— Соня, перекур. Ты разве не слышала? Костя объявил перерыв.
Никогда. Никогда она не выйдет замуж за Вадима.
— Застегни телогрейку. Простудишься.
— Я? Что ты! Мы в армии, знаешь…
Все-таки он принялся застегивать телогрейку, чтобы доставить ей удовольствие своим послушанием. А она смотрела на его большие, красные от мороза руки с невольной неприязнью и думала: «Нет, нет, нет…»
Люба заходит в формовочное отделение.
— Соня, тебя вызывает Минаев, — загадочно улыбаясь, сообщает она.
— Меня? Зачем?
— Сказать?
— Ну?
— Тебя переводят в модельное отделение. В мою бригаду.
— Вот как. Не справляетесь без меня? — шутит Соня.
— Прорыв!
Люба в светлой кофте и юбке в складочку, складочки все на месте, ни одна не примята, туфли на высоких, слегка, правда, стоптанных каблучках. Только фартук выдает ее рабочую профессию, но и он сшит кокетливо, не то что у Сони, и отделан тесьмой. И Соня, если перейдет в модельное, сможет так одеваться.
— Ну, ты согласна?
— Еще подумаю.
— Брось, что тут думать!
Немножко жалко уходить. Теперь здесь легко работать. Больше не приходится вручную сеять песок — он просеивается механически барабанным ситом, а потом подается в бункер. Нажал рукоятку — и сыплется в формы чуть шуршащей темной струей.
— Соня, я считаю тебя в своей бригаде, — решительно говорит Люба. — Да иди, Минаев ждет.
— Сейчас.
Люба уходит, а Соня вынимает из кармана фартука маленькое круглое зеркальце и долго рассматривает себя, стоя у окна. В светлом кружочке видны встревоженные голубые глаза, тонкий нос, прядка волос, выбившаяся из-под пестрой косыночки. «Ну что, хочешь снова стать модельщицей?» — спрашивает Соня свое отражение. Глаза светятся лукаво-радостными искорками. Конечно, она согласится. Будет сидеть за столом, быстрыми и ловкими движениями собирать и разбирать пресс-формы. Руки от парафина станут белыми и нежными, как у всех модельщиц. А сейчас вон — под ногтями черно.
Соня идет к Минаеву с готовым ответом. На обратном пути заходит на литейный участок. У литейщиков перерыв. Они о чем-то беседуют, собравшись в кружок.
— А я говорю — если бы ООН по-настоящему…
Вадим. Рассуждает о политике. А Аркадия нет. Пусть разговаривают, не стоит их отвлекать.
Но Вадим уже заметил ее и покинул товарищей.
— Соня! Ну, как дела?
— Меня переводят в модельное.
— Вот хорошо. Ты рада?
— Конечно.
— А мне пока что не везет. Вчера предлагали комнату, но темная, одно окно, да и то на север. Не в такой нам надо начинать жизнь, правда?
— Вадим…
Он понял ее по-своему и утешил:
— Ничего-ничего. Все будет хорошо.
Как ему сказать? Когда-нибудь потом. А, может быть, не надо говорить, пусть все случится, как задумали? Совсем это не любовь. Обман. Где обман? С Вадимом? Или теперь? Вон он. Подошел к столику, склонился, что-то записывает. А у Сони пламенем горят щеки, жутко и радостно замирает сердце. Ей придется пройти мимо Аркадия. Ну что ж… Она пройдет. Она даже не опустит глаз. Вот. Она не боится. Какой у него испытующий и властный взгляд. Как будто спрашивает о чем-то и что-то приказывает. Пусть спрашивает — Соня скажет ему все. Пусть приказывает. Она пойдет за ним всюду, куда ни позовет. Если бы только он позвал…
На другой день Соня выходит на работу уже в модельное отделение. Оно занимает довольно большое помещение, но все-таки здесь тесно. Вдоль стен разместились столы, за которыми сидят работницы. Одни готовят модели наиболее сложных деталей с помощью ручных шприцев, другие, чуть подплавив их паяльником, прикрепляют к литнику, третьи контролируют качество моделей и агрегатов. Посередине отделения стоят два круглых металлических стола с прессами, и за ними тоже трудятся бригады модельщиц, так что свободным остается только узкий проход. Одну из этих бригад составляют Люба, Соня и Зина Огаркова.
Соня пришла на работу в светлом летнем платье с яркими цветочками. Это едва ли не лучшее платье из ее скромного гардероба очень шло к ней, но было явно не по сезону и к тому же не гармонировало с рабочей обстановкой: и стол, и стулья покрыты жиром от модельной пасты, каждую минуту можно насадить пятен.
— Что это ты вырядилась? — насмешливо спросила Зина Огаркова.
— На формовке надоело грязной ходить, — небрежно ответила Соня и села на свое место.
Люба ее поддержала:
— Ничего она не вырядилась, просто аккуратно оделась.
Каждый день, отправляясь на работу, Соня как будто ждет чего-то. Что-то должно случиться, кажется ей. Вадим? Комната? Нет, не то. А дни идут, и ничего не случается.
Аркадий больше не заглядывает в модельное. Он совсем не обращает внимания на девчат. И на Соню тоже. Даже когда Соня заходит в литейное отделение, Аркадий не смотрит на нее. Ни о чем не догадывается. Ничего не знает. Не хочет знать.
В Сонином сердце слабеют глупые надежды. Судьба наказывает ее за то, что она обманывает Вадима.
И вдруг случилось то, о чем она мечтала. В обеденный перерыв Аркадий появился в модельном отделении. Соня была одна. Девчата ушли мыть руки, а она задержалась, заканчивая работу. Она не слышала шагов и вздрогнула, когда над самым ухом прозвучал его голос.
— Соня! Чего стараешься? Уже обед.
— Я только… закончить.
Не надо показывать, что она так взволнована. А как скрыть? Он, наверное, слышит, как стучит ее сердце.
Аркадий взял Соню за руки, повернул к себе. Пристально глядя в лицо, проговорил самоуверенно и властно:
— Ты мне нравишься, Софьюшка. Мы с тобой пойдем сегодня в театр.
Соня молчала, но Аркадию и не нужно было слов — по тому, что она не отнимала рук, по ее растерянной улыбке и испуганно-покорному взгляду он понял, что она согласна.
— Вот билет, — сказал Аркадий. — Встретимся в театре, а то мне некогда за тобой зайти. Ты далеко живешь?
— Далеко.
Вернулись девчата и видели, как Аркадий передавал ей билет.
— До вечера, — сказал он и ушел, небрежно кивнув Зине и Любе.
Зина — Соня это заметила — покраснела, а Люба как будто с недоумением или даже с едва заметным презрением смотрела ему вслед.
— Не понимаю, что вы в нем нашли, — сказала она. — Хромой, нахальный и лодырь, наверное.
— Проще всего сказать о человеке плохое, тем более, когда его не знаешь, — заступилась Соня. — А за работу его Вадим хвалит.
— Кнопочки нажимать — дело нетрудное. А литейщиком не смог.
Соня промолчала, обидевшись за Аркадия. Никакой он не нахальный, просто смелый, а прихрамывает совсем немножко, и вообще за это нельзя человека осуждать. Впрочем, пусть говорит, что хочет. Соня встала и пошла мыть руки. В маленьком кармашке платья лежал билет, а кисти рук все еще ощущали прикосновение его ладоней.
Потом они вместе обедали. Люба, видно, уже совсем забыла об Аркадии, но Зина — нет.
— Ты идешь с ним в театр? — спросила она, безуспешно стараясь сделать равнодушное лицо.
— Да, иду.
— А Вадим тоже идет? — с усмешкой поинтересовалась она.
Вадим! Ох, она ведь совсем забыла, что обещала идти с ним в клуб. Соня кинулась в литейное отделение. Вадим стоял у окна. В одной руке у него был кусок колбасы, в другой — здоровая краюха хлеба.
— Что ты? — с удивлением спросил он, глядя в ее растерянное и в то же время необычно оживленное лицо.
— Вадим, я совсем забыла… Я сегодня вечером не могу пойти с тобой…
— Почему? — огорченно спросил он.
— Я… не могу. Честное слово, не могу.
— Что же, как хочешь, — сухо сказал Вадим, обиженный не столько ее отказом, сколько тем, что она не захотела открыть ему причину. Впрочем, мало ли какие могут быть у Сони свои девичьи дела. Может, по дому что…
Вторая половина смены показалась Соне нескончаемо долгой. Она собирала и разбирала пресс-формы, а сама думала о том, что наденет в театр. Когда был культпоход, она ходила в светлом платье из искусственного креп-жоржета, и девчата говорили, что это платье ей к лицу. Но сегодня хотелось одеться особенно красиво и нарядно. У нее есть плиссированная юбка, но кофточки все стиранные, и фасон так себе… ни одной модной. К тому же и чулки штопанные, новых нет, надо успеть купить.
Едва дождавшись конца смены, Соня кинулась к проходной.
Чулки она нашла только в четвертом магазине — нигде не было маленьких размеров, заплатила тридцать рублей, спасибо — у девчат нашлись деньги, дали взаймы. Никогда раньше Соня не покупала таких дорогих чулок, но никогда в ее жизни не было и такого дня.
Соня явилась рановато, и ей пришлось подождать Аркадия. Но зато как только он вошел, увидел ее, улыбнулся, Соня забыла обо всем на свете. Аркадий взял ее под руку, и они гуляли по фойе, и Соне казалось, что все вокруг завидовали ей.
