Ознакомительная версия.
Однако жители предпочитали спать ночью в душных покоях за закрытыми окнами, чем быть ограбленными, потому что здесь, как и в каждом пригороде, случались досадные происшествия
А вместе с тем Клепаров, как и Замарстынов, был известен как среда общественной обочины, дна, гнездо преступлений и убийств. Оба пригорода воспеты в уличных балладах, которые известны были во всем городе. В этих песнях изобиловала атмосфера пьяной романтики, культ отважного героя-батяра, который каждому давал в морду. А однако, как свидетельствовал бывший львовянин Альфред Ян, именно на Клепарове эти песенки были малоизвестны. Пели их в львовских кнайпах, особенно охотно студенты, но очень редко клепаровская молодежь, потому что клепаровской батяр совсем не занимался созданием региональной культуры, его язык был абсолютно нецензурным. Вместо того, чтобы отдаваться пению, он чаще занимался кражами, дрался и хватался за нож. Частыми здесь были кровавые масакры. Ян рассказывал, что должен был стесняться, когда университетские коллеги, происходившие из интеллигентных семей, гораздо лучше него знали это народное творчество.
На Клепарове жили целые семьи, которые известны были своей преступной деятельностью, гнездились они в ужасных дырах, однако сохраняли чувство сообщества с остальными жителями, потому что не трогали «своих».
Та кнайпа, которая находилась на левом углу Клепаровской, была известна на весь город. Владелец нанимал специально отобранных батяров и проституток, которые умышленно разыгрывали батярские сцены, чтобы приманить публику, а публика, не рискуя забредать в пригород, чтобы полюбоваться романтикой батярской жизни, получала ее суррогат недалеко от центра.
Об этом кабаке пели популярную песенку «Там на углу, на Яновской, на улице Клепаровской, там хорошо пиво пьется, там хорошо морда бьется». А была еще и целая баллада.
При немецкой оккупации этот кабак арендовал известный писатель, автор интереснейших воспоминаний о повстанческом движении на Украине, Юрий Горлис-Горский, которому удалось бежать из Союза в Польшу.
«Помню, — вспоминал Остап Тарнавский, — с каким вниманием мы читали еще до войны его рассказ «Холодный яр». Горлис-Горский (настоящая фамилия Лисовский) был неуловим, и редко кто имел возможность его встретить. Именно в 1941 г. вышла его книга «Аве диктатор», и тогда же он появился во Львове, да еще и в роли трактирщика в известном во львовском мире шинке. Поэтому когда коллега Ярослав Шавьяк предложил как-то после полудня посетить Горлис-Горского, я с радостью согласился. Шавьяк, который был репортером судебных дел украинских националистов до войны, когда-то имел возможность встретить Горлис-Горско-го, и теперь у него было больше отваги пойти на эту встречу.
В кабаке на углу этих двух знаменитых улиц, ведущих в два не менее знаменитых пригорода — Яновский и Клепаровский, было не только шумно, но и людно. Каждый столик, каждое кресло были заняты, стояли разные типы и под стенами. Недалеко от шинка, на Клепаровской, была львовская пивоварня, поэтому наверняка не было трудностей с доставкой пива. Впрочем, здесь решала дело фигура Горлис-Горского. Он расхаживал по кабаку в черной рубашке с отложным воротником и в таких же черных штанах. Из-за ремня у него торчал большой револьвер. Действительно макабрический вид. Сам Горлис-Горский не советовал нам искать здесь место и заказывать пиво.
«Это не для вас, — сказал спокойно, — я вас в другой раз возьму на хороший ужин в другой ресторан».
Шавьяк только расспросил у него, сознательно ли он здесь находится, или задумывает написать какую-то сенсационную историю. Горлис-Горский улыбнулся: «Возможно, но не сейчас». Не знаю, что с ним произошло, потому что после войны мы ничего не слышали о Юрии Горлис-Горском. Он мог написать интересные воспоминания о том времени».
Остап Тарнавский не знал, что в 1946 г. Горлис-Горского убили в лагере беженцев спровоцированные чекистами наши же украинцы.
Чуть дальше по Клепаровской находилось еще несколько кабаков, о которых нам сообщает газетная хроника.
14 ноября 1930 г. Жертвой любителей выпить и неплохо закусить стал нынче ночью ресторатор Филипп Анер, владелец популярного локаля при Клепаровской, 21. Из локаля украдены 15 бутылок водки, 10 банок сардинок и 500 штук папирос разного сорта. Общая стоимость украденного — 120 злотых. Интересно, что благородные воры не взяли ни вещей владельца, ни наличных денег из кассы. 13 пустых бутылок, несколько пустых коробок из-под сардин и много окурков найдено утром недалеко от ограбленного локаля — в кустах на Горе Страчення.
Под № 25 был популярный кабак Бернанского, где прошла легендарная свадьба Маньки Прыщ, очень ловкой воровки, которая удивляла всех своим мастерством.
На Замарстынове файная (прекрасная) забава
В начале столетия Замарстынов был вторым крупнейшим после Лычакова кабацким участком, который выглядел так, как можно воссоздать по воспоминаниям Степана Шухевича.
«По обе стороны улицы тянулись шинки, называемые ресторанами, с большими заездными дворами, среди которых стояли срубленные колодцы с «журавлями» и корытами для поения лошадей, потому что здесь люди оставляли свои повозки с лошадьми, а сами шли пешком в город, чтобы не оплачивать на рогатке «копытковый», то есть оплаты за использование мостовой. И хотя была это пятница, но во Львов ехало множество телег, спешило множество пешеходов с молочными бидонами в руках и с узлами на плечах, а еврейские покупатели подходили к телегам, спрашивая, нет ли чего на продажу; а продать можно было здесь все и каждую минуту. Поэтому мой отец тогда выразился: «Львов — будто прожорливый змей, проглотит все, что кто сюда привезет». А дядя добавил: «Еще и хорошо заплатит».
Мы заехали на заезжий двор передрогаткового коршмара Леона Роттера, который был для наших мещан центральней всяких возможных информаций и как будто мужем доверья. На его слово можно было полагаться, потому что и он с наших мещан жил и до имения доходил. Кучер остался с лошадьми на подворье, а мы, поздоровавшись с вездесущим Леоном, поспешили пешком в город. Перед самой рогаткой, выглядевшей как большие ворота из железных коробок и двумя железными калитками — для пешеходов, протянулась по левому боку на широкой территории фабрика водок Бачевского, дед которого имел на том месте когда-то корчму».
Славились на Замарстынове шинки Бернарда Печника (ул. Замарстыновская, 50), Юнгмановой (ул. Замарстыновская, 4), Бернарда Келля (ул. Соняшная, 29), Каца (ул. Соняшная, 25). А еще кабак Фляйшмана — в воскресенье целые толпы шли на Замарстынов на раки в эту ресторацию под открытым небом.
Рассказывали, что в одном из еврейских кабаков на ул. Соняшной сидели себе за столиком два адвоката и обсуждали процесс, в котором принимали участие, но на каком-то пункте не могли прийти к согласию, и, зная обычай львовских кнайп держать у себя журналы и даже книги, позвали официанта:
— Прошу нам подать уголовный кодекс.
Через несколько минут официант вернулся, низко поклонился и шепнул в ухо:
— Прошу пана меценаса, уголовного кодекса не имеем, но хозяин говорил, что паны сегодня не должны платить за обед.
Но наибольшую славу имела корчма Кижика, о которой существовала отдельная баллада.
По дороге на Погулянку прохожие заходили в сад Маколёндры на Рурах. Считается, что древнейшими кабаками были именно локали на Погулянке, известной своими рощицами, зелеными лугами и прудами, которые еще помнят времена австрийского парка Венглинского. В начале прошлого века адвокат Венглинский построил здесь виллу, где проходили бурные забавы и гулянья, от которых и пошло название окрестности.
Когда в 1821 г. от адвоката Францишка Венглинского выкупил Погулянку ресторатор Ян Дистль, то заложил в дворце пивную и общественный парк, пустил на пруд флотилию челноков, оставив лесок для гуляющих. Публика, а это были преимущественно австрийцы и чехи, охотно каталась на лодках, попивая вино и пиво.
С 1848 г. Погулянка стала собственностью семьи Кляйн. Новый владелец поднял древние строения на холме и в долине, а на месте высушенного пруда поставил дом и перед самым лесом пивоварню. Благодаря этому Погулянка стала намного привлекательнее. Появился также большой ресторан с просторной террасой, на которой собиралась еженедельно толпа отдыхающих. Сходились разные люди, а после захода солнца за столиками рассаживалась шумная братия. Пиво Кляйна длительное время занимало первое место. Здесь было дешево и вкусно. Еженедельно толпы горожан приходили сюда на пиво. Гуляющие рассаживались за столиками на улице и заказывали преимущественно сельский полдник — пироги со сметаной, редьку, цыплят, а с 1853 г. наведывались на мороженое в летний павильон кондитерской Майсона.
Ознакомительная версия.
