— Отец, наше общество не занимается миссионерством, — заявил Гилад.
— А мне кажется, не следует говорить в ироническом тоне о наших жрецах, — добавил Тейман.
— Сыны мои! — высокопарно начал Бернар, не почувствовав, как под столом Луиза наступила ему на ногу, — Сыны мои, в стране Ашназ, где родился ваш отец, никому не приходило в голову упрекать эрцев в миссионерстве. И в мессианстве тоже! От отца и деда я знаю, с каким великим почтением говорили люди о просвещенных ашназских священниках, что не чета вашим жрецам! Известно: постройка постепенно ветшает, потом гибнет.
Бернар, взволнованный, сделал паузу, перевел дух. Он знает, что конец разговора старых с молодыми — взаимная презрительная жалость. Лицо Луизы напряжено. Лица Райлики и Косби поскучнели. Гилад и Тейман потупили глаза. Хеврон с осуждением смотрит на них. Он мог бы возразить отцу, но он не станет испытывать сердце старика. Бернар заметил укоризну в глазах старшего сына. Это успокоило его и вселило дух миролюбия.
— Вы, молодые, торопите приход спасения эрцев. Вы желаете конца гонений и возврата величия. И я желаю этого. И дед и прадед ваши мечтали о том же. Они знали от своих священников, что к спасению ведут гуманность и просвещение, а не война и кровь, как учат ваши жрецы. Гуманность — не привычка, а плод здравомыслия, ей нет альтернативы. Известно ли вам, что существует Свиток, в котором начертан кратчайший путь к спасению? Завладеть Свитком и следовать его слову и духу — значит приблизить счастливый день.
— Разумеется, отец, мы слышали о Свитке, но не знаем где он, — сказал Хеврон.
— Я знаю. Я уверен. Свиток хранится в стране Ашназ. Его можно разыскать.
— Как это сделать, папа? — спросила Райлика, учуяв интригующий поворот беседы.
— Очень просто! Нам нужно перенестись в страну Ашназ на век–полтора назад. Там найдем Свиток и с ним вернемся. Зову всех с собой!
Сыновья Бернара переглянулись.
— Возможно ли это, отец? — изумился Тейман, — В наше отсутствие время потечет для нас в другом веке, а для оставшихся здесь оно продолжит свой обычный ход. Но ведь нет двух, а есть только один поток времени!
Хеврон и Гилад закивали головами, согласные с глубокомысленным замечанием Теймана.
— Вы забываете, сыны, что мы, эрцы, — вечный народ, — возразил Бернар, — Мы пребываем в мире, как бы вне времени. Эрц всегда и везде эрц. Сведи двух эрцев из разных веков, и общность уничтожит разницу, они сойдутся, как два соседа.
— Отлично придумано, папа! — воскликнула Райлика, сохраняя серьезное лицо, — Я видела в заморском кинофильме, как человек обнаружил на городском мосту проход, по которому он путешествовал во времени. Я готова к паломничеству за Свитком. Заноси меня в список!
— Молодец, дочка! А вы, сыны, не прячьте улыбки! Вы маловеры, хоть и фанатики, не сочтите за обиду. Жду твоего слова, Луиза!
— Ты ведь знаешь, Бернар, я всегда с тобой. Я пошью для нас тогдашнюю тамошнюю одежду. Нас примут за своих.
Дети пробудились от дневного сна, и бабушка с дедушкой заполучили обещанных внуков. Потом Луиза, Бернар и Райлика заторопились домой, чтоб еще засветло преодолеть путь от Бейт Шэма до серой линии. А вечером, как и обещал, явился Итро Окс и услыхал вещь необычайную из уст братьев Фальк: как престарелый отец их вздумал испить из чаши славы великого писателя, выдумавшего машину времени.
Как мир стара земля Эрцель, а страна Эрцель — молода.
Тысячелетиями жили люди в земле Эрцель. Жили до эрцев, жили вместе с эрцами, жили вместо эрцев. Проливали кровь и заключали мир, учились и поучали, пасли и сеяли, строили и разрушали, любили и предавали, рождались и умирали. Эрцы земли Эрцель создали для себя маленькую страну и назвали ее Эрцель, и не хотели терпеть подле себя малый народ геров. А те не хотели терпеть страну Эрцель и эрцев подле себя. С великой горячностью и страстностью ненавидят друг друга мельчайшие соседи. Серая линия разделяет два народа. У каждого из них есть его единственно истинная святая книга, которая, они твердо знают, вмещает всю правду и состоит из одной только правды.
«Как можно выше, чтоб всему миру зримо было, жрецы и вожди обоих народов возносят над головами святые книги — бесспорный довод правоты — и указуют на них перстами и провозглашают, что, вот, написано: это — наша земля! Книги думают за своих невольников, да разве зеркало в помощь слепому? Книги — что порох, и нет безвредных книг. И то горе, что и те, кто в оппозиции к жрецам пребывают, этот жреческий клик приемлют!» — так мыслит Бернар Фальк.
Пожалуй, старик сгущает краски. Нельзя забывать, что в стране Эрцель существуют две партии — Левая и Правая. В запальчивости Бернар не замечает Левую, адепты которой хотят мира с герами и почитают серую линию.
Правая партия жалуется, что, наперекор душевному влечению к ней эрцев, газеты ее не любят и настраивают народ в пользу Левой. А Левая партия твердит, мол это враки.
Вот, в здании одной из авивских газет, в конце коридора, в фойе, уселись в креслах двое. Напротив Райлики, новой помощницы секретаря, расположился Шай Толедано — один из редакторов, мужчина средних лет и строгих правил. Шай знаком с Итро Оксом и с Гиладом. Последний ходатайствовал за сестру, чтоб поберег ее от каверз, чинимых новичкам.
— Нравится тебе у нас, Райлика? — спросил Шай.
— Не скучно здесь. А что, Шай, разрешат мне отпуск?
— Через полгода работы? Попробую попросить за тебя.
— Спасибо, Шай.
— И зачем тебе понадобился отпуск сейчас?
— Да так, с родителями побыть… — замялась Райлика.
— Темнишь! Я знаю от Итро и от Гилада, какую штуку твой отец задумал. Собрались в путешествие в страну Ашназ, на полтора века назад. Хотите привезти Свиток.
— Что вы думаете обо всем этом, Шай?
— Ты знаешь, я — человек религиозный, и верю в вечность народа эрцев. Я полагаю, задуманное возможно, хоть и звучит невероятно. А ты что скажешь?
— Не знаю. Хочется новизны. Не отправилась в путешествие, уступила родителям. Теперь поеду с ними.
— Вернешься — расскажешь.
— Шай, пусть никто из наших не узнает о поездке. Засмеют.
— Разумеется, Райлика! И ты не проговорись. Если до Роны дойдет, что я верю небылицам, погибла моя репутация серьезного аналитика.
— Кто упоминает мое имя всуе? — воскликнула вошедшая Рона.
— О, Рона! А я как раз рассказываю Райлике о зачинателях нашей газеты, — не моргнув глазом соврал Шай.
Рона Двир, дама солидных лет, высокого роста, энергичная и решительная, уселась в кресло. Она — ветеран, праматерь новой авивской прессы. Рона — старший редактор, ее слово, как камень весомо и твердо, а авторитет незыблем.
— Какого мнения о нашей газете держится твоя юная подопечная? — спросила редактора старший редактор и при этом покосилась на Райлику. Взгляд Роны был строг, но голос выдавал доброту.
— Райлика считает, что у нас не скучно, — улыбаясь, ответил Шай.
— Девушка — сама проницательность. Более бесспорного суждения высказать не возможно.
Райлика смущена. Это похвала или насмешка?
— Ты молодец, девочка, ты всем нравишься, — подбодрила Райлику почтенная матрона.
— Сегодня мы ждем гостя, — продолжала Рона, обращаясь к Шаю, — Пожалует небезызвестный тебе Мики Парицки. В последнее время он дает все меньше оснований величать его гостем, — поколебавшись, заметила Рона и пристально уставилась на Шая, — Он зачастил. Что–то притягивает его. Сила всемирного тяготения действует на вашего брата! Впрочем, мы всегда рады ему и его статьям.
Шай сидел с замороженным лицом. Райлика ретировалась к себе.
— Пойдемте, господин Толедано, ко мне в кабинет. Встретим Мики достойно, — сказала Рона и подумала: «Где–то я слышала, что все мужики за сорок — конченые негодяи».
— Пойдемте, госпожа Двир, — в тон ответил Шай, и оба удалились.
***
Шай Толедано и Мики Парицки больше, чем друзья — они боевые товарищи. Офицерами воевали вместе в особом воинстве, причислиться к коему стремятся лучшие, из которых лучшие удостаиваются чести. Не раз подставляли друг другу плечо, и за плечами у каждого немало лихих дел — утеха памяти. Навоевавшись досыта, отправили на чердак высокие тяжелые ботинки, выучились в университете, женились и породили детей — Шай двух девочек, а Мики — двух мальчиков.
Шай рос в семье, где блюдутся традиции веры. Мики воспитывался на безбожных идеях. Первый тяготеет к Правой партии, а второй, ясное дело, — к Левой. И не просто тяготеет, но занял в ней важную позицию и делает карьеру, стремясь наверх. Помещает свои статьи в газете, где работает Шай. На бумаге они противники, а в жизни, как сказано, больше, чем друзья. Ибо, дойдя в противостоянии своем до крайней точки, обязательно вспоминают, что оба эрцы, и стрелы возвращаются в колчаны. Однако, это — не правило в стране Эрцель.
