Ощущение праздника не покидало Рона уже много времени. Он теперь не мог точно вспомнить, когда пришла радость. Собственно, это его не интересовало сейчас, потому что он думал о другом: а не исчезнет ли нежданный праздник, не прекратится ли сияние, может, он просто увлекся игрой луча?
Он сидел на фиолетовых ступенях и смотрел с высоты на панно, лежавшее у подножья лестницы. Сегодня вода должна дойти до первой ступеньки, и тогда станет ясно, удалась ли его работа. Он увидел, как из-за Белого Многоугольника вышла Кэли. Многоугольник, где находился новый Пункт Информации, сверкал острыми гранями, блики падали на Кэли — длинное пурпурное платье пламенело.
Она подошла к нему, и он усадил ее рядом с собой. Вода прибывала. Она была тяжелой, черной. Линии, вычерченные по дну, взрывали ее, колыхание воды создавало движение фигур, они становились все многоцветнее. Яркий свет бил по воде — над океаном стояло светило, приносившее день на остров. Серебристые ромбы, квадраты, плоскости вдруг ожили, превратились в женщин и мужчин, черные, фиолетовые, желтые дороги текли им навстречу. Тела лишь угадывались, зато хорошо были видны лица — чем выше поднималась вода, тем сильнее проступало на них ликование. — Весь город здесь, — сказала Кэли. Рон осмотрелся — всюду стояли островитяне, Аэлки знали, что сегодня Рон закончил свою работу — об этом утром сообщили информаторы. По всей Мемориальной до Желтой Пирамиды изо всех окон смотрели, что создал художник. Кто-то тронул Рона за плечо.
— Здравствуй, Рони, — сказал худой и высокий, как колонна, Отэ. — Я рад, что получилось так хорошо. Ты устроил праздник для всех. — Подушечками пальцев он тронул глаза, приветствуя Кэли. — Если вы никуда не собираетесь, поедем ко мне. Есть интересная новость.
Рон посмотрел на усталое, в морщинах, лицо Отэ. Морщины были похожи на трещинки, что бегут по старой картине.
Они пошли к самоходной дороге, их приветствовали. Узнавали обоих, но чаще Отэ, потому что его научные открытия давно принесли ему славу.
Отэ перешел к середине дороги, там скорость была наибольшей. Видимо, он спешил. На перекрестках вспыхивали информаторы, они показывали лицо Рона, а потом скользящие буквы сообщали о панно художника как о главном событии дня.
— Правда, приятно, когда хвалят? Ладно, ладно, не отвечай. Кому же не хочется славы. Разве только мертвецу.
Дом, где была лаборатория Отэ, стоял на холме, к нему вели ступени. Сейчас дом сверкал, как рубин — он был прямоугольной формы, густо-красное стекло, освещенное лампами, светилось торжественно и ярко.
Когда они вошли в гостиную, Отэ включил еще несколько ламп — он любил много света.
— Так что за новости? — спросил Рон.
— Успеется… — Отэ вынул из кармана приборчик. — Сначала вот что: я попробовал записать звучание твоего панно.
— Звучание? — переспросила Кэли.
— А почему бы и нет? Синтез, о котором вы мало знаете, дорогая Кэли, очень многое проясняет. Я, например, выяснил, что все виды искусств необыкновенно родственны… Вот этот маленький аппарат воспринимал музыку рисунка… Скоро я сделаю достоянием всех открытия моего тетлеба, и тогда вы поймете, что возможны и более трудные вещи.
Медленно, как бы нехотя, родился первый звук. За ним возник второй, зазвучала мелодия. Она рождала в воображении картину, которую они видели недавно, и прошлое впечатление возвратилось усиленным, обновленным.
— Красиво, — сказал Отэ, когда мелодия стихла. — Твоими красками, Рон, говорит сама наивность. Это нравится аэлкам. Они любят, когда их гладят по головке и говорят, что они славные.
— Я пришел сюда не за тем, чтобы выслушивать твои насмешки.
— Да, да, конечно! — Отэ провел ладонью по лицу. — Я вдруг обнаружил, что мне не хочется умирать. Странно, не правда ли?
— Что случилось? — спросил Рон.
— Вы должны это знать, — Отэ не смотрел на них. — Вы все сумеете объяснить Вельеру, ведь он ваш друг. Сам я с ним не хочу встречаться, вы знаете почему. Итак: на острове произошло событие, причину которого, кроме меня, не знает никто.
Отэ нажал на педаль, квадрат пола медленно опустился вниз. Рон и Кэли увидели лесенку.
— Идите за мной, — приказал Отэ.
Они вошли в просторный машинный зал, ряды металлических конструкций холодно поблескивали. Каждая из конструкций имела окно или глазок — выпуклый, тускло-зеленый.
— До сих пор вы знали об эффекте только одного устройства, которое и названо тетлебом, — заговорил Отэ. — Теперь их шесть взаимодействующих. Сейчас вы увидите, насколько прогрессирует синтез.
В окнах поплыли изображения, они чередовались, самое большое окно дало четкое изображение планеты Аэлмо.
— Не правда ли, каким крошечным выглядит наш остров? А сколько воды кругом, сколько воды! Будь она проклята.
Напряжение сковало мышцы Рона. Слова Отэ, казалось, падали из глубины странных конструкций, этих загадочных наблюдающих и мыслящих устройств. Рон знал, что Отэ не верит в дальнейшую жизнь Аэлмо. Неужели его новое открытие подтвердит это неверие?
Волнение Рона передалось и Кэли, она жадно смотрела на изображения. Над безбрежным простором воды вдруг возникло темное тело, парящее в воздухе. Оно приближалось к гористой части острова.
— Летательный аппарат, — сказал Отэ.
Боковой люк машины открылся. Рон едва сдержал крик, когда увидел, что по лестнице, выброшенной из машины, спускается существо в сверкающем панцире. Оно коснулось поверхности острова и стало медленно поворачиваться, посылая световые сигналы. Существо хотело двинуться вперед, но словно кто-то держал его. Стал набирать силу ветер, небо потемнело. Существо ухватилось за лестницу и было втянуто в аппарат, который взмыл вверх и исчез. Отэ погасил тетлеб.
— Немного отдохните, — сказал он и опустился на мягкий стул.
Тягостное молчание нарушил Рон.
— Это существо… — сказал он, — почему оно так быстро исчезло? Какая-то фантастика…
Отэ мрачно усмехнулся.
— Может быть, лишь в час нашей гибели мы поймем, насколько реальна эта фантастика.
Он снова включил тетлеб. Теперь в окнах засветились движущиеся дороги, улицы, набережная. Информатор показал время — четыре часа дня. И вдруг… с поразительной быстротой тучи заволокли небо, подул резкий ветер, аэлки в панике прятались в укрытия.
Информатор показывал все те же четыре часа дня, а ураган уже бушевал.
— Пришельцы находились у нас считанные минуты, — сказал Отэ.
— Ты думаешь, что они…
— А кто же? Именно эти чудовища в панцирях! Их прилет вызвал ураган, уровень океана поднялся… Говорю вам: если они пробудут у нас немного больше, ураган достигнет такой силы, что остров скроется под водой.
— Это ваше предположение? — спросила Кэли.
— Это грозные факты. Как вы думаете, почему они скрылись так же внезапно, как и появились? Отвечу за вас: они проверили оружие, вот и все; Это обычные действия бандита, который готовится к нападению… Это начало вторжения…
— Ты сообщил о пришельцах Верховной Лиге? — хмуро спросил Рон.
— Я только сегодня закончил математический анализ этого события. Да и о чем мне говорить? Мы ничего не сможем сделать против чудовищ. Я не хочу паники, не хочу видеть страх…
— Вы забыли про наш луч, Отэ, — сказала Кэли. — Разве мы недостаточно сильны?
— Кэли, я, конечно же, помню о луче… Но вы не подумали о внезапности нападения чудовищ, о их оружии, которое вызывает сразу же ураган неслыханной силы… Поймите, мы можем в любую минуту ощутить их удар! И даже не догадаемся об этом — будем считать, что ураган возник сам собой.
— Успокойся, Отэ, — Рон встал. — Тетлеб — это, конечно, гениально. Но он может осмыслить и пересказать только те явления, которые бывают на нашей планете. Разобраться в пришельцах ему не под силу, верно?
— Как и нам, — устало ответил Отэ. — Верховной Лиге, впрочем, я сегодня же доложу.
На звездолете «Ярус», в роболаборатории, было прохладно, тихо. Мягкий свет струился из стен. Астронавты Лин Стоун и Николай Треухов сидели у стола, заваленного пленками. Рядом стоял робот-3, грудь его была открыта (обычный щиток с выступом, потянув за который, можно было заглянуть внутрь). Лин вставлял пленки между желтыми пластинами в том месте, где у человека находятся легкие. Николай нажал на рычаг памяти робота, раздалось едва слышное жужжание.
— Все в порядке? — спросил Николай.
— Да. — На лице робота вспыхнули две красные лампочки.
— Регистрация?
— Сто процентов.
Жужжание усилилось, оно было ровным, бесперебойным.
Друзья склонились над проверенной пленкой. Сейчас, когда они были рядом, их похожесть особенно бросалась в глаза: рослые, русоволосые, они напоминали братьев из какой-нибудь большой семьи хлеборобов. На самом деле один вырос на русском Севере, другой — во Флориде. Подружились они с тех пор, как стали вместе летать.
