Наконец я достиг края глубокого обрыва и обнаружил внизу дорогу, защищённую с обеих сторон рвами и прямыми высокими стенами.
Силы покидали меня, в голове шумело, но я бежал; на пути попадалось всё больше и больше препятствий, и вот я споткнулся и упал, и снова встал, и слепо, словно загнанный зверь, побежал дальше. Мысль об Алисе вновь воодушевила меня. Я не пропаду и не покалечу её жизнь, я буду биться до конца. Отчаянным усилием я ухватился за верхний край стены. Карабкаясь, точно дикий кот, я взобрался на стену и почувствовал, как чья-то рука успела скользнуть по подошве ботинка. Я оказался на настоящей мощёной дороге и увидел впереди тусклый свет. Слепой и выдохшийся, я пробежал ещё немного, запнулся, повалился, снова поднялся, покрытый грязью и кровью.
— Halt la![17]
Эти слова прозвучали для меня, точно глас свыше. Казалось, яркий свет окутал меня, и я завопил от радости.
— Qui va la?[18] — кто-то взвёл курок, перед глазами блеснула сталь. Я инстинктивно остановился, хотя за спиной у меня раздавался топот преследователей.
Ещё пара слов, и из ворот хлынул, как мне представилось, целый поток красного и синего. Гвардия не дремала. Всё вокруг оказалось залито светом, сверкала сталь, щёлкали ружья, раздавались громкие отрывистые команды. Вконец измотанный, я повалился вперёд, и один из солдат подхватил меня. В ожидании страшной развязки я оглянулся и увидел, как несколько тёмных силуэтов растворились в ночи. Затем я, должно быть, потерял сознание. Пришёл в себя я уже в караульной. Мне дали бренди, и спустя некоторое время я оказался в состоянии коротко рассказать о случившемся. Словно из ниоткуда, как принято у парижских офицеров полиции, возник комиссар. Внимательно выслушав меня, он посовещался с дежурным офицером. Очевидно, их мнения совпали, так как вскоре меня спросили, готов ли я сопровождать их.
— Куда же? — уточнил я, поднимаясь на ноги.
— Обратно, на свалку. Вероятно, мы ещё сумеем их задержать!
— Думаю, смогу, — ответил я.
Комиссар пристально посмотрел на меня и вдруг предложил:
— Возможно, молодой господин из Англии хотел бы подождать немного или даже до завтра?
Его слова задели меня за живое, как он, скорее всего, и рассчитывал, так что я взвился, как ужаленный.
— Идём! Идём немедленно! Англичанин всегда готов выполнить свой долг!
Комиссар оказался славным малым, и к тому же проницательным; он добродушно похлопал меня по плечу.
— Brave garcon![19] Простите, но я знал, что лучше всего приведёт вас в чувство. Солдаты готовы. Идём!
Итак, выйдя из караульной и проследовав по длинному сводчатому коридору, мы ступили в ночь. В руках у нескольких солдат были мощные фонари. Миновав внутренние дворы и немного спустившись, мы прошли под широкой аркой и оказались на той самой дороге, которую я заметил, спасаясь от погони. Был отдан приказ перемещаться быстро, и солдаты наполовину шагом, наполовину бегом легко устремились вперёд. Я ощутил прилив свежих сил — такова разница между состояниями охотника и жертвы. Короткий переход привёл нас к низкому понтонному мосту через поток — мы, очевидно, находились совсем недалеко от места, где я переплывал его. Кто-то явно пытался повредить мост — все верёвки были перерезаны, перерубили даже одну из цепей. Я услышал, как офицер обратился к комиссару:
— Мы как раз вовремя! Ещё несколько минут, и они разрушили бы мост. Вперёд, быстрее! — и мы прибавили шагу.
Показался ещё один понтон через извилистую реку; приблизившись, мы услышали гулкие удары по металлу, свидетельствовавшие о новой попытке уничтожить переправу. Прозвучал приказ, солдаты подняли ружья.
— Огонь!
Пророкотал залп. Послышался сдавленный крик, и тёмные силуэты пропали. Своё дело бандиты, однако, сделали — прямо у нас на глазах дальний конец понтона едва не унесло течением. Возникла серьёзная задержка — потребовалось около часа, чтобы закрепить новые верёвки и сделать мост достаточно безопасным для переправы.
Погоня возобновилась. Мы всё быстрее и быстрее приближались к горам мусора.
Спустя какое-то время мы добрались до знакомого мне места. Нашим взорам открылись следы пожара: несколько тлеющих деревяшек ещё испускали красноватое свечение, но груда пепла уже остыла. Я узнал останки хибары и кучу, по которой карабкался, и глаза крыс, что всё ещё светились в дрожащем мерцании огней. Комиссар что-то сказал офицеру, и тот крикнул:
— Стой!
Солдаты получили приказ рассредоточиться и охранять площадку, мы же принялись разбирать завал. Комиссар поднимал обуглившиеся доски и мусор. Солдаты принимали поднятое и складывали в стороне. Внезапно комиссар отпрянул, затем наклонился и, снова выпрямившись, подозвал меня.
— Взгляните!
Зрелище было отвратительным. Под досками лицом вниз лежал скелет, принадлежавший, судя по очертаниям, женщине — старой женщине, судя по грубой поверхности костей. Между рёбер торчал длинный узкий кинжал, сделанный из ножа мясника; его острие вонзилось в самый позвоночник.
— По всей видимости, — сказал комиссар, вынимая записную книжку, — женщина упала на собственный кинжал. Крыс здесь полчища — посмотрите, в той куче костей блестят их глаза, а ещё заметьте, — я содрогнулся, когда он дотронулся ладонью до скелета, — что времени они не теряли: кости едва успели остыть!
Больше поблизости никого не оказалось — ни живого, ни мертвого; так что солдаты, выстроившись в колонну, вновь двинулись вперёд. Вскоре мы добрались до жилища, оборудованного в старом гардеробе. Приблизились. В пяти из шести отделений спали старики — спали они так крепко, что их не разбудил даже свет фонарей. Всё до единого были мрачными и седыми; белые усы выделялись на грубых, морщинистых, загорелых лицах.
Офицер громко и резко выкрикнул команду, и в следующий миг все пятеро стояли перед нами по стойке «смирно»!
— Что вы здесь делаете?
— Спим.
— Где другие chiffoniers? — осведомился комиссар.
— На работе.
— А вы?
— Мы караулим.
— Peste![20] — офицер мрачно рассмеялся и оглядел лица стариков. — Спят на посту! Вот как, стало быть, принято в Старой Гвардии? Тогда меня не удивляет Ватерлоо! — добавил он холодно, с нарочитой жестокостью.
В свете фонаря я увидел, как суровые лица ветеранов смертельно побледнели, и едва не вздрогнул от выражения их глаз, когда солдаты смехом поддержали колкую шутку офицера.
В тот миг я почувствовал себя в какой-то мере отмщённым.
На секунду показалось, что старики вот-вот бросятся на насмешника, но годы многому их научили, и они остались неподвижны.
— Вас только пять, — продолжил комиссар, — где шестой?
Ответом была мрачная ухмылка.
— Там, — один из стариков указал на нижнее отделение. — Он умер прошлой ночью. Вы там мало что найдёте. Крысы хоронят быстро!
Комиссар наклонился к нижнему отделению. Затем, повернувшись к офицеру, спокойно сказал:
— Можно возвращаться. Следов не найти; нет доказательств, что его ранили ваши солдаты. Вероятно, его убили, чтобы скрыть улики. Смотрите! — он снова наклонился и коснулся рукой скелета. — Крысы работают быстро, и их тысячи. Кости ещё тёплые!
Меня передёрнуло, как и многих из тех, кто был рядом.
— Стройсь! — скомандовал офицер, и, пропустив вперёд солдат с фонарями и окружив закованных в наручники ветеранов, мы твёрдым шагом покинули лабиринт из мусорных куч и направились к крепости Бисетр.
* * *
Мой испытательный срок уже далеко позади, и Алиса — моя жена. Но когда я оглядываюсь на то испытание длиною в год, одно из самых живых воспоминаний неизменно связано с путешествием в Город Праха.
Хьюм Нисбет
ЗАКЛЯТИЕ САТАНЫ
Это было в те времена, когда вся Англия помешалась на спиритизме, и ни одна вечеринка не обходилась без сеанса общения с духами.
Однажды в канун Рождества меня пригласил к себе в гости приятель, который твердо верил в возможность связи с потусторонним миром. Он пообещал, что я смогу познакомиться с широко известным медиумом.
— Это девушка, — сообщил он. — Очень милая и чрезвычайно одаренная. Уверен, она тебе понравится.
Я не верю в явление духов, но решил, что неплохо позабавлюсь, и согласился. Надо сказать, что тогда я только что вернулся домой после длительного проживания за границей, здоровье у меня сильно пошатнулось, и любое внешнее воздействие выбивало из колеи, а нервы были на пределе.
Точно в назначенный срок я очутился в доме своего приятеля, который представил меня другим простофилям, желавшим стать свидетелями необычного действа. Некоторые из них, как и я, впервые собрались вокруг стола, другие же, завсегдатаи, сразу же заняли свои привычные места. Девушка-медиум еще не прибыла, в ее ожидании мы открыли сеанс церковным гимном.
Не успели мы добраться до второго стиха, как дверь распахнулась и в комнату вплыла долгожданная гостья. Она заняла свободное место рядом со мной и присоединилась к нашему хору, допевшему псалом до конца. После этого мы все положили руки на стол и замерли в ожидании первого проявления незримого мира.
