Как и все американцы, я помню, как Люк Уоррен, спотыкаясь, вышел из леса, больше похожий на отсутствующее звено в цепочке цивилизации, напугав стайку школьниц-католичек, чей автобус остановился на обед на шоссе на стоянке возле реки Сент-Лоуренс. Я смотрел интервью, которое он давал Кэти Курик, Андерсону Куперу и Опре. Возможно, я даже натыкался на его фотографии в журнале «Пипл», на которых была запечатлена и Джорджи: они с Люком сидели на крыльце дома, в котором он почти никогда не ночевал, по обе стороны от пары сидели их дети.
Тем не менее, когда Джорджи вошла в мой кабинет в Бересфорде и спросила, не мог бы я представлять ее на бракоразводном процессе, я не узнал ее ни по фамилии, ни в лицо. Я только подумал: даже несмотря на то, что я заплатил дизайнеру по имени Свэг пятьдесят тысяч долларов за то, чтобы он обставил мою контору по фэн-шуй, пока сюда не вошла Джорджи, все, казалось, находилось не на своем месте.
При разводе все прошло гладко: единственное, чего хотел Люк, – совместную опеку над детьми и какой-то дерьмовый вагончик на территории парка с аттракционами Редмонд. Мне удалось добиться для Джорджи процента от доходов, которые Люк Уоррен получил от специальных репортажей о поведении волков для «Планеты животных». Я обращался к ней «миссис Уоррен» и на сто процентов чтил профессиональную этику, пока не вручил ей свидетельство о разводе. А потом позвонил Джорджи на сотовый и пригласил ее в ресторан.
Если честно, я никогда бы не поверил, что женщина, которая была влюблена в Люка Уоррена, может обратить внимание на такого парня, как я. И дело не в том, что я ужасно страшный или что-то такое, но я явно не из тех парней, которые походят на полуобнаженных героев с обложек дамских романов. У меня небольшая лысина, на которую я пытаюсь не обращать внимания, я невысокого роста (на сантиметр ниже Джорджи). Но, похоже, ей на это наплевать.
Должен признаться, что каждую ночь, ложась спать, я молюсь за Люка Уоррена. Потому что если бы он не был таким дураком, то я, возможно, никогда бы не выиграл в сравнении с ним в глазах Джорджи.
Полезет же в голову всякая чушь!
Несмотря на то что Джорджи за обедом пытается держать себя в руках, я знаю, что она думает об Эдварде. Она уходит якобы для того, чтобы почитать близнецам «Одна рыбка, две рыбки», но затем, сославшись на головную боль, отправляется в спальню, и даже через закрытые двери я слышу, как она плачет.
Уложив детей, я стучу в дверь спальни Кары. Свет не горит, но из-за двери слышится музыка. Я вхожу и вижу ее сидящей на кровати с ноутбуком на коленях. Кара тут же его захлопывает.
– Что? – с вызовом бросает она.
Я качаю головой. Будучи адвокатом Эдварда, я скольжу по тончайшей этической грани, хотя по воле случая он является родственником моей падчерице. Формально говоря, я не должен быть здесь, не говоря уже о том, чтобы расспрашивать ее об обстоятельствах, которые привели к аресту Эдварда.
– Просто хотел убедиться, что ты хорошо себя чувствуешь, – говорю я. – Ничего не болит?
Она пожимает плечами.
– Я крепкая.
Это мне известно. Мне пришлось постараться, чтобы завоевать ее доверие, когда мы с Джорджи начали встречаться. Кара была уверена, что я ухаживаю за ее матерью из-за денег, которые отсудил для Джорджи после развода. Именно из-за Кары я, если честно, заключил брачный договор – не для того, чтобы защитить от своих посягательств ее мать, а чтобы убедить ее дочь, что я женюсь по любви.
– Ты знаешь, мне нельзя с тобой разговаривать о том, что произошло в больнице, Кара. Но если ты сама хочешь поделиться информацией – это совсем другое дело. – Я замолкаю. – Ты могла бы спасти брата.
Ее глаза неожиданно темнеют, их выражение нельзя понять.
– Я понятия не имею, почему Дэнни Бойл решил выбрать Эдварда для охоты на ведьм, – говорит она.
Я медлю у двери, положив ладонь на ручку.
– Может быть, мне удастся перепрыгнуть через его голову к Линчу, – рассуждаю я вслух.
– К кому?
Я смотрю на нее и пожимаю плечами.
– Ни к кому.
Я закрываю за собой дверь, думая о том, что для современного подростка совершенно нормально не знать, что Джон Линч – губернатор Нью-Гэмпшира.
Гораздо удивительнее то, что она без моей подсказки назвала окружного прокурора по имени и фамилии.
Тем же вечером я перезваниваю Дэнни Бойлу и договариваюсь с ним о встрече на утро.
На часах половина восьмого утра, а поскольку сегодня суббота, секретарши Бойла на месте нет. Он встречает меня с еще влажными волосами, от его кожи едва уловимо пахнет хлоркой.
– Что бы ты сейчас ни сказал, Джо, – предупреждает он, провожая меня в свой кабинет, – ты мог бы сказать это в присутствии судьи.
Он жестом приглашает меня присесть, но я продолжаю стоять. Беру с его письменного стола один из снимков в рамке. Мне улыбается девочка, приблизительно ровесница Кары, на ее щеках лучи солнца.
– У тебя есть дети? – спрашиваю я.
– Нет, – отвечает он, закатывая глаза. – Просто так храню на письменном столе фотографии посторонних девочек. Перестань, Джо. У меня на самом деле нет времени сотрясать воздух. Да и у тебя тоже.
– У меня близнецы. И двое пасынков, – говорю я, как будто не слыша. – Дело в том, что весь этот кошмар разрушает мою семью. Моя жена буквально разрывается надвое, а я не знаю, что ей сказать. Не знаю, как правильно поступить, чтобы никому не навредить. – Я поднимаю на прокурора взгляд. – Я обращаюсь к тебе не как адвокат, а как муж и отец. Мне нужно посмотреть дело до того, как будет предъявлено обвинение.
– Присяжные заседали вчера, – отвечает Бойл. – Как только смогу, тут же пришлю тебе протокол.
– Ты мог бы прямо сейчас дать мне записи заседания, – возражаю я.
Окружной прокурор долго смотрит на меня, потом лезет в ящик стола и протягивает компакт-диск.
– Семья – это все, – говорит он. – Именно поэтому я даю тебе его.
Я хватаю диск и бросаюсь прочь из кабинета.
– И Джо… – кричит он мне вслед. – Именно поэтому обвинение и будет доказано!
Я спешу в машину, чтобы прослушать диск на автомобильной стереосистеме. Сначала что-то обсуждают присяжные, потом раздается голос Дэнни, он приглашает первого свидетеля.
А потом я слышу, как четко отвечает на вопросы Кара.
Само собой разумеется, что охранники с металлодетектором на входе в тюрьму снова досматривают меня, сорокашестилетнего адвоката, когда видят с портфелем в одной руке и с игрушечным караоке «Подпевай-ка!» в другой. В здание я не могу пронести автомагнитолу, а драйвер на моем компьютере поломался, но мне нужно, чтобы Эдвард это услышал. Я уже размышлял о том, где находится ближайший магазин и сколько будет стоить самый дешевый стереопроигрыватель, когда заметил на заднем сиденье игрушку, которую мы подарили Элизабет на Рождество. Вставляешь в караоке компакт-диск, ребенок берет микрофон и начинает подпевать, как в детском телевизионном шоу «Йо Габба Габба» или в детском хоре «Уигглз».
Я чувствую себя идиотом, но это работает. Я цепляю яркую толстенькую пластмассовую игрушку себе на пояс и извлекаю из карманов мелочь и электронные устройства. Охранник, который досматривает меня, тихо посмеивается.
– Теперь, Лютер, – добродушно улыбаюсь я, – я точно знаю, что я не единственный тайный фанат Ханна Монтана.
Эдварда уже привели в кабинет для встречи адвоката с клиентом. Я вхожу и бегло оцениваю увиденное: знаю, что Джорджи спросит меня, как он пережил ночь.
Его глаза покраснели, что неудивительно – я и не предполагал, что он заснет в тюрьме. Он явно нервничает, находится на грани.
– Джо, – восклицает он, как только мы оказываемся наедине, – вы должны меня отсюда вытащить! Я здесь не останусь. Мой сокамерник – типичный представитель группировки «Арийское братство».
– Сделаю все возможное, – обещаю я. – Ты должен кое-что послушать.
Я кладу на стол между нами проигрыватель компакт-дисков и нажимаю «пуск». Эдвард наклоняется ближе к динамику.