ожидание подошло к концу. Обветшалые деревянные заборы, отделявшие один клочок нездорового
вида земли от другого, местами повалились. Каменные стены тоже долго не простояли – утонули. В
трёх направлениях было трудно разглядеть границу между серой землёй и серым небом. В четвёртом,
постепенно исчезая в отдалении, тянулась земляная насыпь.
Тоскливое, угнетающее место, и Кабал очень удивился, внезапно там оказавшись. На миг он
испытал унижение, оттого что в попытках осознать, почему он больше не в Аду, крутился на месте,
будто зашёл не в тот туалет. Наконец заключив, что его бесцеремонно переместили, он сопроводил
это открытие грязным ругательством на языке, мёртвом уже восемь тысяч лет, тем самым умудряясь
быть исключительно эрудированным сквернословом.
Кабал поставил свой кожаный саквояж на землю, выбил шляпой остатки серного дыма из
одежды и открыл папку. Пролистав несколько страниц, он обнаружил карту местности, вытащил её и
папку закрыл. На то, чтобы сориентироваться, ушло несколько секунд. Без компаса или видимого
солнца карта Плоских Земель была похожа на одну из тех картинок, что выглядят совсем иначе, если
их перевернуть вверх тормашками. Правда в этом случае, картинка, как её ни крути, не изменялась
вообще.
Он увидел несколько дорожек, ведущих прямо, пока тот, кто их проектировал, в какой-то
момент не смирился с мыслью, что по ним всё равно никто ходить не будет, и поспешно не закончил
их странными маленькими завитушками, будто так и задумал с самого начала. Только земляная
насыпь выделялась на фоне однообразного пейзажа, но её, к сожалению, вроде бы не было на карте.
Наконец, несколько раз раздражённо и чуть наигранно вздохнув, Кабал заметил на карте блёклую
пунктирную линию, подписанную "Предлагаемое ответвление". На линии был нарисован красный
крест, который, как он понял, и был пунктом назначения, но линия была такой тонкой, что сначала он
её попросту не увидел.
Должно быть, это она, заключил он. Карта была старая, ветку достроили. Насыпь оказалась
железнодорожной. Всё просто. Довольный этим выводом, он развернулся, чтобы подобрать саквояж и
обнаружил, что уже не один.
Два типа, которых Кабал застал за попыткой незаметно к нему подкрасться, имели
жуликоватую наружность. Думается, если открыть иллюстрированный словарь и найти в нём слово
"жуликоватый", под ним будет изображение одного из них. А может, и обоих. Даже если у первого не
найдётся какого-нибудь незначительного признака, говорящего о преступных намерениях, у второго
он несомненно обнаружится. Один был низенький и весь лоснился. Другой – повыше, и по виду
таков, будто мать его в своё время испугали — и испугали неслабо — у него были струпья и
напоминал он стервятника. Они ухмыльнулись. Кабала утомляла убогая предсказуемость
происходящего. Лучше поскорее с этим покончить.
– Чем могу помочь, джентльмены? – сказал он без намёка на иронию.
– Ничё се, он нас "жентельменами" назвал. Слыхал, Деннис? – сказал коротышка.
– Гы-гы. Жентельмены. – ответил высокий, Деннис. Такое чувство, что Кабал не бандитов
повстречал, а парочку комедиантов.
– Это ведь очень культурно? Очень культурно, вне всякого сомнения. Во как. Говорю прям как
жентельмен.
– Жентельмен, гы-гы. Да, Дензил. Очень культурно. – закивал Деннис, демонстрируя плачевное
состояние своих зубов.
Кабал почувствовал раздражение. У него был плотный график, и он просто жаждал, чтобы они
поторопились на него напасть.
– Значит так, – сказал Дензил, мозг операции, – нам тут стало интересно, заплатил ли ты
пошлину, смекаешь?
– Ну конечно, – сказал Кабал, который, если того требовала ситуация, говорил как
прирождённый бессовестный враль. – Я её на заставе заплатил.
Деннис и Дензил растерялись. Они неделями планировали это преступление: со схемами на
доске и фигурками: оловянным индейцем Сиу, маленьким медведем с парой металлических тарелок и
ламой — которые изображили их самих и жертву соответственно. О таком повороте событий почему-
то не подумали.
– Нету здесь никакой заставы, — пробормотал Дензил.
– Да ну? Значит и пошлин никаких быть не может, – сказал Кабал, умышленно пойдя на
иррациональность, которая была противна его сугубо рациональному уму. Он знал, что пожалеет об
этом утром, просто хотел как можно быстрее с этим разобраться.
Деннис медленно качал головой, прокручивая в голове план непредвиденных действий. Его они
не составили, поэтому времени на это ушло немного. Они собрались было сесть за его составление,
как вдруг им пришла в голову мысль, что в процессе можно и выпить. Если бы они всё же придумали
запасной план – хотя по всему выходило, что нет – где-то на десятой пинте они бы его уже забыли. Не
велика потеря: до этого они обходились без плана Б. По правде говоря, они обходились и без плана А,
надеясь хоть кого-нибудь встретить в унылых и скупых на путешественников Плоских Землях. Если
неожиданно появлялась настоящая жертва из плоти и крови, зияющие дыры в их схеме быстро
становились очевидны.
Деннис снова покачал головой, но как только его мыслительный процесс запустился, ощущение
было такое, словно черви копошатся в банке из-под джема, и ему тут же захотелось это прекратить.
Положение спасли Дензил и его смекалка.
– Ну и пусть нет никаких пошлин. Мы тебя по-любому грабим.
Он вытащил короткий ржавый нож и толкнул локтём Денниса, чтобы тот достал свой. Вот
теперь они почувствовали себя увереннее. Прошлые убийства каким-то чудом сходили им с рук. Если
этот доходяга сию же минуту не выложит деньги, они вновь рискуют оказаться на виселице — ну и
плевать они хотели. Кабал пожал плечами.
— Денег у меня нет, — честно сказал он.
Дензил указал на саквояж.
— А там тогда что?
Порой тонкие нити судьбы, что сплетаются в клубок и удерживают нас над неизвестностью,
начинают растягиваться и кое-где рваться. Для Денниса и Дензила этот момент только что настал.
Когда Кабал нагнулся за саквояжем, клубок истончился и поредел.
– Вам это ни к чему. Я учёный. Там вещи для моей работы
– Учёный? – простонал Деннис. Он положил руку Дензилу на плечо. – У него нет денег.
Пойдём, Дензил.
Клубок стал толще, нити вновь начали сплетаться между собой. Дензил, однако, решил, что ему
ой как не нравится Кабал. Пусть у него нет ничего нужного – Дензил твёрдо был намерен отобрать
всё. Он сердито стряхнул руку Денниса.
– Неважно, что там у тебя, бледнолицый ты ублюдок! Мне нужно всё! Открывай сумку, а не то
прирежу!
Нити стали тонкими как стенки мыльного пузыря и натянулись как кожа на барабане. Кабал
поджал губы и открыл саквояж. Все нити разом порвались. Хотя Деннис и Дензил ещё не
ознакомились с фактами, они уже были обречены.
Кабал протянул руку и вытащил человеческий череп. Дензил и Деннис сделали шаг назад. На
миг Кабал задумался, как бы в двух словах объяснить, зачем ему таскать с собой череп банковского
клерка, и решил вовсе не начинать.
– Это memento mori, – сказал он вместо этого. Он понял, что они сейчас скажут: "Нет, это
череп", и быстро добавил, – напоминание о смертности. Что все мы прах. Что все мы умрём. –
Последнее было сказано многозначительно, но грабители были слишком заняты, тараща глаза на
череп, чтобы обращать внимание на нюансы. Он вернул череп на место и достал небольшой кожаный
чехол. Он открыл его и показал блестящие скальпели и хирургические зонды. – Это мои
инструменты.
– Так ты доктор, значит? – спросил Дензил, прикидывая, сколько инструменты могут стоить.
Кабал убрал их назад в сумку.
– Не совсем так. Это, – продолжил он, извлекая обитую чем-то мягким коробку размером с
футляр для бинокля, – фиалы, которые содержат опытный образец номер 247. – Он сдвинул защёлку
большим пальцем и открыл коробку, показав горлышки нескольких пробирок, каждая из них была
запечатана воском. Впечатлительному человеку могло показаться, что на воск нанесены странного
вида символы.
Дензил уже понимал, что после этого дела почивать на лаврах им не доведётся.
– Так скока это стоит?
Кабал закрыл футляр и убрал его.
– Если не знать, как ими пользоваться – нисколько. И наконец, – сказал он, роясь в глубине
саквояжа. – Веблей 577-ого калибра.
Кабал вытащил самый большой пистолет, какой Дензилу с Деннисом доводилось видеть.
Деннис приободрился.
– Ну уж эта штука чего-нибудь да стоит? А, Дензил?
Он обернулся и увидел, что Дензил убегает так быстро, как только позволяли ему его короткие
