Они сказали:
– ПРОВАЛИВАЙ ОТСЮДА НА ФИГ, УРОДЛИВАЯ СУКА!
Я взбеленилась и заявила, что в таком случае останусь на крыльце до утра.
Один из парней такой:
– Пустим в дом, если ты нам всем отсосешь!
Другой такой:
– Черта с два, я эту сучку и близко к своему члену не подпущу!
Я бы в любом случае не стала этого делать.
И тогда один из этих скотов меня обоссал. Буквально.
Я просила дать мне денег на звонок, и я уйду. Они набрали доллар четвертаками, и я ушла. На душе было невероятно погано. Слезы у меня уже кончились. Кровило колено, которое я до этого разбила. Я пошла к таксофону на заправке «Терки-Хилл» позвонить Джеффу, попросить прощения и вымолить, чтобы он за мной приехал.
По дороге какой-то мужик лет тридцати семи – сорока предложил меня подвезти. Он стоял на другой стороне шоссе, и я не могла разглядеть, кто это. Может, думаю, кто-нибудь из гостей вечеринки, которому стало плохо. Я подошла, а мужик оказался вообще незнакомый, в жизни не встречались! Как я от него ломанулась!
Я уже прошла пешком полдороги домой, когда рядом затормозила мамина машина. Видимо, кто-то из «друзей» позвонил моей матери и накапал, что я напилась, обкурилась и иду домой в темноте одна.
Выдастся же такой вечер ПРОКЛЯТЫЙ!
* * *
Дорогой Никто!
Я трахаю только любимых,
Отчего ж я не люблю всех подряд?
Меня вон все подряд любят -
Каждый норовит отыметь.
* * *
Дорогая Хейли!
Жаль, что нет возможности пообщаться лично – СТОЛЬКО ВРЕМЕНИ уже не встречались. По тебе я скучаю сильнее всего. Никто не видит ситуацию с моей точки зрения. Мной пользуются, на меня плюют и грабят в мое отсутствие, но через некоторое время мне становится все равно.
Я просыпаюсь в незнакомых домах среди незнакомых людей, повсюду тараканы и засохшая блевотина. Зима – худшее время года: не переночуешь в парке или переулке. А пьяная я вытворяю глупости – засыпаю в героиновых притонах, полных извращенцев и психов, которые только и ждут, когда я отключусь.
Иногда я скучаю по Джеффу, но с ним все закончилось отвратительно. Мне лишь НУЖНО об этом помнить.
Хейли, напиши, когда сможешь. Не забывай, я тебя люблю, ты моя лучшая и единственная настоящая подруга. Береги себя.
Я тебя очень люблю! Очень! И очень скучаю!
С любовью, Мэри Роуз.
* * *
Дорогой Никто!
Приятели Джеффа знают меня лучше, чем он. Я знаю алкоголь лучше, чем Джеффа. Джефф меня любит, только когда напьется. Я все еще люблю его, но что с того? Любовь должна быть взаимной. Любовь меня губит. Нужно избавиться от любви к Джеффу. Он меня убивает, он поступает со мной злейшим образом – ОН МЕНЯ ИГНОРИРУЕТ!
Финиксвилл, Пенсильвания
Весна 1998 г.
Дорогой Никто!
Я не видела Джеффа три мучительные недели, а по эмоциональному счету – целую жизнь. Мой ангел, моя лучшая половина – нет, мое целое, мое все. Даже здоровье никогда не значило для меня столько, сколько Джефф. Он утишал боль лучше любого наркотика – и он же причинил мне больше боли, чем моя болезнь.
Если я снова увижу его, я вырву себе глаза, чтобы он стал последним, кого я видела в жизни.
Если я снова услышу его дивный голос, я проткну себе барабанные перепонки, чтобы он был последним, кого я слышала в жизни.
Если я снова коснусь его, я отдам свое тело Богу, променяв прикосновение Джеффа на самую отвратительную проказу. Я хочу, чтобы его прикосновение было последним, что я почувствую.
Я хочу носить в себе его частицу. Жаль, что я не могу забеременеть и отдать плод Богу в болезненном выкидыше, лишь бы ощутить плоть и кровь Джеффа в моем смиренном теле. Я бы отдала все за его частицу во мне, пусть даже изначально обреченную.
Мой дорогой, мой замечательный, мой прекрасный спаситель, я произнесла бы три самых всесильных слова, какие знаю: я тебя люблю. А потом я отрезала бы свой язык и предложила его Богу с мольбой, чтобы это были последние слова, вылетевшие из моего рта. И лежа где-нибудь глухая, бесплодная, изуродованная, слепая и прокаженная, я не пожелаю вернуть себе ничего из пожертвованного.
Ни на единый миг.
* * *
Дорогой Никто!
Вчера это снова случилось. Я продолжаю медленно губить себя. Каждые выходные все только хуже: дерьмо копится, копится, набралась уже целая гора. Я будто тону, и не за что схватиться, потому что все вокруг тоже летит в тартарары. Я не хотела, чтобы вышло так хреново, оно само.
Вчера меня снова арестовали – я находилась на улице после дозволенного времени и нарушила границы частной собственности. Погода была холодная, а я шла в юбке и без пальто. В начале вечера пальто у меня было, но его украли. Когда мы пришли в тот дом, куда я «проникла без разрешения», хозяин выбежал на улицу. Все убежали, но я отстала и не видела, куда они делись. Шел дождь, было ужасно холодно. Я потеряла свои (любимые) туфли, но не остановилась. Я пробежала целую милю до дома без туфель и пальто, промокнув насквозь. Странно, но на бегу я не чувствовала дождя со снегом, холода и острых камушков под ногами – меня затопило удивительное онемение. Даже силы не кончались и дыхание не перехватывало – бежала себе и бежала. Мне нравилось, как мечется моя тень на земле, и шлепанье, с которым я пробегала по лужам. Я думала, все обойдется, но впереди появилась полицейская машина, и коп окликнул меня по имени. Я была почти дома – и успела бы, если б не остановилась. Но я, дура, остановилась, и меня в тысячный раз арестовали.
Было пять утра, когда из участка позвонили моей матери и предложили приехать за мной. Естественно, она в ярости, а я, естественно, сгораю от стыда и унижения. Мы с ней на ножах, но мне ДО СИХ ПОР стыдно, что я ее подвела.
По почте мне пришло письмо, что за апрель я должна четыреста долларов штрафа, иначе будут приняты меры…
* * *
Дорогой Никто!
Они вынули батарейки из пультов (на случай, если я стану отбиваться пультом) и переговаривались исключительно кодами, будто играя в видеоигру.
Все, что я видела, было сексом демонических креатур.
Есть печенье было замечательно, пить «Гаторейд» тоже.
С наступлением дня я какое-то время лежала под купой деревьев.
Во мне проснулась паранойя – интересно, что они делают на переднем сиденье? За мной следят (три пацана в «Юнимарте», девочка лет одиннадцати и скейтбордист).
Все на своих местах и только и ждут, чтобы осуществить идеальное похищение с запасным планом и всеми делами.
Это как проституция, только все, что нужно делать, – смотреть.
Героиновые шлюхи барабанят в дверь.
Шестнадцатилетний парень – Мак, он продает травку.
У всех зловещий вид, все что-то замышляют.
Небо выглядит холодным.
Человек-змея.
Прогибайся, человек!
Камни вылезают из земли.
Он показывает камням, какие движения делать, когда и как.
* * *
Дорогой Никто!
После группового изнасилования я проснулась одна и неподвижно лежала на матраце, притворяясь одним из многочисленных пятен. В окно сочился голубоватый флуоресцентный свет, окружая меня сконденсированным облаком спокойствия, слишком глубоким для ощущений, доступным лишь чувствам. Я плакала или смеялась? В комнате было слишком темно, чтобы посмотреться в треснувшее зеркало, да и не желала я видеть себя в тот момент.
Я хотела шевельнуться, мне НАДО было двинуться, но я не могла. Острая пружина уперлась в крестец через грязную вытертую ткань матраца. Она колола и мешала, царапая тупым острием. Чувствуя ее под собой, я старалась с ней сродниться, объединиться, установить какую-то связь.
Это всего лишь матрацная пружина.
ВСЕГО ЛИШЬ ПРУЖИНА?
Может, она не цепляется за меня, а отталкивает, хочет, чтобы я ушла? Может, пружина знает, что я здесь чужая? Что это не я, что это не мой дом? Может, пружина знает, что эти парни могли меня убить? Раздавить, как таракана? Эта мысль сто раз приходила мне в голову. Наверное, им тоже.
