— Да, — не замедлила согласиться Лора. — Наивно. Жизнь не такова. И чем дальше, тем больше она не соответствует подобным о ней представлениям. — Лора бросила на Рэйчел быстрый хитроватый взгляд: — Вы же заметили, как я разговариваю с Гарри. И считаете, что я с ним слишком сурова.
— Иногда, — вынуждена была признаться Рэйчел.
— Видите ли, мне невыносима мысль, что, повзрослев, он тоже начнет тосковать по своему детству — по прошлому, — как и его отец.
Не сказав более ни слова, Лора поднялась и торопливо зашагала к дому — либо желая скрыть слезы, что ей не хватило сил сдержать, либо просто потому, что в саду она окончательно замерзла.
Премия Уиншоу
Грозит ли, шутит ли сатира, что проку в ней?.. Порок ли смехом изведен? Или разврата дщерь С испугу повинилась? Раскаялся злодей? Увы! Левиафан, он дикий зверь.
Уильям Купер. «Задача» (1785)
1
Скотленд-Ярд терялся в догадках.
Точнее, они пока ни о чем не догадывались. Но в тот момент, когда старший инспектор Кондоуз дочитает электронное письмо, на него свалится новое дело и он таки потеряется в догадках.
Письмо пришло два часа назад, его пересылали с компьютера на компьютер, и наконец оно попало в поле зрения Кондома Ярда, как коллеги упорно величали инспектора. В связи с чем он ежедневно задавался одним и тем же вопросом: с какой стати его так прозвали? Глупейшая кличка. Напрочь лишенная оригинальности и абсолютно несоответствующая его положению в сыскной полиции. Почему, скажите на милость, не называть его Кондором Ярда? Он давно намекал сослуживцам на такой вариант. Идеальное прозвище, основанное на тонком созвучии и ясно указывающее на поистине супергероическое отношение инспектора к полицейской работе. Но его намеки по неведомой причине не достигали цели.
Потягивая черный кофе, третью чашку за день, и размышляя о несправедливости кулуарного словотворчества, инспектор вдруг сообразил, что у него не получается вдуматься в то, что он читает, и он полностью переключил внимание на письмо.
К сведению заинтересованных лиц.
Прошу прощения, если мое письмо напоминает черта из табакерки. Я всего лишь констебль и следователь-стажер из провинции, и мое имя вам ни о чем не скажет. Тем не менее на днях две новости в лондонских газетах привлекли мое внимание, и я хотел бы удостовериться в том, что их потенциальное значение по достоинству оценено высокими должностными лицами Скотленд-Ярда.
Первое известие — смерть от утопления Майкла Парра, белого мужчины в возрасте под тридцать; происшествие имело место на южном берегу Темзы неподалеку от Гринвича 13 числа истекшего месяца. Мистер Парр был по профессии артистом разговорного жанра. Судебный следователь вынес вердикт «несчастный случай со смертельным исходом».
Вторая новость — смерть Рэймонда Тернбулла, еще одного белого мужчины под тридцать, выпавшего с балкона на седьмом этаже жилого дома в Эктонтауне, на западе Лондона, 18 числа текущего месяца. Мистер Тернбулл также был артистом разговорного жанра, и опять судебный следователь определил причину смерти как «несчастный случай».
По моему мнению, ни та, ни другая смерть не случайны и между этими двумя летальными исходами имеется некая связь.
Вы спросите, почему я заявляю об этом с такой уверенностью. Буду рад представить мои доводы в неформальной обстановке в любое время и любом месте, которые сочтут удобными обе стороны. И хочу добавить, что с методами, уже принесшими мне скромную известность, можно ознакомиться, просмотрев прилагаемую статью, опубликованную на развороте в февральском номере журнала «Полиция».
Искренне ваш,
Натан Пилбим.
* * *
Констебль Пилбим жил в ничем не примечательном многоквартирном доме на северо-восточной оконечности Гилфорда. Дом был новый, построенный в глубине района между проезжими улицами и обнесенный надежной оградой. Для того чтобы попасть на мощеный двор, нужно было набрать код на воротах, а затем набрать другой код, чтобы войти в само здание. Квартира Пилбима с двумя спальнями располагалась на третьем этаже, окна выходили в сад, презентабельный, но не выдающийся, этим зеленым оазисом пользовались все жильцы. Пилбим жил один и во второй спальне устроил кабинет.
Кабинет удивлял количеством и разнообразием книг, собранных констеблем. Две стены от пола до потолка были закрыты книжными стеллажами, где тесными рядами стояли не только ожидаемые тома вроде «Справочника полицейского» или «Практического руководства по сыскному делу», но и огромное собрание сочинений исторических, политических, социологических, культурологических, а также исследований в области СМИ, марксисткой философии, семиотики и нетрадиционной сексуальной ориентации. Некоторые полки были заняты папками с журналами, посвященными тем же темам, — констебль Пилбим находился в приятельских отношениях со многими почтальонами, они и приносили ему свежие выпуски «Перспективы», «Частного сыщика», «Нового левого обозрения», «Образа и звука», «Монокля», «Дивы», «Современной истории», «Прожектора», «Критериев цензуры» и «Умной жизни». Он прочитывал их все, складывал в папки, а затем вносил постатейно в электронный указатель с перекрестными ссылками, являвший собой сложную таблицу, им же и разработанную.
Не то чтобы констебль имел множество различных хобби либо увлечений на досуге. Напротив, Пилбим поставил себе цель сделаться ведущим экспертом в уголовном расследовании, и каждую секунду своей жизни посвящал приближению к этой цели. Еще мальчиком, когда дедушка познакомил его с рассказами Конан Дойля и романами Агаты Кристи, он был покорен искусством розыска преступника. Скромное детство и юность в пригородах Портсмута предоставляли ему уйму времени для взращивания этой страсти. В конце девяностых и начале нулевых, когда его друзья и ровесники с головой погрузились в интернет, Натан чувствовал себя почти отщепенцем: его влекло к дедушкиной библиотеке, что после смерти деда собирала пыль, сваленная как попало в пустовавшей гостевой спальне. Кроме обширной коллекции детективов, здесь были классические произведения Маркса, Оруэлла, Тресселла и Шоу; сочинения Хомского и Грамши; исторические книги Хобсбаума и Томпсона; замусоленные тома с именами Маркузе и Лукаша на обложке, Уильяма Морриса и Рэймонда Уильямса. Натан поглощал книги одну за другой и отказывался понимать, почему его родители не только не проявляли интереса к этим томам, но и относились к ним как к никчемному барахлу, захламлявшему дом против их воли. Дед Пилбима был самоучкой, знания он черпал в публичных библиотеках, обществе «Образование для рабочих» и из дешевых изданий в мягких обложках, что выпускали «Пеликан Букс» и «Книжный клуб левых». Натан решил пойти той же дорогой и в возрасте восемнадцати лет предпочел поступить не в университет, но сразу на работу в полицию.
Сейчас Натану было двадцать четыре года. В полицейском участке Гилдфорда коллеги хорошо к нему относились, хотя и считали чудаком и нередко посмеивались над ним как в его присутствии, так и за глаза. Отчасти их веселье было вызвано непререкаемо серьезным — если не сказать благоговейным — отношением Пилбима к работе. Однако методы, применяемые им в расследованиях, соратники-офицеры находили не только забавными, но и крайне любопытными.
Теория констебля Пилбима, выросшая из чтения и размышлений на протяжении многих лет, заключалась в том, что любое преступление необходимо рассматривать в социальном, политическом и культурном контекстах. Полицейский сегодняшнего дня, утверждал Пилбим, должен быть сведущ во всех самых разнообразных направлениях современной мысли. Например, в недавнем расследовании непристойного обнажения констебль, опираясь на модную науку психогеографию (изобретенную Ги Дебором и активно развиваемую ныне людьми вроде Патрика Киллера, Йена Синклера и Уилла Селфа), сумел доказать, что обвиняемый не совершал этого преступления, ибо в тот день была годовщина смерти его матери, и это обстоятельство не могло не подтолкнуть его к тому, чтобы вернуться домой не привычной дорогой через парк, где имела место непристойность, но через район муниципального жилья предвоенной застройки, где он родился и вырос. С другим делом он расправился, прочитав статью в «Лондонском книжном обозрении» о пресловутом «спальном налоге», введенном коалиционным правительством, — дополнительном поборе с хозяев муниципального жилья с пустующими, а значит, «излишними» помещениями. Не желая платить штрафной сбор, некоторые семейные пары прикидывались, будто живут врозь, а следовательно, спят в двух отдельных спальнях. Доказав, что семейная пара потерпевших лжет насчет своих отношений, Пилбим разрешил загадку ограбления, случившегося в их доме. Если муж и жена спят в супружеской спальне, рассуждал он, взломщику было бы удобнее забраться к ним через пустующую комнату, а не через кухню, как утверждали пострадавшие, опасаясь, что на них донесут куда следует. И действительно, на оконной раме в нежилой спальне обнаружили множество отпечатков пальцев, и грабителя быстро поймали.
