— Э–эх, схватились! — крикнул тучинский подпасок. — Наш взял!
Да, тунченский, туго упершись ногами, сразу навалился на Агая. Агай начал пятиться, упираться, бороздил землю. Вот–вот подкосятся у него ноги, и тогда он подставит свой бок под острые рога. Вдруг Агай уперся, поднатужился, взревел. Теперь уже тучинский шел задом, изгибаясь и крутя хвостом. Но это была проба сил. А дальше уже ничего нельзя было разобрать. Быки скакали то в одну, то в другую сторону, то взад, то вперед. Агай поскользнулся, но быстро вскочил, двинулся на Синего. Поскользнулся и тот, припав на колено. Пыль крутилась над ними вихрем. Мы молча, со страхом, смотрели на них. Знали, что за это нам здорово может попасть от мужиков. Хорошо, вот сейчас обед и никого нет в поле. Вдруг кто‑нибудь выедет за снопами? Мало того, вдруг быки пропорют друг друга, и в ранах черви заведутся?
Быки избороздили целую десятину. Прижимали друг дружку к меже, отбегали в сторону, снова сходились, ревели. Ни гот, ни другой не хотели уступать. Неизвестно, до каких пор продолжался бы этот бой быков, если бы на горе не показались две подводы из Тучина.
— Давай разнимать! — крикнул тучинский.
Начали хлестать быков кнутами, но быки схватились еще злее. Стали бить дубинками — тоже не помогло.
— Крути хвосты.
Я не знал, как и подступиться. Ведь они сшибут, затопчут. Но Ванька — смелый. Смелый и тучинский подпасок. Побросали дубинки, ловко поймали быков за хвосты и, уцепившись обеими руками, начали накручивать: так баба выжимает мокрое тряпье. Быки, почувствовав страшную боль, рванулись в стороны.
— Гони теперь!
Не давая своему быку оглядываться, мы погнали его прочь. Тучинские своего тоже угнали. Над загоном все еще висела пыль. Агай тяжело дышал. С губ его капала густая пена. Мне было жаль Агая.
— Не надо больше так! — крикнул я Ваньке.
— Я бы не стал, да зачем хвалиться… — испугался Ванька.
— Кто же выиграл? — деловито спросил Данилка.
— Баш на баш, — ответил Ванька. — Пойдемте еще разок покупаемся и поспим.
Агай лег не скоро. Он все еще стоял и тревожно оглядывался. Со злобы, походя, пнул какую‑то корову, но та и не поднялась.
Жара все усиливалась. Дух захватывало, голова кружилась, тошнило. Марево так близко, что кажется, будто оно плавает вот» тут на гриве оврага. Подвода на тучинском поле, на которую накладывали снопы, то двоилась, то ширилась, то вдруг вытягивалась и дрожала, как мираж. В ушах пронзительно звенело. Кажется, вот–вот лопнет голова. Хоть бы ветерок чуть подул! Где‑то в небе одиноко простонал ворон и смолк.
— Что, если пожар сейчас, — задумчиво проговорил Ванька, глянув к селу, — сразу все погорит.
— Это, ей–богу, к дождю, — воскликнул Данилка, — у меня в глазах индо зеленеет.
— Петька, прочитай ты что‑нибудь про зиму. Может, не так нам жарко будет, — неожиданно попросил Ванька.
— У меня нет с собой такой книги.
— А ты на память. Но чтобы про такую зиму, чтоб она до костей… Прохлади нас, Петька… морозом, вьюгой.
— А не иззябнете, если прочитаю? — засмеялся я. — Могу напустить такого морозу — только уши береги!
— Будь хоть сейчас самый мороз–размороз, и то чуть нас тронет.
И в эту отчаянную жару я начал читать про суровую зиму. Задыхаясь от зноя, я кричал и завывал, подражая ветру:
Бур–ря мглою небо кроет,
Ви–и-ихри снежные крутя,
То, как зве–ерь, она заво–оет,
То заплачет, как дитя,
То по кровле обветша–ало
Вдру–уг соломой зашуми–ит,
То, как путник запоздалый,
К нам в окошко застучи–ит.
— Полегчало? — спросил я Ваньку.
— Чуть–чуть. А еще?
— Хватит.
Издали донесся невнятный гул. Или это в имении соседней деревни молотили, или…
— Слушайте! — насторожился я.
Прислушались. Тихо. Только вода журчит в ручье.
Но вот — опять гул. Глухой, словно под землей гудит. А может, в роднике?
Нагнулся, слушаю. Снова тихо. Шлепнулась в воду лягушка, корова промычала. И снова гул.
«А–а, — догадался я, — это обвалы в горе. Может быть, озеро заваливает? И вода сейчас перестанет течь?»
Опять пронесся гул. Будто телега с пустой бочкой покатилась с горы.
— Ребята, давайте уйдем отсюда, — предложил я. — Что‑то не так. Может, землетрясение началось.
Мы выбежали из оврага на крутой берег. Стало лежало на другом берегу. Гул стал слышнее.
— Э, гляньте! — указал Данилка — на село. — Пожар… Нет, не то… Что это, а?
Мы взглянули на гору, за которой скрывалось наше село. Там во весь горизонт лежал белый, с проседью дым. Он сровнял небо и землю.
— Леса небось где‑то горят, — догадался Ванька.
— Может, гумна, — сказал Данилка. — Как, по–твоему? — обратился он ко мне.
Ничего я не мог ответить. Слишком много дыма.
— Поднимается! — крикнул Данилка.
Верно, дым поднимался. А солнце пропекало до костей. Желтое жнивье блестело, склоны гор потеряли очертания.
Вдруг мы услышали, как несколько коров тревожно замычали.
— Пойду, погляжу, — сказал я, — может, телится какая.
Обошел стадо, осмотрел: почти все коровы проснулись. Они испуганно смотрели на меня. Некоторые поднимались. Вдруг меня осенило. Да ведь это…
— Туча–а, — крикнул я, — туча валит!
Мы взбежали на гору. За белой пеленой, которую мы приняли за дым, по всему небосклону пролегло что‑то темное. Словно густой лес вырастал из‑под земли.
— Сгонять, сгонять! — тревожно крикнул Ванька. — Если это дождь, то уж такой… Лучше быть к селу ближе.
Коровы, не дожидаясь наших окриков, сами поднялись и пошли. Сгоняли стадо и тучинские.
Пока гнали коров в гору, тучи не было видно, только слышались глухие раскаты грома. Выгнав стадо выше, мы замерли от удивления. Навстречу нам неслась туча с иссиня–черным подтеком. Ее тяжелый заслон пересекался белыми косыми прядями. Гром становился все слышнее. Теперь он гремел почти беспрерывно.
Коровы не ели. Онн тревожно поводили мордами, нюхая воздух. Мы уже прошли половину пути, когда первые легкие тучи торопливо пронеслись мимо солнца. Дунул раскаленный ветер. На дальних полях чужих сел вихрилась пыль. Ветер усилился, повеяло прохладой. Вихри кружились и за нашим селом. Один, большой, стремительно несся наискось. Поднялись снопы из крестцов. Вихрь разросся в огромный смерч. Он шел на село.
— Э–э, вот и буря мглою небо кроет… — сказал Ванька.
Мы, быстро шагая, глаз не спускали с тучи. Условились, что если дождь будет очень сильный, пригоним коров к селу, а если слабый, задержим стадо у Варюшина оврага.
— Вихрь‑то, гляди, где! — указал Ванька.
Вихрь напал на село. Теперь он был похож на огромный столб дыма. Верхушка его достигла тучи. Крутились в воронке снопы, клочья соломы, пыль. Скоро образовался второй вихрь, третий, еще и еще. Целая стая их заиграла на полях. Рождались они внезапно, будто из‑под земли.
Черная туча подошла к нашему селу. Село на горизонте стало необычно отчетливым.
— Капля! — вскрикнул Ванька и показал ладонь.
— Еще! — схватился я за щеку.
Капли крупные, холодные. Ветер подул тоже холодный. Мы надели пиджаки.
Село внезапно скрылось. Там уже хлестал дождь. Шел он косым навесом.
— Эх, и чежет! — сказал Ванька. — Держись теперь!
Порыв ветра пронес мимо нас каскад крупных капель. Небо вкось и вкривь прочертили молнии. Совсем близко ударил гром. И когда стало уже не видно ни села, пи гумен, прямо на нас пошла стена грозного ливня. Пыль поднялась, взметнулись остатки соломы, колосьев, сухих трав. По жнивью защелкало, как по доскам. И вот на нас и на стадо обрушилась громада дождя. Солнца нет, села нет, и лесов нет — все в водяном урагане. Идти нельзя. Мы повернулись к дождю спинами. Уже промокла одежда. С картуза полилось за ворот. Коровы нагнули головы. Данилки совсем не видно. Я попробовал хлопнуть плетью, но она намокла и не давала удара.
Дождь бил косо, все усиливаясь. Не умолкая, грохотал гром. Снова в разных направлениях прорезали небо кривые молнии, обрушились удары. Не успевал замолкнуть один раскат, как следом начинался второй, третий, и уже все вместе ревели, стонали, охали, потрясая землю.
— Гони–и-и! — закричали мы Данилке, но он вряд ли слышал.
— Не пойдут коровы. Дождь‑то встречь, — сказал я.
— Все равно надо гнать. Беги подсоблять Данилке.
— Град! — прокричал я.
У моих ног заскакали белые горошины.
— Град, — отозвался и Ванька. — Э–э, плохо дело! Беги, гони!
— Куда же гнать? Ты гляди‑ка что?
На нас валила белая полоса сплошного града. Шум его был страшен. Слоено миллионы цепов одновременно били по токам.
— Бежим к Данилке, — крикнул Ванька, — все коровы туда повернули!
