приоткрытой двери в стене. Даже если это крошечный туалет, там все равно будет теплее.
Кай дернул дверь, и та со скрипом отворилась. Пахнуло куревом. Наверное, раньше это была контора. В углу свернулась калачиком женщина. Прикрылась уголком громадного ковра, отодранного от пола. В тусклом свете Кай смотрел на ее распухшее лицо, спутанные волосы, выпученные, пустые, немигающие глаза. Он захлопнул дверь, застонав от отвращения.
Покрываясь мурашками, он спрыгнул со ступенек и выбежал из ангара под жалящий дождь.
Еще два ангара. Спать так близко от мертвого тела Каю не улыбалось, но его бил озноб, и нужно было где-то переждать ночь. Велики ли шансы найти еще один заброшенный дом?
Во втором ангаре тоже имелась дверь, но она вела не в контору, а в душевую. В третьем и последнем ангаре дверей не было, так что Кай вернулся во второй, собрал все обрывки бумаги, какие смог найти, подобрал картонный пакет и укрылся в душевой.
В помещении было влажно и немного пахло высохшей мочой. Все еще дрожа, Кай взял с кулера полрулона туалетной бумаги и стал промокать ею мокрую одежду. Получалось не очень.
Душевая была слишком маленькой, чтобы Кай мог вытянуться в полный рост; он поджал ноги, подложил под голову сплющенный пакет из-под сока, набросал на ноги побольше мусора. Он все еще не мог привыкнуть к тому, что надо засыпать медленно — ИскИна, который ввел бы его в сон, тут не было.
По Кабуки он скучал почти так же сильно, как по Поли, хотя и совсем не так, как по маме. Он знал, что Кабуки ненастоящий: всего лишь куча чипов, которую запрограммировали, чтобы она говорила приятные вещи и выполняла указания, — но Кабуки был рядом с Каем столько, сколько тот себя помнил.
Кай мерз. Дрожь не прекращалась; сиплое дыхание эхом отражалось от наполовину облицованных стен.
Вспыхнул и погас образ: женщина в соседнем ангаре. Явно замерзла насмерть, может, прошлой ночью. А ведь у нее был ковер.
Сквозь оставленную Каем щель между дверью и косяком свистел сквозняк. С закрытой дверью было бы теплее, но тогда Кай не видел бы даже тонкой полоски серого света. Оставаться в полной темноте он не хотел.
Он не понимал, как это все могло случиться. Неделю назад он лежал в теплой постели; мать подоткнула его одеяло и сказала не тревожиться за папу, который вместе со своей бригадой был меньше чем в сорока милях от них, между Ричмондом и напавшими луйтенами. Назавтра Кай с детьми и стариками уже ехал в автобусе по трассе 1-95 [2].
Слезами делу не поможешь, но Кай не мог не заплакать. От собственного хныканья ему становилось только хуже. Что теперь делать? Почему никто не скажет ему, что делать и куда идти? Ты почуял?
Кай заорал и вскочил на ноги. Это не воображение: слова просто пришли, они скребли по его голове, как стальные пальцы скребут по стеклу. Она курила. Зажигалка.
Кай зажал уши ладонями. Его мокрые штаны вдруг стали теплыми, он еле отдавал себе отчет в том, что обмочился. Жечь костер.
Чувство было такое, будто что-то ползает внутри черепа. Кай замер, его била дрожь, он молился, чтобы это не повторилось. Или смерть.
Кай завыл от ужаса. Он не понимал, что с ним происходит. Происходит с тобой. Кай. Замерзнуть.
У Кая зуб на зуб не попадал, его трясло от холода и от страха. Голос не умолкал, он говорил о холоде, о смерти Кая, об огне. Вокруг полно мусора, который можно поджечь, но только чем? Она курильщик. Зажигалка.
Зажигалка — то, что надо. Ты смерть это утро. Так ведь Кай?
Голос о чем-то просил. Кай боялся, что если он не ответит, голос рассердится и что-нибудь с ним сделает. Сведет его с ума, притянет в темное, кошмарное место, туда, где обитает. Что-то с голосом было не так, он был ужасно странный. Слова были будто шероховатые и скребли голову изнутри. Так ведь?
— Нет, я не хочу умирать, — сказал Кай, вздрагивая от собственного голоса, звучавшего в крохотном помещении очень громко. Она курила. Зажигалка.
Может быть, он уже сошел с ума. Ведь так оно и бывает, разве нет? Голоса в голове? Зажигалка. Ее карман.
Кай взвился опять. Ее карман. Внезапно он понял, о чем твердит голос. Она курила. Мертвая женщина курила. Он ведь учуял запах курева, разве нет? Голос говорил, что в ее кармане есть зажигалка. Да.
Он не хотел возвращаться в ту комнату. Она мертва, у нее глаза выпучены… Или ты умереть. Иди.
Кай ногой открыл дверь, выглянул в ангар, готовый увидеть монстра, который припал к полу и ждет его, но в ангаре не было ничего, кроме бетона, теней и завывающего ветра.
Сгорбившись, Кай промаршировал в соседний ангар. Его сердце ушло в пятки. Он поднялся на ступеньки, положил руку на ручку двери, чуть ее повернул.
Может, голос живет в душевой. Может, если не возвращаться, голос его не найдет, не сможет говорить с ним… Неверно. Иди уже.
Кай сжал ручку сильнее. Она была ледяной. Он повернул ее до конца и приоткрыл дверь.
Она лежала все там же. Он открыл дверь настолько, чтобы войти. Она была немолода, лет шестидесяти, с испанскими чертами лица — ну или индейскими. Кончик языка высовывался между синих губ.
Кай не хотел этого делать; лучше насмерть замерзнуть, чем совать пальцы в ее карман и касаться мертвого тела. Какое оно на ощупь — податливое или жесткое?
Голос молчал, но Кай знал, что если подождать, то он заговорит снова и опять велит взять зажигалку. Голос может даже заорать. Ужас. Надо это сделать. Быстро — так быстро, как только можно. Кай хрипло и часто дышал. Он сделал глубокий вдох и задержал воздух, на секунду застыв. Сделай это.
Голос был как тычок в спину. Кай подскочил к телу, присел. Другой рукой, сказал голос, прежде чем Кай успел поднять левую руку. Он вытянул правую, засунул два пальца в карман.
Ее бедро через джинсы казалось каменным. Это было не так ужасно, как он боялся, но все равно ужасно. Он нащупал заостренный кончик зажигалки, но не смог ухватить его. Вытяни ее.
Нужно коснуться тела, коснуться по-настоящему. Кай отчаянно не хотел этого делать.
Прискуливая, он метнулся к ногам женщины, крепко взялся за ее изношенные ботинки, зажмурился. Стоило ему сделать усилие, как те соскользнули. Живот скрутило от отвращения, Кай отшвырнул ботинки в сторону, схватился за
