— Деньги счет любят. Поэтому посчитай их.
Я вытащил деньги из кармана и принялся их пересчитывать.
— Ну, сколько там получилось?
— Семьдесят два рубля.
— Очень хорошо, — похвалила меня женщина-кассир и, положив передо мной лист бумаги, сказала:
— Распишись вот здесь.
У меня сердце екнуло. Я не знал, что делать, и повернулся к двери, словно там было спасение. И вот тут на почту пришла Фатима. Она спасла меня от позора.
Она сразу же поняла, в чем дело, и сказала мне:
— Поставь подпись здесь.
Я взял ручку с пером, обмакнул ее в чернильницу, но никак не решался расписаться.
— Казбек, — сказала Фатима, — напиши «Таучелов». У тебя хорошая фамилия, и твой отец был достойным человеком…
— Что нового в городе? — спросила меня Фатима.
Я пожал плечами:
— Все нормально.
— То, что человек видит каждый день, ему уже не кажется удивительным. Так я говорю? — спросила Фатима. — А для нас, тех кто живет в селе, все в городе удивительно.
Неужели всего за год я уже стал городским? Даже Фатима записала меня в городские.
— Хорошо, что я тебя встретила, — сказала Фатима. — Один из моих учеников — он как раз живет на вашей улице, должен летом догнать товарищей. Мне бы хотелось, чтобы ему помогла Дунетхан. А ты как думаешь?
Дунетхан перешла уже в девятый класс, а Бади — в седьмой. Просьба Фатимы, конечно, обрадовала меня.
— Если она сможет помочь, — сказал я, — она должна это сделать. Люди должны помогать друг другу, тем более соседи. Нам же помогают соседи!
— Молодец, Казбек. Ты все правильно понял. Я бы и сама позанималась с этим учеником. Но мне надо съездить за сыном и привезти его сюда.
Я знал, как живет Фатима. В селе все знают друг о друге. У Фатимы муж не вернулся с фронта. Остался сын, но его взяли к себе бабушка и дедушка — родители отца. «Пусть он поживет у нас, — сказали они, — а когда подрастет, заберешь его».
— Я так боюсь, что мальчик совсем отвыкнет от меня, — сказала она, и я увидел ее грустные глаза.
Да как она его до сих пор не взяла к себе? Как же такая добрая женщина, как Фатима, могла жить вдали от сына? Я лишь подумал об этом, но Фатима прочитала мои мысли.
— У них был один сын, и тот погиб. Если бы я забрала у них еще и внука, то они умерли бы от одиночества.
Я слышал, что сама Фатима рано осиротела. Она долгие годы жила с отцом. А два года назад и его не стало.
Я и раньше знал, что Фатима очень хорошо относится ко мне. Но сейчас она говорила со мной не как с бывшим учеником. Она обращалась ко мне, как к взрослому человеку.
Я хотел пригласить Фатиму в дом, но она сказала, что зайдет В другой раз. Может быть, это и к лучшему, иначе мне пришлось бы краснеть. Из-за своей бедности. А впрочем, стыдиться своей бедности, сказал кто-то, значит на самом деле быть самым бедным на земле человеком. И все-таки я считал, что нужна особая смелость, чтобы пригласить учительницу в свой дом. Каждый гость почетен, а учительница — вдвойне!
Помню, я пришел когда-то к Фатиме и застал ее за обедом. Она сидела за столом и ела. Это очень удивило меня. Какой все-таки я был глупый! Почему я считал, что учительница не должна есть?
У ворот нашего дома Фатима поговорила с Дунетхан, дала ей тетради, книги и распрощалась с нами.
Когда я вошел в дом, сестры встали передо мной и хором сказали:
— У нас есть новость!
— Рассказывайте быстрее, а то только я привожу вам новости.
— Мы собрали деньги на часы.
— На какие часы?
— На ручные — быстро выпалила Бади.
Оказывается, они копили деньги всю зиму, а летом продавали на базаре черешню и вот собрали деньги на подарок.
— Только часы ты купишь сам. — Дунетхан подбежала к кровати, сунула руку под матрац и извлекла пачку денег. — Мы же знаем, что у твоих друзей есть часы, а у тебя нет.
Я хотел было отругать сестер, но осекся. Я видел, как светились их глаза…
Конечно, хорошо, что они никому ничего не рассказывали, не то нашлись бы в селе и такие, кому бы история с часами не понравилась. А кто-нибудь может подумать, что я сам заставил их сделать мне подарок.
Деньги я взял и торжественно пообещал купить в городе самые лучшие часы. А потом строго сказал сестрам:
— В следующий раз в подобных случаях вы должны спросить у меня если не разрешения, то хотя бы совета.
Сдан последний экзамен, я собрал вещи, попрощался с товарищами. Хотел попрощаться и с Земфирой, но нигде не нашел ее. Пошел к дому, где она жила, побродил вокруг тополя, старого моего знакомого. Посмотрел на часы, которые висели, как и прежде, на столбе, сверил их со своими часами и тут обнаружил, что до отхода поезда времени осталось в обрез.
Что ж, как ни жаль, но придется отложить свидание до осени!
Как быстро промелькнул год! Первый курс института остался позади.
Теперь до сентября я буду в родном селе.
Когда я вернулся домой, то оказалось, что наступил черед нашей семьи пасти скот. Я решил, что у Бади найдутся и другие дела, тем более что мне не стоит забывать крестьянский труд.
Раньше я мог легко определить полдень и без часов: телеграфный столб отбрасывал в это время самую короткую тень. В пасмурную же погоду я узнавал время по гудкам Ардонского консервного завода. Теперь мне не надо следить за тенью или прислушиваться к гудкам. У меня есть часы.
Телята улеглись под деревьями и отдыхают. Я смотрю на степь и стараюсь ни о чем не думать. Как хорошо снова очутиться в родном селе!
— Казбек, — услышал я голос Бади. — Алмахшит тебя зовет!
— Где он?
— Только что приехал.
Мы отправились домой вместе с Бади. С телятами ничего не случится.
— Ну как, горожанин? — встретил меня Алмахшит. — По-моему, ты даже вырос.
Раньше я бросился бы ему на шею, но теперь только крепко пожал руку. Какой все же он высокий, Алмахшит!
— Как закончил учебу?
— Пока только первый курс позади.
— За первым и второй пройдет. Недаром говорят: жизнь — это лестница. Одни по ней вверх шагают, другие — вниз.
Алмахшит привез девочкам кулек с конфетами и два маленьких красивых платочка.
— Эти платочки вам Нана прислала, — сказал он. — Вот у вас радость. Все вы продвинулись по ступенькам жизни. Я рад за вас. Вы поступили правильно, что остались вместе. Если бы разбрелись по сторонам, никто бы от этого не выиграл. Отец и мать ваши достойными людьми были. Об отце говорили, что он нашел бы след кошки даже на поверхности моря.
Алмахшит задумался на минуту и рассказал историю, о которой мы раньше не слышали.
— Однажды пропали ваши свиньи. Как в воду канули. Стало ясно, что их украли. Тогда отец пошел в степь, чтобы прочитать следы. Он нашел колею и пошел по ней. След привел его к берегу реки, и там на льду он обнаружил прирезанных свиней. Отец пошел по колее дальше, и след привел его к дому вора. Отец был храбрым человеком и никого не боялся. Жаль, что он не вернулся с войны. Ну, а ваша мать так и осталась вдовой. Трудно ей жилось, но люди завидовали ей. Она была замечательной женщиной. И вы должны помнить своих родителей. Вы должны вырасти достойными людьми. Кто смолоду познает трудности, тот одержит победу и не сломается.
После обеда присмотреть за телятами пошла Бади, а мы с Алмахшитом решили обсудить дела. Мы не заметили, как наступил вечер.
Сноп света из комнаты падал в коридор. Через открытую дверь я увидел яблоню. Она стоит посреди двора, и мне кажется, что, когда на нее падает свет, она приобретает необыкновенный вид. Мне кажется, что яблоня прячет от нас какую-то тайну.
Где-то неподалеку шумит река, а ветер доносит отзвуки песни из соседнего села. С детства я слышу в вечерней тишине эти песни, будто прилетают они не из соседнего села, а из дальнего далека.
— Хорошо поют, — говорит Алмахшит. — Мне кажется, что до войны они пели более веселые песни. Но даже война не ожесточила души людей…
Песня и жизнь похожи друг на друга. Горе не может убить песню. В песне продолжается жизнь. Песня, едва умолкнув, снова возрождается в человеке и летит, словно на крыльях, из соседнего села к нам, от нас через реку дальше и дальше. Наверное, она мчится, как птица над рекой, и вместе с ней стремится к морю…
Наш — то есть муж. По обычаю, осетинские женщины в разговоре
Ныхас — место сбора старейшин аула.
ФЗО — школа фабрично-заводского обучения.
Катух — хлев для мелкого скота.
«Сказания о нартах» — осетинский героический эпос.
Колесо Балшага — сказочное колесо в осетинских сказаниях о мартах.