Хотя официально Русь считается православной с 988 года, борьба православия с язычеством продолжалась на протяжении всей истории средневековой церкви [145] . Язычники передавали от поколения к поколению заговоры и заклинания, украшали дома и одежду языческим орнаментом, исполняли языческие обряды, обращались за помощью к волхвам: лекарям и изготовителям амулетов, слушали сказителей языческих мифов – кощунов [146] . На городских площадях проходили языческие игрища. В церковном поучении XII века описываются многолюдные языческие сборища в любую погоду и пустующие церкви [147] . Почему же в десятом веке русские приняли непопулярную византийскую веру?
Христианство в мире распространялось двумя путями: первый – мечами христианских армий (например, среди саксов, западных славян, прибалтов), второй – через племенную верхушку. Французский историк-медиевист Жак ле Гоф отмечает: «Христианская проповедь почти всегда терпела неудачу, когда она пыталась обратиться к языческим народам и убедить массы. Но, как правило, она добивалась успеха, когда привлекала на свою сторону вождей [148] ». Известна и причина. Правитель, принимавший христианство, получал божественную санкцию своей власти, коей нет «не от бога». Подданных в церкви торжественно поучали: «Рабы, во всем повинуйтесь господам вашим по плоти, не в глазах только служа им, но в простоте сердца, боясь Бога. И все, что делаете, делайте от души, как для Господа, а не для человеков, зная, что в воздаяние от Господа получите наследие»; «Рабы, повинуйтесь господам по плоти со страхом и трепетом, как Христу. Не с видимой только услужливостью, как человекоугодники, но как рабы Христовы, исполняя Волю Божию от души. Служа с усердием, как Господу, а не человекам», «Слуги, со всяким страхом повинуйтесь господам, не только добрым и кротким, но и суровым».
Летопись рассказывает о крещении Руси: «С радостью пошли люди, ликуя и говоря: «Если бы не было это хорошим, не приняли бы этого князь наш и бояре». В свете вышеизложенного принятие христианства «князем нашим и боярами» удивления не вызывает. Но насколько мирно утверждалась новая религия в низах?
По той же летописи, накануне крещения в реку был сброшен Перун и «плакухася ему невернии люди». Показательно обращение князя Владимира к тем киевлянам, которые не пожелают креститься: «…противник мне будет» (Радзивилловская летопись) или даже: «Не будет пощажен» (Никоновская летопись). Митрополит Илларион в «Слове о Законе и Благодати» откровенно писал: «И не было ни одного противящегося благочестивому его [Владимира] повелению, а если кто и не с любовью, но со страхом принужден креститься, потому что благоверие его [Владимира] с властью сопряжено». Один из источников, включенных в «Историю» Татищева, так дополнил официальное повествование о крещении в Киеве: «Инии же нуждою последовали, окаменелыя же сердцем, яко аспида, глухо затыкаюсче уши своя, уходили в пустыни и леса, да погибнут в зловерии их». «Повесть временных лет» сообщает закономерное следствие: «Сильно умножились разбои». Христианские епископы потребовали от князя принятия самых жестких мер: «Почему не казнишь разбойников?» – «Боюсь греха», – откликнулся князь с явной иронией. Следует учесть, что на языческой Руси смертной казни не было, существовали кровная месть и штраф (вира), требование епископов опиралось именно на христианское, византийское, законодательство. Столь буквальное толкование «Не убий» епископов не устроило: «Ты поставлен Богом для наказания злым, а добрым на милость. Следует тебе казнить разбойников». Через некоторое время епископы разобрались в ситуации: вира оказалась одним из главнейших источников княжеских доходов, десятая часть которых шла духовенству. Вира была восстановлена, и еще в XII веке церковники сами собирали ее в принадлежащих им селах (грамота князя Мстислава Владимировича Юрьеву монастырю, 1130).
Когда в 1008 году «изымаша хитростью некоею славного разбойника, нарицаемого Могута» (видимо, одного из предводителей), князь приговорил его к пожизненному заточению в доме митрополита. Никоновская летопись сообщает, что в заключении Могут «смирения много показал и, провидев свою смерть, с миром почил о Господе».
С особым трудом шла христианизация Новгорода. Хорошо известен рассказ «Иоакимовской летописи» [149] .
«6499 (991). В Новгороде люди, увидев, что Добрыия идет крестить их, учинили вече и заклялись все не пустить их в город и не дать опровергнуть идолов. И когда он пришел, они, разметав мост великий, вышли с оружием, и какими бы угрозами или ласковыми словами их Добрыня ни увещевал, они и слышать не хотели, и вывели два самострела больших со множеством камней, и поставили их на мосту, как на настоящих своих врагов. Высший же над славянскими жрецами Богомил, который из-за своего красноречия был наречен Соловьем, запрещал людям покоряться.
Мы же стояли на торговой стороне, ходили по торжищам и улицам и учили людей, как могли. Но гибнущим в нечестии слово крестное, которое апостол сказал, явилось безумием и обманом. И так мы пребывали два дня и крестили несколько сот людей. Тоща тысяцкий новгородский Угоняй, ездил повсюду и кричал: «Лучше нам помереть, нежели богов наших дать на поругание». Народ же оной страны, рассвирепев, дом Добрыни разорил, имение разграбил, жену и родных его избил. Тысяцкий же Владимиров Путята, муж смышленый и храбрый, приготовив ладью и избрав от ростовцев 500 человек, ночью переправился выше города на ту сторону и вошел в город, и никто не остерегся, так как все видевшие их думали, что видят своих воинов. Он же, дойдя до двора Угоняя, его и других первых мужей тотчас послал к Добрыне за реку. Люди же той страны, услышав про это, собрались до 5000, обступили Путяту, и была между ними злая сеча. Некоторые пошли и церковь Преображения Господня разметали и дома христиан стали грабить. А на рассвете подоспел Добрыня с бывшими с ним воинами, и повелел он у берега некоторые дома поджечь, чем люди были весьма устрашены, и побежали они тушить огонь; и тотчас перестали сечь, и тоща первые мужи, придя к Добрыне, стали просить мира.
Добрыня же, собрав воинов, запретил грабеж и тотчас сокрушил идолов: деревянные сжег, а каменные, изломав, низверг в реку; и была нечестивым великая печаль. Мужи и жены, видев это, с воплем великим и слезами просили за них, будто за настоящих богов. Добрыня же, насмехаясь, им говорил: «Что, безумные, сожалеете о тех, которые себя оборонить не могут, какую пользу вы от них чаять можете». И послал всюду, объявив, чтоб все шли ко крещению. <…> И пришли многие, а не хотящих креститься воины притаскивали и крестили, мужчин выше моста, а женщин ниже моста. <…> И так крестя, Путята шел к Киеву. Потому люди и поносят новгородцев, мол, их Путята крестил мечем, а Добрыня огнем».
Последняя поговорка известна и помимо Поакимовской летописи. Подтверждения событий, описанных в Поакимовской летописи, обнаружила новгородская археологическая экспедиция под руководством В. JI. Янина. Дендрохронологический анализ деревянных мостовых в Новгороде позволяет с точностью до года датировать тот или иной слой. Под ярусом 989–990 годов, в береговых кварталах были найдены следы необычно большого пожара (в пределах раскопа – 9000 м2). Найдены крупные клады, спрятанные под полом, – домашняя казна. Таким образом, в период крещения береговые кварталы Новгорода действительно погибли от огня. События, по оценке В. JI. Янина, не были бескровными, так как владельцы найденных сокровищ не вернулись к пепелищам своих домов.
«Житие великого князя Владимира» повествует: «И стремясь не только Киев, но и всю державу свою светом веры святой просветить, послал Владимир людей во все русские города крестить народы, на не захотевших же креститься большую дань налагал». Согласно «Повести о водворении христианства в Муроме», крестители заманивали в новую веру снижением налогов («оброками легкими»), а «иногда муками и ранами угрожая им [язычникам]» глумились над языческими святынями: «идолы попраша и сокрушиша и без вести сотвориша». О том же в «Житии» ростовского епископа Исайи, описывающем, как Исайя из Ростова «обходит прочие города и места в Ростовской и Суздальской области», и где «находит идолов, всех предает огню».
«Правило» митрополита Иоанна (1089) устанавливало «яро казнити на возброненье злу», «но не до смерти убивати, ни обрезати телесе» тех, кто «волхвования и чародеяния» творят, да и то предварительно «словесы и наказаньем» попытавшись «обратити от злых» [150] . В Синодальной редакции церковного устава князя Владимира среди проступков, подлежащих церковному наказанию, перечисляются: «или кто молится под овином, или в рощеньи, или у воды» и те же «чародеяние, волхвование» [151] . Троицкая редакция устава (XVI в.) включила и тех, которые «молятся твари, солнцу, луне, звездам, облакам, ветрам, кладезям, рекам, дубию, горам, каменьям» [152] .
В 1227 году в Новгороде после суда у архиепископа сожгли четырех волхвов, несмотря на заступничество бояр [153] . Через год архиепископ был изгнан горожанами.
