Я ушел один. Путь мой лежал мимо дома Гадацци — тут до нас намного ближе. Но по привычке свернул за угол и решил заглянуть в магазин. Только я поднялся на первую ступеньку лестницы, открывается дверь и выходит из магазина наш директор Хаджумар. В левой руке несколько пачек папирос. Конечно, «Беломор». Он других не курит.
Я посторонился, дал дорогу Хаджумару.
— Ты, кажется, еще домой не дошел? — сказал он, окидывая меня взглядом.
Даже и спрашивать не надо было — матерчатая сумка для книг висела у меня через плечо. Хаджумар посмотрел в сторону разрушенной школы. Увидев ребят, он понял, что и я там задержался.
— Хотя у нас теперь новая школа, вы, кажется, к прежней с большей охотой идете? Что же ты так рано бросил своих дружков? Они как раз в самый азарт вошли.
— А я в деньги не играл.
— Тогда, значит, болел за них или арбитром у них был?
— Там Хаматкана били.
— Кто?
— С Мыширыко в деньги играл. И они подрались.
Директор не стал расспрашивать, как это было. Но, как бы разговаривая сам с собой, сказал:
— Во всем Дзалмышша виновата. Не дала учиться парню. А ведь способный был ученик… Да что теперь говорить!
Мы с Хаматканом учились в одном классе. У него очень хорошая память. Стоило ему внимательно послушать учительницу, как на следующем уроке он отвечал без запинки. Он и уроков-то никогда не готовил. А как ему готовить? Ведь у него не было ни одного учебника. А Дзалмышша и думать об этом не хотела!
Потом Хаматкан начал пропускать уроки, стал хуже учиться. А потом и вовсе бросил школу. Хаджумару все это было известно. Он несколько раз приходил к ним домой, но разве с Дзалмышша можно о чем-нибудь договориться? Мало того, она на все село распустила слух, что им от директора житья нет. Хаджумар и это вытерпел.
— Отпустите его ко мне года на два, — сказал он Дзалмышша, когда был у них в последний раз, — и вам легче будет и Хаматкан школу закончит. А потом он опять вернется к вам. Я знаю, сейчас всем трудно…
Дзалмышша, услышав это, запричитала во весь голос:
— Ты своих детей не можешь ничему хорошему научить, а еще берешься воспитывать чужого ребенка! Или ты хочешь из него себе батрака сделать? Не выйдет! Ты думаешь, если он сирота, то уж и совсем бездомный? Нет! Он сирота, но наш сирота. Больше, чем мы, о нем никто не печется, и оставьте бедного мальчика в покое!..
Хаджумару так и пришлось уйти ни с чем.
— Иди, — сказал мне Хаджумар, — и чтобы я больше никогда не слышал, что ты был в разрушенной школе.
У меня сразу будто камень с плеч свалился. Я тут же направился домой. Хотелось поскорее скрыться с глаз директора. Я даже и побежал бы, если бы посмел.
Но не успел я отойти от магазина, как услышал, что меня зовут. Оглянулся и вижу — меня догоняет Бимболат. Через плечо у него перекинута уздечка.
— Ты куда так торопишься, Казбек?
Я подождал его, и мы пошли рядом.
— Вы-то меня не заметили, а ведь я весь ваш разговор с Хаджумаром слышал, — сказал Бимболат, — истину он тебе говорит. Умный он человек, а умного человека надо слушать.
Директор намного моложе его, но Бимболат очень считается с его мнением.
— Ведь он не для себя старается, — продолжал Бимболат. — Хаджумар и Хаматкана предостерегал, уговаривал не бросать школу. А видишь, что получилось? Директор ваш сам сиротой рос. Он знает, что такое сиротская доля, потому и принимает чужое горе так близко к сердцу. Хаматкана ты лучше чем я знаешь. Он с тобой учился, он с тобой и после уроков бывал. Тебе также известно, что он вечно в лохмотьях ходит, а после того, как бросил школу, совсем стал на бродягу похож. Растет без матери, без отца. Пожалеть его некому. А ведь он тоже человек, ему ласка, как никому другому, нужна. Вот и жалеет его Хаджумар…
Бимболат умолк, покачал головой.
— Как-то встретил меня Хаджумар возле школы, — снова начал он, — я с поля шел. Остановил меня. Расспрашивает о Хаматкане, я ведь их сосед. Потом сует мне в руки деньги. Передай, говорит, Дзалмышша, пусть купит Хаматкану рубашку и брюки. Только пусть она не знает, от кого деньги, а то опять шум поднимет. Я, конечно, тут же отнес деньги Дзалмышша, сказал, что просила передать тетка Хаматкана. Но, как вижу, она ему до сих пор так ничего и не купила.
Бимболат посмотрел на меня.
— Почему я все это рассказываю тебе, Казбек? Хаджумар, если и побранит, так только желая добра, не обижайся на него. Зачем тебе эта разрушенная школа нужна? Если тамошним героям будешь подражать, то потом ой как пожалеешь!
За всю дорогу я не проронил ни слова. Но про себя твердо решил: больше никогда туда не пойду!
Слава Богу, Дзыцца дома не оказалось. А то и не знаю, как бы я объяснил ей, почему и где задержался.
Я поел и уселся читать «Поэму о героях» Дабе Мамсурова, которая печатается в журнале «Мах дуг». Этот журнал мне дает учительница Фатима. Сначала сама прочтет, потом дает мне. Мне очень нравится этот роман. Как начну читать, так и забуду про все. Дошел до того места, где Шошламбег, повздорив с Василем, убегает из дому, и слезы навернулись мне на глаза. Мне показалось, что Гошга похожа на мою маму. Дзыцца, наверно, так же искала бы меня. Как все-таки нам дорога наша мать и как часто мы об этом забываем!
Я прочитал журнал. Теперь жди, когда выйдет следующий номер. Журнал приходит раз в месяц. Но как только он появляется, вся наша улица сразу узнает об этом. Почтальон еще только идет с журналом, а за ним уже несколько человек спешат к Фатиме. Иногда она просто и не знает, что делать, кому первому дать журнал.
Однако на этот раз мне повезло. Еще полный впечатлений от только что прочитанного, я принес журнал Фатиме.
— Что так быстро? — удивилась она.
— Я все прочитал.
— Ну вот. А мне почтальон только что принес следующий номер.
— Правда?
Она поняла мое нетерпение и мою радость.
— Прочти сначала ты. Мне сегодня все равно читать некогда.
Это она, конечно, придумала, чтобы дать мне журнал.
— Когда дочитаешь, тогда и принесешь.
Я летел домой как на крыльях. Даже чуть не забыл, что надо за Шауи идти. Повернул обратно, нашел Шауи. Да ее и не пришлось искать, она сама шла домой.
Пригнал ее и снова сел за «Поэму». И пока не дочитал, не отложил журнала. Очень нравится мне, как пишет Мамсуров Дабе. Теперь я Борзовых люблю, как родных. Особенно Шошламбега. Мне кажется, что я чем-то похож на него.
Я уже говорил, что недалеко от нашего дома, на перекрестке, растет огромная акация. Каждую весну она стоит вся белая от цветов. В это время ребята с нашей улицы по целым дням не слезают с нее. Да и я не раз взбирался на ее вершину. Девчонкам и малышам, которые не могут взобраться на дерево, кидаем сверху цветы. Они очень сладкие. Как бы вкусно ты ни поел, а от акации все равно не откажешься. Взрослые часто нас пугают, говорят, что это вредно. Но мы и слушать не хотим.
Дзыцца хорошо помнит, когда посадили эту акацию. Баппу, Гадацци, Таймураж, Бимболат и другие молодые джигиты — они тогда еще не были женаты — любили собираться на этом месте. Особенно вечерами. Вот и надумали посадить здесь акацию. Потом сюда стали приходить женщины, они брали с собой какую-нибудь работу и просиживали здесь, в холодке, целыми днями.
Сейчас под акацией собрались мальчишки и девчонки. И такой крик подняли! Не поймешь, кто с кем говорит.
Ребята собрались играть в прятки. Меня тоже позвали. Царадзон начал считать. Один за другим выбыли все, остались мы с Мадинат — это девочка из нашего класса. Водить пришлось Мадинат. Я был очень доволен, что не мне.
«Погоди, — думал я, — я ее погоняю! Так спрячусь, что и до утра не найдет! Пусть-ка попробует найти меня в бурьяне!»
Мадинат нехотя подошла к акации, закрыла ладонями глаза и начала считать:
— Раз! Два! Три…
Ребята кинулись прятаться. Я постоял немного. А когда уже никого не осталось, скрылся за плетнем и оттуда, по заросшим бурьяном задворкам побежал за село. Слышу голос Мадинат:
— Все! Кто не успел спрятаться — не моя вина!
Меня здесь и с собакой не сыщешь. Я собрал в кучку сухой бурьян и лег на спину. Ага, Хаматкана нашла! Но не успела добежать первой до акации. А вот и Царадзон стучит палкой о дерево — тоже обогнал ее.
Лунный свет разлился по всему небу. Лунные лучи нашли и меня, заблестели на моих железных пуговицах.
Я лежал и глядел на небо. Очень мне нравятся весенние звезды. Летом, по-моему, они не такие яркие. А зимой на них и смотреть не хочется — неприветливые, холодные… Но вот весной все самые красивые звезды собираются над нашим селом. В ясные ночи я подолгу гляжу на них, прямо глаз не могу отвести. И потом во сне часто лечу к звездам. Широко раскинув руки, плыву над деревьями, над домами…
Иногда на пути у меня появляются электрические провода, и я, чтобы не столкнуться с ними, начинаю сильнее махать руками. Но до звезд я так и не могу долететь — просыпаюсь на полдороге.
