Спустившись из беседки, надо перейти мостик. Он очень крутой, так что в дождь приходится держаться за перила. Впрочем, в дождь не до экскурсий. Но каково было ходить по мостику, когда он стоял на одесской улице?
Несколько лет назад около уголка возникла палатка – кафе. Столики сейчас стоят по всей площадке чуть ли не вплотную друг к другу. На мостике по вечерам играет оркестр. А рядом с мостиком и спуском появился новодельный дачный фонтанчик, стилизованный под старину. В другом месте он был бы неплох. Но рядом с подлинной стариной выглядит явной халтурой.
Рядом с кафе недавно появилось двухметровой высоты объёмное решётчатое сердечко. По замыслу создателей, на него – а не на перила моста – надо вешать свадебные замки. Сердечко действительно сплошь увешано разнокалиберными замочками, но на перилах их от этого меньше не стало: в Одессе играют достаточно свадеб, чтобы заполнить оба сооружения.
Возвращаемся на улицу Гоголя. Дом № 2 построен на рубеже XIX–XX веков – в модном тогда стиле средневековья с мавританским акцентом. Более декоративный вариант того же стиля мы уже видели в самом начале экскурсии – в нём выдержана новая хлебная биржа.
В народе дом зовётся шахским дворцом. Заказчиком был, конечно, не сам иранский (тогда – персидский) шах, а один из множества его придворных, вынужденный бежать после проигрыша в очередной дворцовой интриге. Пожив несколько лет в Одессе, он навербовал личную армию из местных уголовников (в основном – иудеев, ибо они были уже обрезаны, и их оформление под правоверных не требовало дополнительной операции) и с нею вернулся на родину. Его бойцы разгромили клан, когда-то его победивший, и он вновь занял привычное – и весьма выгодное – место при дворе.
В советское время дворец стал областным домом народного творчества. Сейчас в нём – Морской Транспортный банк, чьи обороты в главном торговом порту республики достаточны для дворцовой роскоши.
Мимо дворца проходим к бульвару, в советское время названному Комсомольским. Затем он стал бульваром Искусств, а сейчас – бульвар Жванецкого. На бульваре – памятник, первоначально установленный на углу Пушкинской и Ланжероновской, у клинкерной площадки. Гурвиц, возвращённый на мэрство пеной рыжего бунта, очень хотел уничтожить память о своём конкуренте Руслане Борисовиче Боделане. Но не рискнул вовсе снести памятник спасшему Одессу апельсину.
Император Павел I Петрович Романов очень не любил свою мать – императрицу Екатерину Великую – не только за убийство его отца императора Петра III Фёдоровича (до прибытия в Россию в качестве наследника престола – Карл Петер Ульрих Карл-Фридрихович, герцог цу Гольштейн-Готторп фон Унтервальден, наследник шведского престола), но и за то, что она не уступила ему трон, когда он достиг совершеннолетия, и ему пришлось пару десятилетий скучать без дела (не говоря уж о том, что она всерьёз рассматривала возможность передать престол в обход сына внуку Александру, которого воспитывала сама). Возглавив государство, он не только разогнал значительную часть деятелей, выдвинувшихся при маме, но и ликвидировал очень многие её начинания. В частности, он отменил налоговые льготы Одессе, так что развитие порта резко замедлилось, и он стал отставать от конкурирующих каналов импорта. Тогда одесситы отправили ему в подарок образец товара, ввозимого через город: три тысячи лучших итальянских апельсинов – на самых быстрых конях, чтобы в дороге не испортились. Фрукты царю понравились, и он восстановил права, предоставленные городу Екатериной. Бизнес возобновился.
Понятно, императоры взяток не берут. Но подарок напомнил Павлу: торговля жизненно важна для любой страны, и ограничивать её из чисто личных побуждений – недостойно государственного деятеля. Почаще бы нынешние властители Украины вспоминали об этом и не пытались рвать связи с остальной Россией…
Дальше по бульвару три высотных для исторического центра – девять этажей – здания на общем стилобате – обширном первом
этаже. В стилобате, среди прочих торговых заведений, магазин «Медтехника», где много лет работала главным бухгалтером моя мама, Лина Ильинична Баум. Но для прочих одесситов и гостей города дома интересны прежде всего в качестве надгробного памятника оползням.
Центральная часть Одессы занимает плато, возвышающееся над уровнем моря более чем на три десятка метров. Даже если растают все льды Антарктиды и Гренландии, поднявшийся Мировой океан не дотянется до наших тротуаров. Но само плато сложено в основном из ракушечника – рыхлого и легко размываемого известняка. Время от времени море подмывает берег – и большие участки сползают, рушатся.
В начале 1950-х очередной оползень разрушил несколько домов на улице, знаменитой тем, что на ней жил сразу после Гражданской войны великий писатель Константин Георгиевич Паустовский (сейчас – Черноморская улица). После этого за наведение порядка в природе взялись всерьёз. Вдоль всего берега установили бетонный волнолом (его верх примерно на полметра ниже уровня моря, так что водообмен прибрежного бассейна с окружающей средой сохранён). Вдоль всего берегового обрыва поверх узкого каменного пляжа насыпали широкий песчаный, защищающий берег от ударов волн (песок возили с Одесской банки – отмели в полусотне миль от гавани). Внутри склона провели десятки дренажных галерей, куда уходит подпочвенная вода, так что ракушечник склонов стал заметно суше. Кстати, галереи в основном выходят на пляж. Многие, уходя домой после купания, ополаскиваются в галереях: вода там холодная, но благодаря фильтрации через толстый слой грунта довольно чистая.
Укрепили и склон в центральной части города. До него, правда, морская вода уже не дотягивается: портовые сооружения протянулись на несколько сот метров в ширину. Но дренаж для защиты от подземных вод всё равно нужен.
Когда оползание берегового склона прекратилось, на Комсомольском бульваре, где ещё недавно обваливались заметные куски бордюра и асфальта, возвели дома такого размера, какие неустойчивый грунт никак не смог бы выдержать. Они стали своеобразным надгробным памятником недавним оползням, гордым символом победы над природным дефектом одесского плато.
В конце бульвара – бронзовый бюст на высоком постаменте. Это памятник дважды Герою Социалистического Труда Александру Эммануиловичу Нудельману – главному конструктору множества первоклассных авиапушек.
В 1933-м студент Одесского института технологии зерна и муки (так тогда называлась нынешняя национальная академия пищевых технологий) Яков Григорьевич Таубин придумал первый в мире автоматический гранатомёт для разработанных ещё перед Первой мировой войной ружейных гранат.
Ружейная граната системы Дьяконова – по сути, артиллерийский снаряд калибром 40,6 мм и массой 350–370 г – выстреливается из прочной трубки, надетой на конец ствола обычной армейской винтовки. Пороховые газы холостого патрона даже вместе с приклеенным к её дну дополнительным зарядом в 2,5 г придают ей сравнительно небольшую скорость: при такой массе импульс отдачи – на пределе прочности оружия, а уж стрелку может и просто ключицу сломать, так что огонь ведут, упирая приклад в землю (через специальную подушку, чтобы дерево приклада не треснуло). Впрочем, дальность полёта гранаты – немногим более 800 м – вполне достаточна для пехотного оружия.
Таубин решил использовать энергию отдачи для перезаряжания оружия. Идея, конечно, далеко не новая: к тому времени оружие, работающее на этом принципе, существовало уже более полувека. Но ему удалось придумать сравнительно простую и надёжную конструкцию.
В народном комиссариате обороны заинтересовались предложением. Недоучившегося студента пригласили на Ковровский оружейный завод, в ту пору специализированный на выпуске пулемётов. А уже весной 1934-го создали в Москве отдельное конструкторское бюро под его руководством. Таубин, родившийся в 1900-м и пошедший учиться очень поздно, считался по тому времени достаточно взрослым для роли серьёзного начальника.
Таубин пригласил в КБ ещё нескольких студентов, знакомых ему по одесским временам. В частности, в 1935-м, сразу по окончании индустриального института (затем он стал называться политехническим, а сейчас – Одесский национальный политехнический университет), к нему пришёл Нудельман.
В 1938-м автоматический гранатомёт на нескольких разных вариантах станка прошёл государственные испытания вместе с главным конкурентом – 50 мм миномётом конструкции Бориса Ивановича Шавырина. Тогда миномёты считались самым перспективным видом пехотной артиллерии. Сформировалось весьма влиятельное миномётное лобби. Соответственно и в программу испытаний включили только те виды стрельб, что были под силу миномёту. Например, вовсе не было настильного огня – под углом менее 45 ° к горизонту: миномёт простейшей конструкции, где капсюль порохового заряда срабатывает просто от удара мины по острому стержню на дне, так стрелять не может. Понятно, в таких условиях простота конструкции миномёта выиграла, и автоматический гранатомёт оказался на вооружении нашей армии только через несколько десятилетий, когда миномёты уже исчерпали потенциал популярности.
