Надеюсь, я прояснил для тебя эту загадку. Было приятно пообщаться с человеком, помнящим фильм: история деда, Фридриха и единственного показа фильма в нашем доме нечто вроде семейной легенды. Приятно, что «Хрустальный сад» кто-то увидел и, что важнее, запомнил.
27 октября 2010 00:27
Крис,
Поверить не могу, как ты мог оставить свой рассказ незаконченным? Не ответив на самый главный вопрос?
ЧТО С КОПИЕЙ? ГДЕ ОНА ТЕПЕРЬ???
27 октября 2010 21:46
ЧТО С КОПИЕЙ? ГДЕ ОНА ТЕПЕРЬ???
28 октября 2010 10:33
Дорогой Роджер.
Гм. Было приятно услышать коротенькое «спасибо» за все то, что я тебе рассказал, ну да ладно…
В двух словах — когда в 89-м пала Стена, Фридрих вернулся на родину в Магдебург спустя шестьдесят с лишним лет. Он написал деду и попросил выслать копию в Германию, ему захотелось снова ее посмотреть. Дед так и поступил. Больше мне ничего не известно.
Надеюсь, я удовлетворил твое любопытство.
Будь здоров,
Крис
На этом переписка заканчивалась. Рэйчел закрыла ноутбук и отдала его Лоре. Пока она читала, Лора наблюдала за ней, машинально отхлебывая вино и зорко отслеживая реакцию на ее лице.
— И… как вам? — спросила Лора, не дождавшись немедленного отклика.
— Он определенно воспринял это слишком близко к сердцу, — ответила Рэйчел. — Надеюсь, он не… Надеюсь, вы не хотите сказать, что он сразу же отправился в Германию?
Лора медленно кивнула с печальной улыбкой:
— Конечно. Иначе и быть не могло.
Она провела пятерней по волосам, вздохнула тяжело.
— У Роджера там был друг. Ну не то чтобы друг — коллега по имени Джеймс. Женившись на немке, он преподавал искусство кинематографии в Свободном университете Берлина. Когда Роджер писал о «Частной жизни Шерлока Холмса», Джеймс помог ему отыскать старый документальный фильм о Билли Уайлдере, снятый на немецком ТВ. Джеймс — парень пробивной, и он знал, как подступиться к немецким киноархивам. Поначалу его запросы ни к чему не привели. Фридрих Гюдеманн умер в 2005-м в завидном возрасте девяноста пяти лет, и с тех пор «Хрустальный сад» нигде и ни разу не упоминался. Но куда же подевалась единственная копия фильма? Осталась у его родных? Тогда где искать эту родню? Обзавелся ли он детьми и внуками в Америке? Роджер отправил сообщение Крису, спрашивая, не знает ли тот что-нибудь на сей счет, но Крис был более не в настроении отвечать на расспросы моего мужа-грубияна. Пришлось опять подключить Джеймса.
Первое, что разузнал Джеймс, — Гюдеманн был геем. В Германию он вернулся после того, как в Америке умер его многолетний любовник. Последние годы он провел в Лейпциге с сестрой и ее мужем. К тому времени, когда Джеймс все это выяснил, сестра умерла, ее муж обитал в доме для престарелых и был не совсем в своем уме. Джеймс вышел на его зятя, малого под шестьдесят по имени Хорст. То есть Фридрих был ему практически чужим человеком. Поместив тестя в дом для престарелых, Хорст продал его дом, а все, что там было, отправил на склад на окраине Лейпцига. Были ли среди вещей те, что принадлежали Фридриху? — допытывался Джеймс. Хорст понятия не имел. Он просто все упаковал и отдал на хранение. Да, он собирался со временем рассортировать «наследство», но пока не получилось.
Не знаю, что Джеймс ему наговорил, но, как бы то ни было, Хорст разрешил ему покопаться в этом имуществе. И как только Джеймс сообщил об этом Роджеру по электронной почте, мой муж сел на первый же самолет до Германии. Буквально тем же вечером он заказал билет на ближайший рейс, еще оставались места. Я лежала в кровати, читала на сон грядущий, когда он вошел и объявил, что завтра уезжает в Лейпциг и ему нужно встать в 3.30. Помню, он поцеловал меня на прощанье и заговорил о фильме — о том, что он наверняка отыщет его и положит конец поискам и неизвестности; не пройдет, мол, и нескольких дней, как все будет завершено. Я поцеловала его в ответ и сказала, что рада за него. Тогда я видела его в последний раз.
Она поднесла к губам бокал, но он опять оказался пуст. Взгляд у Лоры был усталый, почти невидящий.
— Я принесу письмо Джеймса. Из него вы узнаете конец истории.
Когда Лора выходила из комнаты, Рэйчел заметила, что на ногах она держится не слишком твердо. В кабинете, находившемся за стенкой, Лора застряла минут на пять. Рэйчел слышала, как она выдвигает и задвигает ящики письменного стола, шуршит бумагами и негромко чертыхается, но в итоге искомое нашлось, и Лора вернулась с письмом в одной руке и маленькой бутылкой в другой.
— Бренди, — пояснила она. — Вечер хорошо заканчивать бренди. А вот и письмо. Почитайте, а я пока налью вам капельку.
В бокале Рэйчел оставалось немного вина, но бренди туда все равно добавили, и жидкость обрела противный оранжевый оттенок. Выпить «коктейль» Рэйчел поостереглась, взамен она сосредоточилась на кипе исписанных от руки листков, что дала ей Лора. Почерк был четким, твердым, с заметным наклоном. Бумага из недешевых — плотная, кремовая с желтизной и водяными знаками.
Моя дорогая Лора,
Ужасно приниматься за это письмо. На похоронах ты сказала (и как прекрасно ты говорила в церкви в тот проклятый день), что я не должен винить себя в том, что случилось. Но как не винить? Именно я привел Роджера к месту его гибели. Верно, я был не в силах предугадать, чем все обернется, но — факт остается фактом. Если бы не мое вмешательство, твой муж был бы жив.
В четверг мы были не в том состоянии, чтобы поговорить подробно о его последних часах в этом мире. Я обещал, что напишу тебе и расскажу все, что смогу. Поэтому начну с того, как я встречал Роджера в аэропорту Лейпцига.
Утро выдалось жутко холодным. Когда он прилетел (он делал пересадку в Ганновере и из-за снегопада самолет опоздал на полчаса), мы отправились выпить кофе в баре. Он не стал тратить время на пустые разговоры — сразу перешел к делу, ему хотелось знать все о нашей предстоящей встрече с Хорстом. В запасе у нас было полно времени, но он заставил меня залпом выпить кофе и сесть в машину. В результате к складу мы подъехали на 15 минут раньше. Снегопад усиливался, и хотя время близилось к полудню, низкое исчерна-серое небо не предвещало сколько-нибудь светлого дня. Склад представлял собой огромное, ничем не примечательное строение на окраине города. Снаружи обширная стоянка. Мы припарковали машину и, топая по снегу, вошли внутрь; в автомате, рядом с письменным столом дежурного, мы взяли себе еще кофе, черного, обжигающего. И сели на скамью дожидаться Хорста. Я постарался ввести Роджера в курс дела: было крайне нелегко уговорить Хорста запустить нас в хранилище, чтобы мы поискали в этих старых пожитках вещи Фридриха Гюдеманна; пока я не сказал ему, он знать не знал о том, что Фридрих сделал неплохую карьеру в кино и на телевидении, а узнав, согласился наконец встретиться с нами на складе. Я не сомневался, что его манила возможность обнаружить нечто ценное, что можно продать, и за приличную сумму. Я предупредил Роджера, что в эту категорию может войти и копия «Хрустального сада», если мы найдем ее, но это соображение нисколько его не обеспокоило — напротив, еще больше взволновало. «Ты считаешь… ты правда считаешь, что копия здесь?» — спросил он, и более его ничто не интересовало. Идея отыскать этот фильм настолько захватила его, что о последствиях он просто не задумывался, например, о проблеме права собственности на фильм, с которой мы могли столкнуться. Столь сильно было его желание, как я теперь понимаю, просто опять увидеть «Хрустальный сад» и вновь пережить — насколько это возможно — то волшебное очарование, что он испытал, когда был маленьким беззаботным школьником.
И в какое же безрадостное место завел его этот квест. Мы пили дешевый кисловатый кофе, сидя на деревянной скамье и опираясь спинами о стену. На скамью падал слабый неоновый свет, а вокруг тянулись огромные пространства склада, пропадая в густом непроницаемом сумраке. Сеть бесчисленных проходов, а в них ряд за рядом одинаковые контейнеры для хранения, каждый метра четыре в высоту и два в ширину. Над нами металлические леса, образующие громадную решетку, в ячейках которой все те же емкости для хранения. Я вообразил раскатистый металлический звук шагов в этом подвесном лабиринте, но на самом деле кругом было тихо. Гнетущая мертвенная тишина. Разве что из наушников дежурного тонкой струйкой с присвистом просачивалась музыка. Мы с Роджером разговаривали, понизив голос, полушепотом, словно находились в соборе или библиотеке. И в каком-то смысле так оно и было. Библиотека ненужных вещей. Собор преданных забвению. Впрочем, говорить нам было особо не о чем. Шум приближающегося автомобиля мы распознали безошибочно, несмотря на то что шины тонули в снегу. Мы встали в ожидании появления Хорста. Он отряхивал снег с куртки и был явно не в духе. Даже не взглянув на нас, он направился к дежурному, чтобы забрать ключи от своих боксов. И лишь затем подошел к нам и поздоровался. Я представил ему Роджера, и он торопливо, без всякого интереса пожал ему руку. «По-вашему, в этих контейнерах, возможно, лежит фильм? — спросил он нас. — Вы ищете фильм, да?» Я кивнул, и он сказал: «Если мы найдем его, вам он не достанется. Это моя собственность». Я ответил, что мы это прекрасно понимаем, а Роджер добавил: «Но мы должны посмотреть его. Вы должны разрешить нам увидеть фильм». Хорст пробормотал нечто неопределенное, мол, «надо подумать», и поиск начался.
