Ознакомительная версия.
С 1884 г. эти помещения выкупил Тир, и кабак этот просуществовал до начала XX века, служа рестораном и бальным залом для низших слоев населения.
Здесь зимой устраивали танцевальные вечера для горожан, называвшиеся бургербалами и не имевшие доброй славы, потому что наведывались сюда лычаковские батяры, которые любили устраивать драки. Зал был большой, но темный и с низким потолком. На эти забавы сходились низшие чины австрийской армии и чиновничество, австрийские ветераны, инвалиды семилетней и турецкой войн, офицеры львовского гарнизона.
Напротив кабака на скарпе, который представлял часть Кармелицкого взгорья, был манеж Лисневича, куда наведывались любители верховой езды. Они принадлежали к завсегдатаям забегаловки.
Второй локаль — Steinernes Wirthshaus (Каменная корчма) — находился на Збоигцах. Он также играл весомую роль в развлечениях тогдашнего населения, сюда в воскресенье львовяне отправлялись в путешествие. Но больше сюда наведывались немецкие интеллигенты, ибо это заведение имело для них определенную историческую прелесть. Там была своеобразная реликвия — шар для кегельбана, который бросал император Иосиф, и кегли, которые он собственноручно опрокинул. Император, находясь во Львове и посетив семинарию, увидел, что целая вереница бричек движется в одном направлении. На его вопрос, куда эти люди спешат, ему объяснили, что на Збоигца, куда любят каждое воскресенье наведываться львовяне на отдых в тамошнем шинке. Император пожелал тоже увидеть этот кабак, и оказалось, что он о нем не раз слышал в Вене. Застал он там компанию австрийцев, игравших в кренгли, или кегли, взял из рук жены советника Альбрехта шар и завалил короля и семь кренглей. Пан Фогетцер, владелец заведения, сразу тот шар схватил, выкрикивая: «Этого шара не получит уже никто в руки, а этого короля никто не свалит! Я оправлю его в серебро и передам детям и внукам в память о нашем великом императоре!»
Со стороны улицы Театинской стояло здание Ягермана с танцевальной залой. Сюда тоже любили заходить военные, и зачастую между ними и рабочими вспыхивали выяснения отношений с потерей зубов. Случались и убийства.
Стрыйский пригород имел сады на Железной воде у Цес-левичей и на Софиевке у Яворского. В книге Станислава Лемпицкого «Золотые полоски» упоминается, как гимназические ученики любили посещать старую белую корчму на Железной воде возле пруда Каминского: «В воскресенье и праздники корчма имела всегда свою многочисленную постоянную публику и музычку к пиву. Поэтому заходили мы туда вечером в будние дни после работы на пиво, хлеб с маслом, сыр и редьку. Тогда здесь было почти пусто, едва ли несколько посетителей. Медленно всходила луна, летучие мыши летали у нас над головами».
За Жовкивской рогаткой танцевали в садах «Под Сорокой» пана Стенгля, у Кисельки и у Фляйшмана. «Киселькой» в народе называли модную ресторацию пана Кисельки на свежем воздухе под Высоким замком. Здесь также действовали летние купальни, играл оркестр, а по пруду плавали лодки. Ресторан просуществовал до 1880 г., пока здесь не открыли гидропатическое лечебное учреждение. А в сентябре 1921 г. здесь был штаб Юрка Тютюнника.
Именно в Жовковском предместье проходили наиболее яркие забавы с мордобоями. Об этом читаем в «Курьере Львовском»: «В саду на Жовковской, 10, частенько происходили авантюры. Весной 1908 г. здесь забавлялся мясник Шимон Яролин вместе со своим сыном Марьяном. Сильно надравшись, потребовали еще пива, но трактирщик отказался им наливать. Тогда оба пьяницы перевернули бильярдный стол, побили лампы, поломали стулья, но на этом не успокоились, ибо все равно не дал пива, и тогда избили трактирщика и его сына».
Поскольку в кнайпах преобладали мужчины, то в ресторационных садах и на дансингах именно от присутствия женщин зависела забава. За Стрыйской рогаткой такой сад имел Рудский. Среди деревьев и лампионов здесь пили, ели и танцевали. Расположенный на холме, он позволял ночью видеть издали освещенный город.
На трактир в Иезуитском парке сетовал Ян Лям в 1868 г., потому что владелец уничтожил самый красивый газон и место, предназначенное для цветов, заставив все столами и скамейками, которые портят целый сад. Затем для выравнивания этого покатого места засыпал его частично гравием, причем на высоту несколько стоп были засыпаны деревья.
Владелец сада «Под Сорокой» Стенгель устроил сцену и приглашал певцов и музыкантов, актеров театра. Сатирик
Ян Лям в конце XX века смеялся, что вскоре эта кнайпа станет колыбелью второго львовского театра.
Особенно прославился сад «Под Козликом» на ул. Казимировской, 44 (так называлась первая половина ул. Городоцкой), владельцем которого был Герман Зальцберг. О нем упоминает Мечислав Опалек, как в 1890-х годах, еще ребенком завел его с сестрой слуга в этот кабак. «Мы уселись за квадратный столик, а ловкий жидок в белом пиджачке поставил на стол пузатую флягу, тарелку с медовиками и небольшие стаканчики. Наполнили мы их темной пахучей жидкостью, а был это сладкий напиток из известной медоситни Блавта в Янове. Владельцы подобных учреждений могли рассчитывать на большое количество гостей, потому что эта форма развлечения была дешевой, и хозяева заботились о заказчике, всегда милые и улыбчивые, приглашали отведать пива, кланяясь в пояс: Мориц вытри стол, Якуб зажги газ, Адольф подай стулья. Пилось хорошо, но после выхода из локаля странно у нас детей плелись ноги».
Степан Шухевич называет эту кнайпу «Под Черным Козликом» и пишет, что сюда наведывались студенты. «Не знаю, откуда пришла такая мысль, чтобы ходить после ужина в какой-нибудь кабак на пиво и упражняться в питье пива, до совершенства кто доведет… Не знаю, как долго те «соревнования» продолжались. Помню только, что в какой-то день я пришел к девяти стаканам пива за вечер, когда другие доходили уже даже до двенадцати стаканов. А пиво было дешевое: по 12 сотиков большой стакан, а по 6 сотиков маленький стакан. Мы «соревновались» маленькими». Под большим стаканом Шухевич имел в виду пол-литровую кружку.
Трактир действовал уже на переломе веков. Сюда ходили актеры Большого театра, а также такие известные батяры, как славный Юзько Мариносский или агент полиции Базюк, который был до Первой мировой ужасом батяров, ибо преследовал их за драки и различные мелкие преступления.
Нельзя не упомянуть также один шинок под открытым небом в центральной части. Сад «Под Соловейками» располагался во дворе дома на площади Бернардинской, 1 до конца XIX в. Там росли четыре каштана, в тени которых и гуляла публика.
В самом доме размещалась аптека «Под Венгерской Короной» с роскошной витриной, на которой виднелось изображение короны св. Стефана в обрамлении гирлянды водяных лилий. Это была самая красивая витрина во всей Галичине, но однажды вечером пьяницы, которые вывалились из кабака, разбили ее.
«Пекелко» («Преисподенка»)
Знаменитый кабак «Пекелко» Иосифа Добровольского существовал с 1848 по 1902 г. на ул. Краковской, 8. Но со временем кабак обветшал и, скатившись до уровня примитивной забегаловки, в 1902 г. закрылся. Когда же после Первой мировой в подвалах гостиницы «Метрополь» был открыт локаль «Севилья» на ул. Пекарской, 2, то прозвали его тоже «Пекелком». Отсюда и недоразумения среди современных авторов, которые называют именно последний адрес, хотя восстановленному «Пекелку» далеко до своего предшественника.
Пошли мы себе под «Пекелко»,
Чтобы выпить пива шкелко (стакан).
По три пива мы всадили,
А фраера заплатили, —
пели батяры.
Описание «Пекелка» оставил нам Франц Яворский. Кабак работал круглосуточно, постоянно был переполнен шумом и криком, здесь разыгрывались типичные кофейные сцены, которыми так богат ночной город.
«За одним окном с надписью на вывеске «Кофейня Добровольского» разместились две комнаты со старинными сводами, закопченные и задымленные. Первый зал, длинный как кишка, служил читальней, пройдя который и спустившись по лестнице к залу буфета, можно было заказать себе угощение. Кофейня производила впечатление коридора, голову которого составлял буфет, наполненный бутылками, а хвост шелестел подшивками журналов.
Среди голубых прядей дыма, дрожащего блика лампочек на лакированных стенах проходила здесь на протяжении полувека жизнь шумная и крикливая, без границ и меры, широкая, как свободная человеческая натура, а однако… пустая и глупая….
Кто помнит кофейню Добровольского в последнее время, тот никогда не сможет представить, чем было «Пекелко» в древности, какую оно сыграло роль в товарищеской кофейной жизни Львова с 1848 г. Потому что в последние годы Кофейня Добровольского была только последней стацией пьяниц и разнообразной ночной голытьбы, которая после всенощного путешествия по кабакам спасалась там черным кофе или удовлетворяла еще другие свои потребности во дворе кофейни.
Ознакомительная версия.
