Ознакомительная версия.
— Борис странный, — зачем-то ляпнула я. Провела рукой по голове. Чистые волосы рассыпались по плечам. — Вы обманули меня, да? Ты был там? Поэтому он не дал мне твой телефон? Вы хотели посмотреть на мою реакцию?
Кир снисходительно вздохнул. И мне это не понравилось. Губы на губах. Хочется вырваться, хочется закричать. Но у него такие нежные губы… Руки крепко держат — не отпрянуть. Пытаюсь сопротивляться. Он лишь ухмыляется и прижимает меня к себе сильнее. Целует с такой любовью, что злость куда-то уходит, испаряется, исчезает.
— Я просил позвонить, если ты появишься, — шепчет. — А мой телефон он никому не дает. Вообще никому. У нас уговор.
— Почему?
— Так надо.
— Я не понимаю.
— Юлькин ухажер очень хотел со мной пообщаться. Пришлось сменить квартиры, телефоны, пароли, явки. У Бориса много всякого народу пасется. Кто-то слил, где я. Юлька начала доставать конкретно, со старым уродом ей, видите ли, скучно, романтики хотелось. Я как между двух огней оказался. Этот обещает закопать по частям на трассе Москва — Питер. Эта рыдает, что жить без меня не может. А я, правда, ее безумно любил, готов был в огонь и воду: и все без скафандра. Я условие ей поставил — или со мной, или с ним. Был уверен, что со мной останется. И ошибся. Меня после этого ломало страшно. Борис помог, не дал уйти. Мы тогда и договорились, что кроме него, никто из нашей тусовки не будет знать моего телефона.
Я не знала, что ответить. Просто прижалась к нему, положив голову на плечо, слушала его сердце и дыхание. Кир гладил меня по спине. Спокойно с ним, уютно. Так бы и сидела оставшиеся четыре часа дороги. И он, кажется, совсем не возражает.
— Знаешь, а я ведь в Твери тебе не только классику читал, — улыбнулся Поэт. — Была парочка и моих стихов. Из раннего, так сказать.
— Почитай, а. — Я ласково смотрела ему в глаза. — Пожалуйста.
— Хм… Попробую.
Кирилл мечтательно уставился на потолок, словно там было содержание из сборника его поэзии. Выдохнул шумно и тихо заговорил:
И я восходил через рваные посвисты плети,
И я продирался сквозь пестрые дебри знамен,
Присягою верности, данною спутнице-смерти,
Был проклят навеки, и ей же навек был сожжен…
А в каждом бою оставался кусочек души,
Смывался слезою из медленно гаснущих глаз
И плачущей болью — но смертный обет нерушим,
Горящее небо — мой вечный безмолвный указ.
Уставший от бегства сквозь тысячи собственных лиц,
Боясь отражений, что пляшут средь снятых зеркал,
Пытался укрыться среди пожелтевших страниц,
Но мир моих грез оказался опять слишком мал.
За новою спутницей снова встают те же тени,
Средь новых ответов вновь слышится старый вопрос.
Сестра-одиночество в сумерки нежно оденет,
Усталость мою уведет за собой на погост.
И там закружит среди сотен и тысяч безликих,
Безмолвных, бесшумных, ушедших за зовом в ночи.
А я вновь останусь поодаль, бесформенно тихий,
Посмертная гордость, бесцельная слава… Молчит…
— Красиво. Только очень грустно. И Борис пел какую-то очень грустную песню. Прям такая, что душу на части разорвала, измяла и выкинула. Кирилл, а там в той песне еще слово было такое… М-м-м… Не знаю… Такое… Я первый раз его слышала. На «э» как-то? Не помню.
— Про что он пел?
— «Здравствуй…» и то слово, «Ты наш…» и опять то слово. Я не сначала слушала. Там еще про отражения в воде и смятые листья было.
— А! «Гляди, вот твое отражение в воде, Дрожащей, как порванный лист… И мир твоих грез тихо шепчет тебе: Здравствуй, эскапист!» Оно?
Я с радостью кивнула.
— Эскапист — это калька с английского «escape», что означает «уходить от реальности, отключаться». На клавиатуре это кнопка в левом углу. Ты ее нажимаешь, когда выходишь из программы или что-то хочешь отменить. Ну вот эскапист — это как бы тот, кто все время пытается выйти. Короче, человек, убегающий от жизненных проблем.
— А ты убегаешь от жизненных проблем? — удивленно нахмурилась я.
— Ой, Варька, от чего я только не убегаю! — рассмеялся он.
Мы смеялись. Он рассказывал о своих приключениях на дороге, выходил курить в тамбур. Иногда целовал меня, аккуратно обхватив за талию, поглаживал шею, морщился, когда мои волосы случайно касались его лица. Взгляд такой нежный и лучистый. Пальцы такие теплые. Он обнимал меня за плечи и прижимал к себе. Это было приятно и привычно. В вагоне я удобно устроилась в его объятиях, прислонившись к нему спиной. Он обхватил меня и опять прижал к себе. Я не чувствовала себя маленькой, мы общались на равных. Удивительно, что он не поддевал меня, относился с большим уважением, вел себя галантно. А у меня в голове творился настоящий тарарам! Я словно старалась насытиться им, насмотреться вдоволь, на будущее. В душе яркими огнями вспыхивали фейерверки. Я задыхалась от восторга от каждой его шутки и фразы. Замирала от счастья от каждого прикосновения. Держала его за руки, гладила тонкие, гибкие пальцы и прислоняла ладони к горящим щекам. Он спрашивал про концерт, и я в красках рассказывала, как кричала и махала, как на меня чуть не обрушилось шестьдесят кило счастья и как я его люблю. Кир заливисто хохотал, запрокидывая голову назад. Я смеялась над ним, любуясь таким уже привычным движением головы. Перебирала волосы и заплетала их в непослушные, тут же расплетающиеся косички. Гладила по скуле и едва касалась губами его губ. Мне было хорошо. Так хорошо, как никогда еще не было.
Поезд неумолимо преодолевал километры, приближая нас к дому. Кир все так же веселил меня, заставляя смеяться до слез, которые он аккуратно вытирал большим пальцем, целовал периодически и ласково обнимал. Хотелось взять его за руку и больше никогда не отпускать. Мысль, что еще десять минут — и мы разбежимся в разные стороны, не давала покоя, вносила сумятицу, путала все в голове. Хотелось сорвать стоп-кран и запретить поезду въезжать на вокзал. Пусть едет дальше. Куда угодно, только пусть едет.
— Смотри, что мне только что на ум пришло, — отстранился он, глядя в никуда, как будто в себя. Лицо стало таким, словно он пытается что-то вспомнить, но никак не получается, вроде бы он ловит мысли в голове, а они разбегаются и не становятся в ряд.
Пусть глаза твои вспыхнут лучом
Не растоптанных чьих-то речей,
Непогашенным ясным огнем,
Не разрубленных чьих-то свечей.
Ты как искра взлетишь над землей,
Яркий смех пробудит небеса.
Все, что будет, лежит пред тобой,
Все, что было, ушло в никуда.
Лунный свет под ногами ковром,
По нему вновь бежит твоя тень.
В твоих мыслях пылает костром
Новой жизни сверкающий день.
— Это про меня? — расплылась я в совершенно идиотской улыбке.
— Про тебя, — нежно провел пальцами по моим губам.
Я поежилась от того, как его прикосновение щекоткой пробежало по спине и ладоням.
— Мне еще никто не писал стихов.
— Надо же когда-то начинать. Хотелось кричать на весь мир от счастья.
— Пойдем, мы приехали. — Кир достал с полки мой рюкзак, протянул куртку. Взял за руку.
Я ступила на перрон абсолютно счастливой, с улыбкой от уха до уха, сжимая крепко его руку и чуть подпрыгивая при ходьбе. Кирилл тоже улыбался и постоянно смеялся, шутил. Казалось, что он состоит из шуток и улыбок, из нежности и обволакивающего счастья. Мир вокруг радостно подмигивал нам желтыми фонарями, а прохожие понимающе улыбались в ответ. Интересно, они видят его крылья? А мои? У меня сейчас тоже есть крылья, как у бабочки, — огромные, разноцветные, легкие-легкие. Я и сама похожа на бабочку, на самую восхитительную бабочку на свете.
На эскалаторе мы опять целовались. Он стоял на ступеньку ниже, и его глаза наконец-то были на уровне моих глаз. Я запустила руки ему в волосы, гладила затылок, а он крепко держал меня за талию и прижимал к себе. Выдыхает горячо мне в шею, утыкается в нее носом. Можно, я закричу от счастья? Пожалуйста, разрешите мне закричать от счастья, иначе я лопну.
— Тебе куда?
— На «Университет». А тебе?
— На «Новослободскую». Пойдем, я провожу тебя.
Мы остановились на платформе. Опять обнялись и поцеловались. Он прижался к моему виску щекой, замер, закрыв глаза. Мы пропустили поезд. Так и стояли на краю платформы, прижавшись друг к другу. Пришел еще один. Кир вздохнул и отцепил меня от себя.
— Иди, — подтолкнул в вагон. Я сделала шаг вперед.
Он провел рукой по моей щеке и улыбнулся. Двери закрылись.
Поезд тронулся.
Он так и стоял на платформе, смотрел мне в глаза.
Я упала на сиденье, освещая улыбкой все вокруг. Устало вытянулась, принялась рассматривать свои высокие ботинки и фиолетовые колготы. Настька меня за такой наряд обсмеет. Интересно, а когда мы еще увидимся? Надо будет одеться красиво. И еще надо будет поспрашивать у Настьки, как лучше, она у нас модница, все знает, а рядом с Кириллом я должна выглядеть идеально. И еще маникюр сделаю. И надо научиться краситься. Столько дел! Все такое важное и интересное. И тут в голове что-то щелкнуло. У меня нет его телефона. И у него нет моего телефона. Так как же мы теперь встретимся?
Ознакомительная версия.
