Сбор слив превратился в ритуал, в семейную традицию. В середине сентября Рэйчел приезжала на несколько дней в Беверли к бабушке и дедушке, и наступал день, когда она вытаскивала из гаража старую деревянную лестницу, прислоняла ее к самой толстой ветке дерева и, поднимаясь по перекладинам, срывала созревшие плоды — дедушке и бабушке на это уже не хватало ни сил, ни ловкости. Предыдущие три года сбор урожая в Беверли служил прелюдией к началу семестра в Оксфорде, но оксфордские деньки остались позади. Рэйчел закончила учебу, получила диплом, и перед ней замаячило смутное, пока ничего не обещающее будущее, отягощенное в придачу внушительными долгами. Последние три месяца она жила с матерью в Лидсе, откликалась на объявления «требуется…» и рассылала резюме. Толку до сих пор не было ни малейшего, хотя кое-какие частные лондонские агентства по найму преподавательского состава взяли ее на заметку. И наверняка ей найдут работу, надеялась Рэйчел. Пока же делать ей было нечего, кроме как продолжать поиски.
Она съела сливу, выплюнула косточку и передвинула лестницу к другой ветке, смотревшей прямо на дом. Отсюда она доберется до самой макушки. Забравшись на лестницу, Рэйчел увидела сад как на ладони, а немного выше — окно спальни бабушки и дедушки. Ба сидела на кровати с газетой, разложенной на коленях, — «Телеграф», надо полагать, — но не читала. Голова ее была откинута назад, рот полуоткрыт, и сперва Рэйчел подумала, что она спит, но ошиблась: спустя минуту бабушка поднялась, отхлебнула из чайной кружки, стоявшей на тумбочке, и устало огляделась вокруг. Лицо у нее было бледным и обеспокоенным. Дед уже неделю болел, его мучили спазмы желудка, рвота и диарея. Оба списывали симптомы на «несварение» и поначалу не слишком волновались, но этим утром у деда появилась кровь в стуле, и когда бабушка с Рэйчел позвонили врачу, та настоятельно порекомендовала отвезти деда в больницу. Не мешкая, его положили в палату и днем должны были обследовать. «Какое-то уж очень злющее несварение», — твердила ба, и Рэйчел хотелось ей верить, очень хотелось верить, что ничего плохого с дедушкой не случится, и все же…
Чувство, что она испытывала, было недостаточно сильным, чтобы назвать его «предвидением». И даже недостаточно сильным, чтобы назвать его просто «чувством». Но в шелесте ветвей Рэйчел чудился тишайший, едва уловимый шепот, предвещающий событие исключительной важности. Все было совсем не так, как одиннадцать лет назад, в день, когда погиб Дэвид Келли. Тогда на нее повеяло холодом. Несмотря на юный возраст, она сознавала не только бесповоротность той смерти, но и ее трагизм, и безвременность. Сейчас же то, что ветер пытался до нее донести, — и не обязательно весть о смерти, в это она пока отказывалась верить — было менее потрясшим ее, менее неожиданным, но оттого еще более печальным. В этом шепоте угадывалось тихое смирение перед неизбежностью. Такой же неизбежностью, как смена времен года и россыпь сочных плодов на сливе к исходу каждого лета.
Безмолвие нарушил смартфон, завибрировав в кармане Рэйчел. Уцепившись за перекладину лестницы, Рэйчел осторожно вынула телефон и посмотрела, кто звонит. «Альбион», не больше, но и не меньше.
— Алло? — ответила она на вызов и двумя минутами позже скатилась с лестницы и побежала в дом, наверх в спальню бабушки и дедушки, где разбудила ба, задремавшую в конце концов.
— Ба, ба, прости, что бужу тебя, но мне необходимо уехать. Я получила работу. Надо возвращаться домой и собирать вещи.
— Ой, деточка, какая замечательная новость, — сказала бабушка, хотя вид у нее был скорее растерянный, чем счастливый.
— Мне ужасно жаль оставлять тебя одну.
— Не волнуйся на этот счет.
— Может, мама сумеет к тебе вырваться.
— Со мной все будет хорошо. Я могу о себе позаботиться.
— Да, но… это ожидание результатов обследования и вообще…
— Не переживай, у него просто тяжелое несварение. Завтра он будет дома, помяни мое слово. А то и сегодня вечером.
— Ладно, — все еще сомневаясь, кивнула Рэйчел. — Если ты так уверена.
— Прекрасно, что у тебя теперь есть работа. От той фирмы, что ищет преподавателей?
— От них. Правда, работа только на одну неделю.
— Ну и что? Надо же с чего-то начинать. А за началом всегда следует продолжение.
— Надеюсь. Мне только жаль, что я буду так далеко, пока ты ждешь известий о дедушке.
— Ну, Лондон — не дальний свет.
— Это не в Лондоне. Это… (и Рэйчел невольно сдвинула брови, потому что ей самой предложение казалось совершенно нереальным, хотя позвонивший ей мистер Кэмпион обрисовал ситуацию с предельной четкостью) — это в Южной Африке.
3
Когда привратник показал Рэйчел ее палатку, она поняла, что условия здесь отнюдь не походные. Впрочем, могла бы и раньше догадаться: откуда в лагере взяться привратнику? Слуга в феске и длинной белой тунике не проронил ни слова, пока не подвел ее к огромному шатру, стоявшему в тени мушмулы, с широченной двуспальной кроватью в жилом отсеке. Привратник и в целом был скуп на слова.
— Туалет, — сказал он, открывая дверь в туалет.
— Душ, — он открыл дверь в душевую.
— Стол, — указал он на соответствующий предмет мебели: красивый обеденный стол розового дерева в углу деревянного настила, откуда открывался вид на бассейн и другие палатки, пустовавшие в это время дня.
— Это… прекрасно, — сказала Рэйчел, не зная толком, как ей реагировать. — А где мистер и миссис Ганн?
— Сэр Гилберт и ее светлость на сафари. Дети тоже. Они будут назад в шесть часов к ужину. Они сказали: «Отдыхайте. Устраивайтесь поудобнее».
— Спасибо. Я так и поступлю.
— Я принесу еды, — продолжил привратник. — Хотите вино, шампанское?
— Только воды, — ответила Рэйчел. — Бутылку холодной воды.
— У вас есть вода, — привратник открыл мини-бар, — но я принесу еще.
Должна ли я дать ему на чай? — раздумывала Рэйчел. Она понятия не имела, как принято вести себя в подобных местах, но тут вспомнила, что у нее все равно нет местной валюты. До сих пор она ни за что не платила — ни за пересадочный рейс из Йоханнесбурга до аэропорта Скукуза, ни водителю «лендровера», что доставил ее в лагерь, — да ей и нечем было заплатить, кроме как картой Visa с лимитированным кредитом, которого не хватило бы и на половину этих расходов. Вдобавок она уже чувствовала себя неловко, оттого что этот учтивый, похожий на статуэтку, черный человек прислуживает ей, и она подумала, что с ее стороны было бы слишком по-барски, предложи она ему чаевые. Еще один, отметила про себя Рэйчел, из многих смущавших ее аспектов диковатой ситуации, в какой она оказалась.
Привратник избавил ее от дальнейших мучительных раздумий, молча удалившись. Рэйчел распаковала чемодан и приняла душ (день, неистово жаркий, был в разгаре). Затем она сидела на деревянном настиле, пила воду и в который раз просматривала синюю пластиковую папку с логотипом «Альбиона» и загадочным девизом фирмы: «Доступность британских образовательных стратегий в любой точке нашей планеты».
Формулировка не отвечала ни на один из вопросов, пульсировавших в ее голове. Почему ее привезли сюда, так сказать, в пожарном порядке? На какой срок? И каковы ее обязанности? Мистер Кэмпион (Билл, как он упорно предлагал его величать) не смог рассеять ее недоумения.
— Не парьтесь, — напутствовал он Рэйчел. — У этих людей денег много. Думаете, они сделали большое дело, оплатив вам перелет? Нет, для них это сущий пустяк. Вам предстоит заниматься с Лукасом, сыном сэра Гилберта от первого брака. По каким-то причинам сэр Гилберт невзлюбил предыдущего учителя и не продлил с ним контракт. Он говорит, что учебники везти с собой не надо. Возможно, он хочет, чтобы сын получил… некие общие знания. У него также имеются две дочери-близняшки от нынешней супруги, второй леди Ганн. Кажется, она из бывших моделей и родом из Казахстана. Вряд ли вы будет часто их видеть. Так что расслабьтесь и радуйтесь жизни. Не всем удается попасть на шикарное сафари, считай, даром!
