Ознакомительная версия.
Наверное, со стороны могло показаться, что приз Мисс Спокойствие обязательно должен принадлежать мне. И никому больше. Только вот внутри все дернулось и оборвалось, заломило, закрутило. Я заставила себя улыбнуться. Нет так нет. Почувствовала себя жалкой, никчемной, неудачницей.
— Я вообще-то хотела поговорить о другом, — сказала тихо.
— О чем ты можешь еще говорить? — недовольно выплюнул он.
Я закусила губу, собрала волю в кулак и четко произнесла:
— Твой отец вчера оскорбил меня, запер в своей машине и не выпускал. Мне пришлось разбить окно, чтобы выбраться. Я — не то, что думает про меня твой отец. Я не бегаю за тобой, и у меня нет по поводу тебя никаких мыслей. Мне просто было с тобой интересно, потому что я тоже люблю спорт, и мне казалось, что мы единомышленники. Я не одна из твоих девок с ногами от ушей. И никогда такой не буду.
Повернулась и ушла, чувствуя себя морально уничтоженной.
Я медленно брела к остановке, размышляя о бренности бытия. Сейчас десять часов утра. Я пропускаю занятия ради него второй день, и Матвей это знает. Я не хожу на тренировки из-за него вторую неделю, и Матвей об этом знает. Я практически не гуляю с собаками, потому что вечера провожу с Матвеем, и он тоже это знает. Он не знает только о том, что я ездила на свидание среди ночи, что рассталась ради него с Ахмедом, который никогда не позволял мне ради себя пропускать школу и тренировки, который всегда помогал мне с алгеброй и геометрией, возился с Точкой и ее программами, находил общий язык с Варей и Настей, легко общался с Кириллом и Сережей. Я вчера чуть не умерла от страха за него, а сегодня выяснилось, что все это простая подстава, потому что команде была нужна победа, а для победы им не хватало провокации. Я остановилась и задрала лицо вверх, подставляя его падающим снежинкам. Что с тобой, Ярик? Ты же понимаешь, что все это неправильно? Я люблю его, Яра. Знаешь, как сильно я его люблю… Но это неправильно, Ярик. Вспомни, что говорили тебе карты Вари. Ты остаешься одна, Ярик. Подумай над этим… Но как я могу бросить его, Яра? Я ведь так его люблю и даже не представляю, смогу ли жить без него. Я справлюсь с этим, Яра. Обещаю тебе. Мимо прошла девушка. Я проводила ее грустным взглядом.
— Света! — крикнул кто-то мне почти на ухо.
Я вздрогнула и отпрянула. К девушке подбежал парень и ухватил ее за руку. Она попыталась вырваться, но он не дал. Обнял ее и поцеловал при всех, что-то бормоча. Наверное, просил прощения. Я недовольно пнула комок снега и быстро зашагала прочь. Как же больно смотреть на держащиеся за руки и целующиеся парочки и понимать, что в твоей руке всего лишь пакет…
Я бесцельно шаталась по городу, убивая время. Заходила в магазины, сидела в Макдоналдсе, мучая отвратительный кофе и кроша несвежий маффин воробьям. У меня болели ноги, ломило поясницу и замерзли уши и нос. Домой не хотелось совсем. Голова какая-то пустая. Телефон в кармане завибрировал и затренькал мелодией Женьки.
— Да? — сказала я несколько расстроенно.
— Ну как ты там, сокол наш боевой? — весело спросила подруга. — Уже спланировала своему ненормальному в объятия?
Я вздохнула и печально сообщила горькую правду:
— Нет. Похоже, мой орел нашел себе другую орлицу. И вообще… Я для него как розовый слон в посудной лавке. Вечно не туда, не то и не оттуда…
Мучительно хотелось разрыдаться.
— Какое счастье… В смысле очень тебе сочувствую, конечно, но спортсмены народ такой непостоянный.
— Ой, а ты такая опытная, как я погляжу. Давно ты практикуешься на кошках? В смысле на спортсменах?
— Ты давай без намеков, — ухмыльнулась она. — Это у тебя сеанс психотерапии, а не у меня. Можно узнать причину, по которой ты второй день забиваешь на учебу и своих лучших подруг?
Я медлила. Что я ей скажу? Какая я дура? Тоже мне новость. Я села на лавочку и горько вздохнула.
— Ну? Не ломайся.
— Жень, я не знаю, что делать. Я его люблю, а он сказал, что между нами ничего нет и быть не может. Что мне делать? Как его вернуть?
— Люблю, трамвай куплю! — хихикнула Женька. — Птица, что ты как маленькая. Какая у тебя там любовь за неделю вызрела? Так, максимум увлечение…
— Ты не понимаешь! — Что она задает такие тупые вопросы? Совсем, что ли? — Он лучший! Он капитан! Весь мир объездил! В Америке летом работал. Он такой… Замечательный… А вчера команду спас. Лицом пожертвовал. Он очень благородный.
— Угу, я в Инете читала, что он спровоцировал Гордеева и оставил соперников без сильного игрока. Благородством так и прет. Я бы сказала даже пованивает.
— Нет, ну ты решительно вообще ничего не понимаешь! Команде нужна была победа! Он, капитан команды, подставил себя под удар!
— You've lost me. Или не меня, а себя. Птица, ты у нас спортсмен, тебе, конечно, виднее, но разве победа, которая через подлость завоевывается, это победа?
Нет, конечно, нет. И Точка тут права, даже спорить бесполезно. Какая же это победа, если ты мухлюешь? Но…
— Я понимаю, но по-другому нельзя. Тогда они могли проиграть. А им так нужна была эта победа. Матвей сказал, что там, где водятся большие деньги, не важно, как ты достиг результата.
— Ну да, деньги не пахнут. Девушка, я понимаю, что вы временно заменяете нашу Птицу, пока инопланетяне над ней эксперименты ставят, но верните нам, пожалуйста, нашу Яру. Человека, для которого подлость неприемлема в принципе. Самого достойного человека из всех моих знакомых. Или хотя бы передайте там Ярику, что мы по ней очень соскучились и ждем, когда она вернется.
У меня по щекам потекли слезы. Женечка, как же мне не хватало всего этого, ты даже себе не можешь представить.
— Ярик, ты там что, плачешь? — Я закачала головой, стараясь не всхлипывать. — Серьезно?
— Нет, конечно, я не плачу… Это дождь.
— Хочешь, я приеду, пойдем вдвоем, посидим где-нибудь и поговорим?
— Нет, глупости. Разве я могу плакать? — отнекивалась я. — Жень, а можно, я тебе открою великую тайну моего позора? Ты только никому… Я такая дура… Мне даже стыдно это говорить. Но, может, ты что-то посоветуешь? Потому что я запуталась совсем.
— Не можно, а нужно. Друг я тебе или не друг.
— Ты только не смейся, ладно? Вчера после матча, когда Матвея забрали в больницу, я встретилась с его отцом. Спросила, как Мотя. А он решил подвезти меня до дома. И я… В общем, Жень, я гантелей разбила стекло в машине. Он сказал, что я из многодеток и не достойна встречаться с его сыном. Не хотел выпускать из машины. Просто если бы я не заистерила, не разоралась… А так теперь он будет думать, что я совсем больная и что мы совершенно точно не должны быть вместе с его сыном. Что делать, Жень?
Ответом мне было молчание. Я так четко видела сейчас перекошенное от удивления лицо Точки, что невольно улыбнулась.
— У них там вся семейка двинутая, как я погляжу, — ошарашенно произнесла она. — Он вообще соображает, что ты несовершеннолетняя, а он взрослый мужчина? Дурдом! Ты еще скажи, что виноватой себя чувствуешь. Крышу поймай, балда! Он создал прямую угрозу твоей безопасности, физической и моральной, удерживал тебя против воли, а ты переживаешь, что он сынку расскажет? Яра, очнись, а?
— Ну, я тоже как бы не совсем… — замялась я.
— Птица, ты меня пугаешь. Нет, я понимаю, чем он тебя покорил. Правда. Он такой яркий, звездатый, самоуверенный, на такого очень легко запасть!
— Да, но я все равно не должна была портить чужую собственность. Он же ничего мне не сделал, понимаешь? Мы просто говорили. Ну… Не совсем мирно… Просто он думает, что я чего-то хочу от их сына, понимаешь? У Моти все девушки такими были. А я не такая, ты же знаешь, я же ничего не хочу, мне просто с ним интересно. А он: «Многодетка, многодетка», словно я какая-то убогая. Я вот думаю, может, мне извиниться?
— За что? За то, что ты — это ты? За то, что у твоих родителей четверо детей и они их всех воспитали достойными людьми? Или за то, что его папаша настолько привык ограждать сыночка от жаждущих бабла девиц, что не способен разглядеть нормального человека и заранее обо всех ноги вытирает? Или за то, что ты не ползала по коврику машины, убеждая его, что ты не такая и просто трамвая ждешь? Ярик, вот уж кого в виктимности не подозревала…
— Не обзывайся! Сама ты из Википедии. Просто я повела себя не цивилизованно…
— Виктимность и Википедия — это разные вещи.
Я вдруг вспомнила, как двинула Мотьке по лицу за приставания, а потом расфигачила окно в машине его папаньки, и мне стало так смешно.
— Хи-хи-хи! Прикинь, сначала сыночку по морде съездила за поцелуй, а потом папаше стекло разбила в машине за оскорбления. Спорим, они мое имя до конца своих дней помнить будут!
Точка тоже засмеялась.
— Главное, что это ты их имена через месяц забудешь. Я бы поняла, если бы ты грузилась, что мало им наваляла, но наоборот…
— Ладно, если я и была где-то не права, то все равно они каждый раз первые начинали. Я ж только оборонялась… Эх… Что нам задали в школе? А то я как-то совсем на все забила с этими обормотями.
Ознакомительная версия.
