— Проехали, Пилбим, я веду этого человека на допрос. Аркрайт, помещение для прессы готово?
— Помещение для прессы? Но его нельзя там допрашивать. Как вы его приведете туда, где берут интервью у лауреатов премии? Там полно фотографов и теле камер.
Полицейские, освободив сэра Питера от ножа и заломив ему руки за спину, начали подталкивать его к выходу; арестованный упирался. Натан предпринял отчаянную попытку:
— Со всем уважением, сэр, но нам нечего предъявить сэру Питеру, абсолютно нечего.
— Хватит, Пилбим! — Голос Кондоуза явственно напоминал рычание. — Возвращайтесь на свое место и развлекайтесь дальше, а энергию приберегите на то, чтобы произвести впечатление на вашу весьма привлекательную спутницу.
После чего Кондоуз поспешил вдогонку за группой офицеров, уводивших сэра Питера — окончательно обалдевшего и более не сопротивлявшегося, — из обеденного зала туда, где сбились в стаю представители СМИ. Мало кто из гостей заметил арест сэра Питера, что, впрочем, неудивительно: операцию провели быстро и четко, а помыслы большинства в зале были целиком заняты грядущим десертом.
— Натан, дорогой, все в порядке? — спросила Люсинда, когда он вновь сел за стол. — Ты выглядишь взволнованным.
И верно, он был очень взволнован: иначе от слова «дорогой» — первого вербального выражения нежных чувств со дня их знакомства — он бы сомлел и растаял. В данных же обстоятельствах он едва ли не пропустил это слово мимо ушей.
— Меня отстранили от дела. И боюсь, старший инспектор Кондоуз наломает дров. А сколько работы проделано… — Натан грустно вздохнул: — Ужасный вечер.
— Разве? — с некоторой обидой переспросила Люсинда. — Но здесь так мило, и столько известных людей вокруг, и вкусная еда, и… я думала, тебе нравится проводить со мной время.
— Конечно, нравится! — чистосердечно признался он.
— Может, эта путаница с гостиничными номерами…
— Нет, это не проблема. Прости мою мрачность. Видишь ли, я чувствовал — инстинктивно… да что там, я был уверен, что сегодня вечером найду доказательство, которое решит все дело. Но пока… ничего.
— Вечер еще не закончился, — напомнила Люсинда.
— Да, — уныло согласился Натан.
— Послушай, милый, — она накрыла его руку ладонью, — просто расслабься и наслаждайся моментом. Выпей еще вина.
Милый! Из «дорогого» в «милые» его повысили за каких-нибудь несколько секунд. И все равно он не ликовал. Оставив попытки развеселить его, Люсинда повернулась к Дориану, их говорящему меню, тот как раз готовился объявить о новом блюде.
— Леди и джентльмены, и — думаю, я уже могу вас так называть, — друзья, вот-вот прибудет ваш десерт. Наш шеф, из опасений вас перекормить, приготовил нечто воздушное. Вам подадут стаканчики с тонким слоем творожного сыра, сдобренного ежевикой, поверх опять слой творожного сыра — пенистого, как суфле, — сдобренного лимонами Мейера и украшенного дикой черникой с Аляски под цедрой лимона Мейера, и все это сервировано на крошках шотландского печенья, изготовленного на чистом масле.
— Мм, вкуснотища, — сказала Люсинда, когда перед ней поставили стаканчик с десертом. — Обожаю чизкейк. Ведь по сути это чизкейк, верно? — Вопрос был адресован Дориану.
— По существу, да, мадам, это чизкейк.
Его ответ мигом вывел Натана из задумчивости. Он в упор уставился на Дориана, сознавая с щекочущей нервы, но и одновременно гнетущей уверенностью, что смотрит в глаза КристиМолри2. Он также понимал, что Райану Кверки грозит смертельная опасность. Фразы из блога завертелись у него в голове.
…Ненавижу этих сраных леволиберальных комедиантов, ублажающих средний класс, и призываю вас к тому же. По существу, я считаю крайней необходимостью стереть их с лица земли, иначе мы никогда не соберемся с силами и не одолеем наш прогнивший, коррумпированный и съедающий душу истеблишмент. Долой комедию!
Как он получил работу на церемонии и закрепил за собой стол номер 11, эти детали еще предстояло выяснить. Однако было предельно ясно, что он явился сюда исключительно с целью совершить убийство. И времени терять было нельзя.
Натан нырнул под стол — движением быстрым, но не слишком элегантным, поскольку по ходу дела стукнулся лбом о столешницу и тем самым привлек внимание окружающих. Несмотря на боль от удара, Натан вцепился в ноги Дориана. Далее гости стали свидетелями диковинного, с их точки зрения, представления: внезапно бестелесную голову, торчавшую посреди стола, резко потянули вниз, в то время как хозяин головы, крепко ухватившись за края отверстия, звал на помощь. Кое-кто из гостей — в том числе Райан Кверки — попытались вытащить его наверх, и это перетягивание человеческого тела вместо каната привело к тому, что стол перевернулся под какофонию воплей и восклицаний.
— Задержите его! — крикнул Натан, когда Дориан вырвался и бросился к выходу. На его пути мигом возникла цепочка охранников, Дориана схватили.
На шум в зале подоспел старший инспектор Кондоуз со своими подручными.
— Кто это? — спросил он.
Выбравшись из-под стола, Натан, растрепанный и задыхающийся, широким шагом приблизился к месту задержания.
— Это, — сказал он, — ваш убийца стендап-комиков. А вот оружие, посредством которого он намеревался продолжить свою кампанию.
С этими словами Натан раскрыл футляр для очков, выпавший из кармана Дориана в процессе застольной борьбы. В футляре лежал длинный шприц, наполненный прозрачной жидкостью. Натан протянул шприц Кондоузу, и тот машинально взял его, не успев стереть с лица выражение оторопи.
— Думаю, — сказал констебль Пилбим (и он поверить не мог, что так рано в его карьере наступил момент, когда он произнесет фразу, которую репетировал годами), — вам следует отправить это в лабораторию.
* * *
Два часа спустя, когда Натан с Люсиндой в баре «Хаятт Ридженси» выпивали по последней перед тем как отправиться спать, к ним подошел старший инспектор Кондоуз.
— Мы добились полного признания, — сообщил он. — Эти либералишки быстро ломаются, стоит только слегка надавить. Бесхребетники.
— Могу я угостить вас бренди, сэр?
— Не откажусь, вечер был долгим. Но очень успешным благодаря вам.
— Благодаря нам обоим, сказал бы я, сэр.
— Управились за один день, Пилбим. Недаром меня кличут Кондором Ярда.
Желанное прозвище было упомянуто нарочно, но Пилбим уже отвернулся, заказывая напитки, и опять старания старшего инспектора пропали втуне. И как внушить людям, размышлял Кондоуз, что он заслуживает этой клички? Инспектор тяжко вздохнул и взял бокал с бренди, предложенный младшим коллегой.
— Значит, его выдала всего лишь дурацкая зацикленность на одном-единственном словечке?
— Совершенно верно.
— А что насчет мотива преступления? Как вы вообще вышли на него?
— Сэр, с вашего позволения, я немного похвастаюсь и отвечу так: мои методы себя оправдали. К преступлениям вроде этого лучше подходить с интеллектуальных позиций. Ключ к решению проблемы следовало искать в истории и теории комедии. В этой области я и сосредоточил мои исследования. Начал с Аристотеля, разумеется, хотя, к сожалению, половина раздела его «Поэтики», посвященного комедии, утеряна. Однако можно воссоздать в общих чертах его образ мыслей…
Сколь бы ни был инспектор увлечен рассуждениями Пилбима, он не мог не отреагировать на появление двух полицейских в форме, направлявшихся через бар к вестибюлю с картонными коробками под мышкой.
— А… Джексон, вечер добрый, — окликнул он одного из них. — Все путем?
— Да, сэр, — отрапортовал Джексон. — Подозреваемый благополучно доставлен в участок Ньютауна и помещен в камеру. Мы обыскали его номер на седьмом этаже и все оттуда вынесли.
— Превосходно. Нашли что-нибудь интересное?
— Боюсь, что нет, сэр. Немного одежды и туалетные принадлежности. Ах да… и еще книжку.
Полицейский извлек из коробки потертый и, видимо, зачитанный до дыр том — давнишнее издание «Остроумия и его отношения к бессознательному» Фрейда. Натан не удержался от довольной улыбки:
