— Порточенко сейчас отсчитает вам, — сказал Арамич.
— Почему это Порточенко отсчитает? — возмутился Порточенко.
— Действительно, — продолжил Атасов, — не отсчитает. а выложит, потому что отсчитано уже давно.
Порточенко обиженно вынул из кармана свою долю, завёрнутую в мятую газетку, и положил её перед Тревильяном. Тревильян сунул её, не считая, в ящик стола.
— Ну а теперь можно и к Королю.
Король в этот вечер принимал в бане.
Когда вся компания явилась в холл бани, Король отсутствовал. Он парился. Тревильян скомандовал раздеться и тут же, разоблачившись, побежал к Королю. Друзья тоже разделись и присоединились к присутствующим здесь всё тем же народному артисту, директору «Хрусталя» и доктору неизвестных наук. Те без видимого удовольствия потеснились за столом. Не прошло и двух стопок, как в холл влетел красный как рак Тревильян. Красный он был не от пара, а от возбуждения.
— Быстро, быстро, — шепнул он Атасову. — Король узнал про машину. Как вам в голову могло прийти, что он не узнает!
Атасов подозвал Арамича и что-то сказал ему на ухо. Безрадостно, но беспрекословно Арамич сунул свою долю Тревильяну, и тот кинулся с деньгами в парилку. А затем, выйдя из парилки в бассейн, держал их в руках, пока Король плавал.
Когда Король наконец закончил купание и уже вылезал из бассейна, Тревильян влетел в зал и прошептал:
— Идёт!
Четыре друга стоя встретили Короля.
— Ну, хороши, — оглядев друзей, сказал Король. — Вы где-нибудь видели подобные лица? — обратился он к народному.
— Только в театре, — ответил тот.
— А вы что, недавно ставили «Разбойников» Шиллера? — сострил Король.
Тревильян громогласно захохотал. Порточенко и Арамич заулыбались. На атасовском лице не дрогнул ни один мускул. Вартанян краснел от смущения.
— Вот с такими людьми я работаю, — продолжал Король.
Друзья Короля, видно не желая ему мешать в его сложной работе, отправились в парную.
— Так вот он, этот юноша? — указал Король на Вартаняна.
— Мальчишка, — затараторил Тревильян. — Едва стукнуло девятнадцать, от силы двадцать. Совсем ещё мальчик.
— У этого мальчика уже свои мальчики, наверное, бегают.
Лицо «мальчика» пошло пятнами.
— Ну, расскажите, дорогой, как дело было?
Вартанян стал сбивчиво и торопливо пересказывать ход событий. Иногда ему не хватало слов. И слова за него находили Порточенко и Арамич. Атасов молча курил.
— А где живёт мальчонка? — спросил Король.
— Да так, тут вот… — залепетал Вартанян.
— К Бонасеевой отправь его, — сказал Король Тревильяну.
— Как это мне в голову не пришло! — закричал Тревильян. — Шикарная трёх комнатная, муж в командировке.
Порточенко и Арамич заулыбались.
В это время доктор и артист вернулись из парилки и набросились на пиво.
— А чем мальчонка собирается заниматься?
— Инженером хочет стать! — ответил, смеясь, Тревильян.
— Серьёзно? — спросил Король.
— Да, — кивнул Вартанян.
— Ну что ж, нам нужны специалисты, — сказал Король. — Степан Анисимович! — обратился он к доктору наук. — Вот мальчик в институт хочет поступать.
— В технологический хочешь? — спросил Степан Анисимович.
— Мне бы к металлу поближе, — ответил Вартанян.
— Подготовительные курсы везде одинаковые, — сказал Степан Анисимович, — а железок и в нашем технологическом достаточно.
— Вот и договорились, — решил за Вартаняна Король. — Дело это нужное. Нечего бездельником шляться. Будешь в августе поступать, а до тех пор на курсы походишь. Ну а теперь живо в баню, и чтобы я вас больше не видел.
Друзья быстро пошли в парилку. Там Порточенко сказал Вартаняну:
— Так что ты давай раскошеливайся, у нас две доли отобрали.
— Я согласен, — ответил Вартанян.
— Нет, — сказал Атасов. — Он лишних не брал, только за машину, и мы у него брать не станем. Разделим оставшееся — и всё.
Вартанян не ожидал такого благородства. Арамич добавил:
— Но если вы хотите угостить нас дружеским ужином, мы возражать не будем. Верно, Атасов?
— Это пожалуйста, если есть желание. Мы в субботу свободны.
Глава 7
Мушкетёры у себя дома
Вартанян ждал субботы. Трое его новых друзей были ему предельно интересны и загадочны. До субботы Вартанян побывал в гостях у каждого из них.
Атасов жил на проспекте Мира, неподалёку от метро «Щербаковская». Один в двухкомнатной квартире. Полы в квартире были чисто выметены. Обстановка скромная, но старинная: бюро середины девятнадцатого века, книжный шкаф, обитый медью, два дубовых кресла с резными спинками. Вся остальная мебель могла исчезать из квартиры или возникать вновь, но эти старинные вещи оставались в ней постоянно. А шашка, висевшая на стене, была к тому же и неприкосновенна. Даже в минуты самого тяжёлого загула, когда Атасов позволял себе перебить в квартире всю посуду, он не касался эфеса, на котором были выгравированы слова «За верность и терпение».
Кроме того, была палехская шкатулка, которую Атасов никогда не открывал в присутствии друзей, а если и открывал, то стоя ко всем спиной, а если не спиной, то обязательно крышкой наружу, а не к себе, так что было видно сбоку, что там лежат бумаги, а какие — известно не было. То есть было видно, что сверху лежит свидетельство о расторжении брака, но с кем и когда — оставалось тайной за одним замком, так как на шкатулку Атасов неимоверным способом навесил миниатюрный замок с большим ключом.
Что касается Арамича, то он жил у Тишинского рынка в однокомнатной квартире, кооперативной, как и положено неженатому аспиранту приятной наружности. Квартирка была полутёмная, завешена драпировками, шторами, обита чёрным деревом. Из мебели стояла роскошная кровать «времён Очакова и покоренья Крыма». Говорили, что за эту кровать любой музей может отвалить тысячи четыре. Но пока подобного не случилось, Арамич мог спать на этой замечательной кровати даже поперёк — такая она была широкая. В углу комнаты стояла шикарная японская система — квадрофоническая, с дистанционным управлением и автосменой пластинок на вертушке.
Всё остальное пространство занимали книги — этот неиссякаемый источник знаний Арамича.
У себя в квартире Арамич расхаживал то в шикарном кимоно, то в замечательном белом халате до пола. Иногда он подходил к шкафу, вынимал какую-нибудь книгу, подносил её к настольной лампе и, показывая Вартаняну иллюстрации, сообщал:
— Данте, иллюстрации Доре.
Вартанян понимающе кивал головой и долго цокал языком.
Что касается Порточенко, то мебель в его квартире состояла из шведской стенки, эспандера и пары гантелей. Да разве ещё электросчётчика. Одежда висела во встроенных шкафах, на стульях лежали тренировочные костюмы и джинсы. Большое количество кроссовок фирмы «Адидас» и прочее говорили о славном спортивном прошлом Порточенко. Об этом также говорили спортивные медали и облезлые кубки с гравировкой фамилий, почему-то отличных от фамилии Порточенко. Возможно, в тех соревнованиях, где были получены призы, Порточенко выступал под псевдонимами.
Сам Вартанян жил теперь в комнате большой трёхкомнатной квартиры. Её хозяйкой была продавец комиссионного магазина Бонасеева, замужняя женщина, супруг которой постоянно находился во временной командировке.
Бонасеева была девушка светская во всех отношениях, то есть хорошо одевалась и называла всех артистов уменьшительными именами. Знала всё об актёрах, директорах, певцах, писателях, кто с кем, когда и от кого. Но вела себя в то же время не вызывающе, то есть не вызывала неприятных чувств ни у кого. Вартаняну комнату выделили чистую, светлую, за умеренную плату.
После продажи автомобиля деньги у Вартаняна водились, и новые друзья наперебой советовали ему, как лучше от них избавиться. Атасов предложил заказать хороший ужин, а остальные деньги пустить в дело. Порточенко глубокомысленно изрёк: «Не имей сто рублей, а имей сто друзей» — и начал поучать Вартаняна, как с его деньгами легче всего завести полезные знакомства. Арамич сказал, что стоящие друзья, как и деньги, приходят и уходят и лишь интерес к женщине — то незыблемое чувство, которое не только не зависит от наличия больших денег, но и обостряется, когда денег нет вовсе.
Решили совместить совет Атасова с советом Порточенко, чтобы потом, уже поев и войдя в силу, последовать чаяниям Арамича, если состояние равновесия будет присуще всем в достаточной мере.
С ужином в субботу тянуть не стали. Порточенко мимоходом извлёк из-за угла какого-то добротного малого с усами ниже подбородка и сообщил, что это и есть первый из ста нужных ему, Вартаняну, друзей, если считать по рублю за каждого. Малый был весь в джинсах и фирменных этикетках.
— Планшеев, — представился он Вартаняну, — капитан-наставник судьбы, штурман жизненных трасс и лоцман бухты счастья.
