Показывает на Риту и говорит:
— It's bad flag, not good.
— Sorry, what do you say?
(Разговор египтянина с русским.)
Какой ещё флаг, о чём это он? И почему этот флаг — плохой? Присматриваюсь: на Рите футболка с большим британским стягом на груди. Купили где–то на барахолке в Москве. Кажется, у вьетнамцев.
— О чём речь? — спрашивает жена. Она подошла чуть позже.
— Говорит, что плохой флаг, нехороший.
— Да, — египтянин переходит на ломаный русский, — мы его не любить. Это английский.
— Вернись в номер и переоденься, пожалуйста, — говорим мы дочке. Страна незнакомая, мало ли что… может быть, тут это в норме вещей — ненавидеть всё английское. Наверно, они тщательно следят, чтобы нигде никакой британской символики не было. Или, скажем, американской.
Рита удивлённо смотрит на нас и уже собирается было вернуться в номер. И тут египтянин начинает смеяться.
— Это шютка, — говорит он. И ржёт громко. Ему очень весело. — Нам всё равно, кто какой одежда.
— Но мы–то решили, что и в самом деле… — оправдываемся, пытаемся хоть как–то что–то объяснить.
— Я тут работать. Школа виндсерфинга. Приходи. Вам понравится.
— Спасибо, обязательно.
«Чёрта с два придём, — думаю я. — Кто знает, что от вас, шутников, ожидать в вашей школе…»
— А это мой прайс, — говорит он и суёт нам свою бумажку. — Тут всё есть: цены, время.
— Хорошо, хорошо…
— Придёте и спроси меня.
— А как вас зовут?
— Меня? — он опять белозубо лыбится. — Я — Вова из Могилёва. Приходи и спрашивайте: где Вова из Могилёва?
Боже мой! он опять шутит. (Видно, ему понравилась русская рифма.)
Мы прощаемся с ним и идём дальше. В ресторане рассматриваем прайс–лист (текст написан по–английски и по–немецки). Прокат серфингов: 50 египетских фунтов в час, 170 — в день, 580 — в неделю, 970 — за две недели. А если 1 доллар — это 6 фунтов, то… Быстро переводим цены в более понятную валюту. Выходит, что можно взять серфинг на две недели за 160 долларов. Для фанатов этого вида спорта, наверно, не так уж дорого.
Ниже на бумаге табличка цен за курс обучения. К занятиям допускаются только те, кому больше 14 лет. Пробный двухчасовый курс — 130 фунтов (22 доллара). За 12 часов уроков — 85 долларов, за 6 часов — 45 долларов. Всё продумано.
Обслуживающий персонал в отеле — только мужчины. И все, как правило, молодые, энергичные, худощавые. Чёрные брови, зубастая улыбка, смуглая кожа. Среди обслуги я замечаю только одну женщину. Иногда для неё разжигают неподалёку от ресторана специальную печь, и женщина на глазах у отдыхающих печёт с утра и до обеда лепёшки. Выглядит это довольно живописно. Женщина закутана с ног до головы, только лицо открыто. Сидит у низкой печи, неторопливо шевелит какой–то кочергой лепёшки, складывает их в глубокий чан. Есть желающие — подходят, покупают. Некоторые постояльцы норовят эту даму сфотографировать. Заметив это, женщина красноречиво трёт большой палец руки об указательный: давай «бакшиш». Постояльцы, как правило, притворяются непонятливыми: щёлкают своей «мыльницей» и, ни слова не сказав, уходят. Олл инклюзив, платить не нужно… Женщина провожает фотографа печальной полуулыбкой. Мусульманки Египта обычно молчаливы и сдержаны.
А вот парни, которые работают в отеле, ведут себя совсем иначе. Они постоянно шутят, не прочь поговорить и чем–то напоминают жителей южных регионов нашей страны. Иногда у меня закрадывается подозрение, что гостиничное начальство нарочно велит им заигрывать с публикой. Египетские мужики не пропускают ни одну европейскую девушку. Оно и понятно: наши–то расхаживают по территории отеля в купальниках, в лёгких сарафанах или в шортиках. К тому же эта мода — валяться на пляже «топлесс»… Вот на лежаке свободно раскинулась в жаркой истоме дамочка с обнажённым бюстом, а чуть дальше, прямо у воды — бар с мороженым, соками и алкоголем, и работает там молодой араб, который так и стреляет глазками направо и налево. Если подойдёт к нему, скажем, белокожая блондинка в голубом бикини и попросит апельсиновый «джюс», бармен обязательно сделает вид, что не расслышал, выразительно погримасничает, при этом даже отвернётся (но все понимают, что он теперь видит одну только свою клиентку), потом нальёт–таки сок в стакан и подаст девушке. Но когда она потянется за стаканом, бармен резко отнимет руку, и ладошка девчонки сомкнётся в пустоте. Игра такая… Сначала это забавляет, но потом начинает надоедать. Иные женщины уже и не знают, как вести себя в подобной ситуации. Повышать голос? Ругаться? Глупо…
Однажды вечером я видел, как к такому бармену подошёл подвыпивший украинец и стал «разбираться»:
— Так шо ты сказал моей жене?..
Дочка в первое время с удовольствием бегала к бару и просила то сок, то кока–колу. Но дня через три она сказала мне:
— Сходи один, попроси для меня водички.
— А ты почему не пойдёшь?
— Надоело. Сейчас начнёт кривляться, заигрывать…
Иду один. Но они, эти бармены — ребята зоркие. Они сразу понимают, что я не только для себя прошу.
— Не дам, — говорит. — Пусть сама придёт.
И вот стою я перед ним, как идиот, и жду, когда ему надоест со мной кокетничать.
В баре на пляже купили мороженое. Решили, что это бесплатно. Но оказалось, что мороженое не входит в систему «всё включено». Стоит оно 5 египетских фунтов, то есть рублей двадцать пять. Дороговато. Ах, как хорошо, что мы в Москве догадались оплатить «олл инклюзив»!
Вскоре понимаем, что это даже не совсем мороженое, а чёрт знает что такое. В одном мы находим измельчённый варёный горох с какими–то специями. А я если, память мне не изменяет, узбекский плов на пляж не заказывал… Теперь вот вынужден это жевать. Не скажу, что совсем уж гадость, что–то в этом всё–таки есть. Невкусно, но — необычно. Второе мороженое — просто замороженный сок. Так себе. В России мороженое лучше.
…По вечерам мы рассаживаемся за столиками прямо под открытым небом и смотрим концерт анимационной группы. Нам показывают фокусы, народные танцы, устраивают нам лотерею. Каждый вечер тут полон романтики и очарования. После девяти часов вечера совсем уже нет жары. С моря дует лёгкий бриз. Загадочно шуршат листьями пальмы. Каждый ствол дерева украшен гирляндами лампочек. Пальмовая аллея уходит к морю. В заливе отражаются огни. Восточный орнамент здания отеля подсвечен прожекторами. Певец на сцене поёт арабские песни. Восточная музыка кажется в Египте удивительно красивой. Впрочем, в репертуаре певца есть песни итальянские, французские, английские. Ближе к полуночи мелодия становится всё нежнее и красивее. «Love me tender, love me sweet…»
Между столиками снуют официанты, разносят коктейли, пиво или воду. Иногда им заказывают кальян. Приятно, должно быть, посидеть вечерком у самого Красного моря и под чёрным африканским небом покурить кальян. Так сладко, так маняще пахнет ванилью… Но я, к сожалению, не знаю, как по–английски «кальян», поэтому не прошу.
Официанты, конечно, в первую очередь обращают внимание на девушек и молодых женщин. Стоит какой–нибудь из них что–нибудь попросить — безалкогольный коктейль, например, — и вот официант уже летит с высоким стаканом на подносе, и то, что он несёт, никак не назовёшь просто напитком. Жидкость имеет совершенно неописуемые цвета, и над этим полотном, должно быть, поработали сильно выпившие Пабло Пикассо, Сальвадор Дали и Петров — Водкин. На стакан навешаны ягоды и фрукты, а соломинка сделана в виде зонтика от солнца. Бармен поднесёт, знойно глянет на клиентку, улыбнётся чуть печально и театрально, скажет пару дежурных шуток или комплиментов. Ну как не дать такому парню чаевые? А когда убирает пустую посуду, опять начинаются всякие фокусы. Вот он тащит стакан к краю стола… и вдруг выпускает из рук, стекляшка летит на пол! Но это всего лишь трюк. Девушки непроизвольно вздрагивают, но в последний момент бармен успевает поймать стакан, ловко, как жонглёр, подбрасывает его в воздух, ловит опять, лучисто улыбается — ах, дьявол, неотразим, неотразим!..
Темнеет здесь довольно рано, в шесть часов вечера. Всё–таки уже осень. Октябрь уж наступил, и роща отряхает… В Египте никакие рощи ничего не отряхают. Пальмы здесь стоят всё такие же, как летом — живенькие, весёлые… или наоборот, томные? Когда темнеет, главная задача — решить, куда деть оставшееся время. Скажем, до полуночи. Можно подремать после обеда. Или пошататься по здешним барам. Выпить кофе или спиртного, чтобы возбудить аппетит к ужину. Потом какое–то время занимает ужин. (Тут торопиться не надо.) Ужин в нашем отеле — это, пожалуй, даже не для еды. Это развлечение. Попробовать то, отведать сё. Начать с салатов, потом мясное, потом рыба или крабы. Потом десерт, соки. Сегодня, допустим, выпить пива, завтра — для разнообразия — пива не выпить. Вот уже какое–то занятие. Подойти к огромной горе фруктов и попытаться достать самый верхний гранат или гуаву. Почему–то наибольшим спросом здесь пользуются именно гранаты. Многие постояльцы тащат этот фрукт себе в номер. Если чуть опоздаешь на ужин, гранаты тебе уже не достанутся. Тогда приходится ограничиться огромной грушей или апельсином. Или двумя апельсинами. Или гроздью винограда (если достанется). Потом опять прогулка вдоль залива к бару. «Гив ми плиз уайт уайн». (Белое вино здесь вкусное, между прочим.) Или: «Ту кофи, плиз». На улице усаживаемся за столик у сцены, смотрим концерт. Поглядываем на часы: всего половина одиннадцатого. Если бы темнело хотя бы в восемь или девять, можно было бы купаться допоздна. А так все с пляжа уходят в сумерках.
