свирели Тай.
Песня его была сокрушительна. Ревели в ней волны и плакали женщины, чьи мужья не вернулись из моря, и звенели друг об друга пивные кружки в старой таверне. Скрипела палуба под невыносимо тяжёлыми шагами проклятого капитана, чей корабль никогда не сможет найти себе причал, и слышался смех странника-Одиссея, который сошёл с ума, но не признаётся себе в этом. Звучал плач мальчика, оставленного матерью, любящего, зовущего, страдающего. И вторил ему плач матери, которая вынесла на своих плечах всю тяжесть женской судьбы, но не смогла справиться со смертью и оставила сына в одиночестве. И другой матери, которая не совладала с собой и несчастная, разбитая, оставила своё дитя в поисках лучшей доли. Страшен был голос её неумолкающей совести. Свирель поёт, и танцует шаман, нашедший в себе силы признать, что цена его силы – смирение с несовершенством человечества и готовность служить этим людям, таким, какие они есть, потому что между ними и кораблём стоит лишь он один.
Он играл, и море расступалось перед ним. Он играл, и море кружилось в страшной воронке, жадно пожирая тех, кто пришёл в чужой дом не с миром. Море смеялось ему в ответ: «Наконец-то ты понял! Наконец-то ты слышишь мой голос!..»
Люди, стоявшие на берегу, рассказывали потом, что когда чужой корабль пошёл ко дну, и песня Тая оборвалась, море сразу успокоилось, а сам он ушёл по воде, не оглядываясь в их сторону.
Иллюстрация Лены Солнцевой
Я помахал Лизоньке рукой и уселся в кресло у стены. Она замахала мне в ответ. Настойчиво и демонстративно, с широкой улыбкой без передних зубов – молочные выпали, коренные ещё не появились. Так, как и должно быть в шесть лет. Подбежала поближе.
– Привет, Вадим!
– Привет, Лизонька. Где пропадала?
Девочка опустила руки, завела их за спину и начала раскачиваться взад-вперёд, задрав голову в потолок. Что там было интересного, я никак не мог понять. Она же часто так делала, будто искала ответы. Вполне в духе маленьких девочек. В очередной раз найдя нужный, опять широко улыбнулась и выпалила:
– Мне делали про-це-ду-ры!
Это сложное слово для шестилетней озорницы, но она честно его запомнила и воспроизвела. Потом плюхнулась на соседнее кресло и начала водить пальцем по подлокотнику, выводя на гладком дерматине какой-то рисунок.
– А тебе их делают? – спросила она.
Всё-таки пока избегает сложных слов. Я покачал головой.
– Нет. Пока просто лежу. За мной наблюдают.
Она сделала удивлённое лицо, пожала плечами.
– Я думала, здесь всем делают. Мне они не нравятся.
– Мне тоже. Но так положено, мы ведь в больнице.
Она оторвалась от своего рисования.
– А сколько тебе лет?
– Недавно исполнилось восемнадцать.
Лизонька сделала большие глаза.
– Ух ты! Так много?
Начала загибать пальцы. Сначала на правой руке, потом на левой, бормоча себе под нос: «один… два… три…» Когда пальцы закончились, она посмотрела на сжатые кулаки, потом на меня.
– Это очень много! – выдала она.
Я улыбнулся.
– Да, немало. Это как твои шесть, но в три раза больше.
Она опять задумалась, вперившись в белый больничный потолок. Плафоны светильников давали мягкий свет, в коридоре было светло и спокойно.
– А как ты сюда попал?
Лизонька была любопытной. Я уже рассказывал ей о прошлом, но всё повторялось из раза в раз. Заново.
* * *
Я сам постоянно восстанавливал в голове события, которые ещё помнил.
Обычный летний вечер для вчерашнего школьника, а ныне первокурсника. Встретился с парой друзей, и отправились в «Клетку». Так называли уличную дискотеку в парке. Большая круглая бетонированная площадка, окружённая по периметру высоким забором. Внутри – свет, музыка и люди. Веселье, танцы, новые знакомства. А вокруг – тёмный парк с перегоревшими фонарями, тёмными компаниями и теми несчастными, которым не хватило денег на билет внутрь «Клетки».
Они скапливались небольшими стайками, распивали дешёвый разбавленный водой спирт сомнительного качества, потом наскребали всё, что было в карманах, и пытались проникнуть внутрь. Билетов не хватало на всех – менялись. Вышел один, взял контрамарку, отдал следующему счастливчику. Так все по очереди могли попасть внутрь, с кем-то увидеться, познакомиться и потанцевать.
И вот настала моя очередь. Я вошёл, оставив друзей снаружи. Они наверняка будут пялиться сквозь ограду, передавая по кругу сигарету, и едко комментируя все мои действия. Мы всегда так делали, это было нормально.
«Во, смотри. Знакомится!.. Ха-ха, походу, отшила она его…»
Затяжка.
«Эта тоже наверняка откажет… Точно, глянь, пацаны…»
Глаза, не отрываясь, следят за движениями. Неуверенные попытки танца приносят свои плоды. Мой взгляд зацепляется за чужой. Симпатичная, весёлая. Улыбается, пристально смотрит в глаза, продолжая плавно покачивать бёдрами.
«Ух, смотри! Неужели зацепит!.. Да ладно, гонево… Такие не знакомятся».
Оказалось, что бывает иначе. Один медляк, потом второй, и вот она предлагает пойти прогуляться.
«Фигасе! Вместе выходят… Кто следующий пойдёт? Сейчас медляк будет, кто рискнёт!»
Я отдаю контрамарку знакомому. Мы по ступенькам спускаемся от «Клетки». Прогулка по парку – это было бы хорошее завершение вечера. Отличное знакомство, классная девушка. Интересно, позволит ли проводить?
Мы идём по аллее. Я знаю, что в дальнем конце будет выход из парка, но по пути придётся миновать несколько тёмных мест. Кирпичная подстанция, скрытая от прохожих кустами; общественные биотуалеты, которые работают лишь днём – по ночам весь парк превращается в отхожее место.
Вполне возможно, мы идём по направлению к её дому. А куда же ещё? Вряд ли сегодня случится ЭТО. Но просто закрепить отношения – это уже будет здорово!
Раздаётся треск кустов, и на дороге возникают силуэты. До фонаря ещё метров двадцать, световой круг захватывает мало что, а потому о количестве противников я могу только догадываться. О том, что они пришли по нашу душу, гадать не приходится.
– Слышь, есть закурить?
Стараюсь не сбавлять темп, подхватываю её под локоть и пытаюсь обойти преграду.
– Не курим.
«Стенка» смещается в сторону, и я почти натыкаюсь на соперника.
– Куда прёшь-то? Глаза разуй, дятел.
Толчок в грудь. Мне удаётся устоять на ногах. Моя спутница благополучно продолжает идти вперёд, минует световой круг и исчезает в темноте.
Движение сбоку – кто-то резко вскидывает руку, следом за этим получаю удар по скуле. Жутко больно, щека начинает полыхать – будто под кожей разлили горячий жирный бульон. Печёт, кожа не выдерживает, потоком прорывается горячая кровь. Позже уже я узнаю, что скулу мне рассекла «печатка» на пальце.
Дальше помню смутно. Упал на
