Может, и были среди них такие, что серьезно смотрели на отношения. Мне было все равно. Казалось, что все они предатели, в конечном счете. Чего я буду думать о них? Не предъявляли они никаких претензий ко мне. Если и случалось, то, как только они предъявляли, я тут же от себя отсекал. Я не хочу сказать, что полгорода перетрахал. Не льсти мне. Просто в тот момент попадались девушки, и я не принимал их всерьез.
Не был готов к каким-то отношениям. Отношений не было. Как и романтики. Другое у меня восприятие было. Да, вел себя как подонок. Ты это хочешь услышать? А что эту тему развивать… Такое все было мутное. Я помню, встречался с девушкой, какие-то отношения были, но при этом мог встречаться еще с одной, с двумя. И что выгорало, то выгорало. Вот так вот. У меня не было одной какой-то. Чем больше, тем лучше. Я понимал, что я свободный и поэтому могу делать все что угодно. Я ничей. Я понимал, что эти романы не приведут ни к чему такому глобальному. Есть секс — хорошо. Нет — до свидания через какое-то время. До свидания, некогда. Но я все время искал контакта какого-то. Не мог быть один. Было холодно.
А многие музыканты в Таганроге бегали в общагу пединститута, потому что это, вообще, было самым злачным местом. Я никогда там не был. Но многие ребята говорили, что там очень голодные девки, их очень много и они все хотят и любят все. То есть какой-то полный разврат. Я этого не видел, сам не знал. Почему не дошел? Потому что для меня это было слишком. Я не могу так. Я был все-таки романтиком. А что ты улыбаешься? Я не мог познакомиться в общаге с девушкой и сразу предлагать ей секс.
Со Светой я их не сравнивал, все девушки разные. И все по-разному происходит. Поэтому сравнивать нечего было… В этот раз хорошо. Или в этот раз не очень. Эта хуже, эта лучше. А эта стесняется, эта — нет. Ну, такой опыт. Набор баллов. Нет, не как звездочка на фюзеляже за сбитого противника. Просто опыт. Дело в том, что я же стеснительный очень человек, я не мог же подойти и сказать типа: «Эй, подруга, а ну, давай раздевайся». Да? У меня все было достаточно культурно. Если девушка не подавала признаков близкого контакта, то я не мог идти на это. Я же не могу заставлять, это ж изнасилование получалось. Все-все. Она такая: «Ой, а что ты?» А я: «Ну ты ж не хочешь». — «Ой, ну, я не готова». — «Ну будешь готова, значит, обращайся». Но чтобы нахрапом брать — это нет.
Представляешь себе? Лезет девушка целоваться, а ты заводишься, начинаешь дальше руками действовать, а она: нет, я не такая. И ты говоришь, ну, ладно, не такая, значит, не такая. Она сразу: ой, ты что, обиделся? И опять лезет целоваться. А я так понимал: когда лезет целоваться, значит, пора. Она: нет. Тогда не лезь ко мне. Я объяснял, что, если человек начинает очень крепко целоваться, для меня есть сигнал того, что дальше можно действовать. Для некоторых девушек это не было никаким сигналом. Для них это был такой роман поцелуев. Для меня нет. Для меня было одно: если человек идет на довольно жаркий поцелуй, значит, все, вперед!
Потом, не все девушки в Таганроге такие. Скорее, совсем наоборот. На таганрожских девушек влияло и воспитание, и городские нравы. Если ты где-то лажанешься, об этом будет говорить весь город. Во-первых, эффект маленького городка, а во-вторых, страх, воспитание. Они так воспитываются с самого начала. В большом городе ты можешь пройтись с девушкой по проспекту, а потом уехать в свой район, и никто об этом никогда не узнает. Маленький город держит в рамках. В принципе, это неплохо. Я никогда так не делал: не даешь, значит, до свидания. Ну не хочешь, недотрога, ну и ладно.
Выходит, остался голый секс. Которого не хватало. Я же был молодой человек. Достаточно взрослый. Со Светой было все иначе. Когда кого-то любишь, его уважаешь. Твои внутренние установки не позволяют тебе многое. Например, изменять. Просто реально стыдно это делать. Потому что любишь.
Мужчины же немного другие. Все время есть какой-то небольшой соблазн. И ты не вкладываешь в него измену. А просто какое-то чувство. Физическое, легкое. Но тогда даже такое не приходило в голову, потому что у тебя был человек, в которого влюблен. И все другие девушки, они тут же отпадают. Они и не девушки для тебя, просто такие прохожие, с которыми можно поулыбаться, при встрече в щечку чмокнуть. Безобидно. Потому что ты целиком там. И мозгами, и телом, и душой. А когда нет любви, все свободно! Тело и душа. Что угодно, пожалуйста! Но при этом ты тоже переживаешь. Ты не как животное передвигаешься по городу в поисках жертвы, да? Ты тоже переживаешь, с кем-то встречаешься. Но такого огня, желания нет. Что-то такое холодное. Расчетливое. Ну, как бы это объяснить… Ты даже не задумываешься о любви. Формальные отношения. Формально целуешься. Хотя тебе это нравится, да? Формально занимаешься сексом, хотя тебе это тоже нравится. Формально расстаешься, встречаешься. Немножко все как-то притуплено. Приглушено.
Нет, я задумывался, когда я видел, что человек не просто к тебе липнет, а действительно влюблен. И тогда я вел себя немного аккуратней, потому как не хотел давать повод человеку понадеяться на что-то. Я все время пытался объяснить, что ну да, мы там типа занимаемся с тобой сексом, но это просто секс и за этим ничего нет. Я давал знать, я показывал, объяснял своими поступками.
Но ведь есть девушки, которые готовы на такие отношения? Я видел, что одна девушка любит меня, горит мной. И мне было очень неловко. Я старался не видеться с этим человеком и всем своим видом показывал ей, что ее чувства не взаимны. Не для того, чтобы ее унизить или оскорбить. Но я при каждой встрече показывал ей, что не ее люблю. Хотя она мне, конечно, интересна как женщина. Я вообще никогда в той своей жизни не говорил, что люблю. Просто так не говорил… Я даже искусственно слегонца отталкивал от себя. Тем самым объясняя, что мне приятно, конечно, с ней спать, обнимать, целовать. Но дальше это ни к чему не приведет. Хотя у нее, может, в голове другие какие-то были планы, мечты. Я не мог ее обманывать. Я же видел, что человек реально меня любит. Сохнет. И при любом моем капризе она тут же появляется. Но это что-то ведь значит, правильно? Во-о-от… я изредка пользовался этим. Потому что мне тоже было одиноко.
К Свете, наверное, были более взрослые чувства. Я рос. Я планировал. Я мечтал. Все было тверже, объемней. Например, с Настей — я ни о чем не думал. Мне просто было кайфово. Было легко. Это нельзя назвать любовью. Это была Великая Влюбленность. Но не любовь.
А со Светой была любовь… И предательство. А это очень серьезно. Меня до этого никто не предавал. Для меня нет границы между предательством и изменой. Это одно и то же. Мне кажется так. Нет? Не важно, как тебе человек об этом говорит. Самое главное, что он тебе говорит.
«Я еще встречалась с несколькими, и вообще, ты мне не нужен. И все у нас было не по-настоящему. И, короче, лучше тебе уехать». Для меня это было самое страшное, что можно было услышать в тот момент. Когда тебе говорят, что ты не нужен, что все было шуткой. «Все мои улыбки, все) отношения с тобой, поцелуи, все твои надежды — все было неправдой. Я тебя просто обманула». Когда это человек тебе говорит в лицо и идет провожать тебя до автовокзала — вот это страшно. Это реально страшно. Ты ничего не можешь поделать. Ты ничего не можешь сказать человеку. Это реальный шок. Тогда. А сейчас как было бы? Не знаю. Давай не будем возвращаться? Потому что это глупо… Я очень верил в ту любовь.
БРИЛЛИАНТОВЫЙ ВОЛОС
Потихонечку приходил в себя. Я понимал, конечно, что все впереди, что обязательно еще произойдет со мной что-то хорошее. Но в другом. Я другие цели ставил перед собой. Я внутренне как-то уже собирался уезжать. Мне нужно было плотно заняться учебой, потому что я много пропустил, помимо того, что я часто ездил к Свете, я еще занимался и общественной деятельностью. Мне, конечно, делали поблажки всевозможные. Но диплом все-таки нужно было защищать. Я углубился в учебу, в мысли о Москве: как я буду, что. С Бондаревым мы встречались часто, писали песни, придумывали акции, концерты.
