Мерлина за то, что его тело имеет опору, потому что у него темнеет в глазах. Руки, которыми он упирается в пол с двух сторон от себя, почти сгибаются в локтях, но он силой удерживает себя в недвижимом положении.
Что она делает с ним?
— Ты… что ты сказала? — он поднимает голову и оказывается прямо напротив ее лица.
Она смотрит на него внимательным и очень добрым взглядом. Взглядом, которым умеет смотреть только Грейнджер.
— Я прощаю тебя.
— Я не заслуживаю этого, Грейнджер.
— Это мое решение, Драко, — если бы он мог думать, то обязательно бы заметил, что она уже второй раз называет его по имени. А еще заметил бы, что она не вынимает руку из его волос и чуть поглаживает затылок.
— Я… я не мог даже мечтать об этом, ты понимаешь?
— Что ж, значит, я снова удивила тебя, не так ли? — она чуть наклоняет голову.
Треск заставляет их обоих подскочить, маленькая рука выскальзывает из волос Драко. Сова влетает в открытые двери под оглушительный раскат грома садится на столик.
Грейнджер подскакивает с кресла.
— Я… я подышу воздухом, — и бросается на террасу.
Твою мать.
Драко, не глядя, отвязывает письмо от лапы совы, закидывает в мешочек первую попавшуюся монету и почти выбрасывает птицу из комнаты на улицу.
Выходя, он попадает под ливень, настолько сильный, что он видит только силуэт Грейнджер возле бассейна. Она стоит, обнимая себя руками за плечи. Даже с десяти метров Драко замечает, как сильно ее трясет.
