– Я стащила у тебя жавель. Мой просто кончился.
– И что, ты залила горячую воду? – воскликнула Сюзон.
– Ну конечно! Чтобы пятна лучше вывести!
– Жавель всегда используют с холодной водой, – проворчала Сюзон, – я же сто раз тебе говорила. Иначе пятна никуда не уйдут.
– Я все время забываю.
– Вот со слизнями такая же история, – вмешался Жорж. – она запоминает только то, что ее интересует.
– Иногда, когда я с вами разговариваю, у меня создается впечатление, что мне десять лет.
– Ну, Том частенько знает побольше, чем ты! – заметила Сюзон.
Адриан погладил Стеллу по ноге под столом и придвинулся к ней поближе.
Телефон Стеллы позвонил. Она положила нож, вытерла руки салфеткой.
– Это Жюли, – сказала она. – Мне надо выйти на улицу и поговорить с ней наедине. Скоро приду.
– Отличный способ отбояриться, – улыбнулся Жорж. – То есть тебе не интересно, что там было у Лансенни?
– Я сейчас вернусь, не рассказывай без меня!
И она одарила его ласковой улыбкой.
Он был побежден собственным оружием. Теперь ему самому придется ждать со своими свежими новостями.
Стелла вышла во двор. Полкан и Силач мигом прибежали и прижались к ее ногам, а Мерлин забился о загородку своего стойла.
– Ну наконец! Я вышла из кухни, теперь можем говорить спокойно. Ты где?
– Я дома. Только что пришла с рынка. Скажи пожалуйста, в Сен-Шалане только об этом и говорят!
– Да, я знаю. Жорж тоже только что вернулся с рынка и…
– Так ты все знаешь или нет, я не понимаю?
– Ничего я не знаю! Он набивает себе цену, а я боюсь выдать себя, если начну настаивать.
– Ну так вот: все вокруг обсуждают это.
– Что обсуждают?
– Да Тюрке!
– Тюрке? Быстро же народ узнал!
– Вроде бы на него сегодня ночью напал какой-то здоровенный, мощный тип, просто шкаф какой-то. И вооруженный до зубов. Он был в капюшоне, лица не видно. Они начали драться, парень достал ружье и выстрелил ему по коленям! По обоим! Тюрке удалось вызвать полицию. Он в больнице. Потерял много крови, но жив-живехонек.
– Видишь, ты была права! Он выдумал легенду.
– Прогноз для него неутешительный: он рискует до конца дней остаться в инвалидной коляске. Ну, по крайней мере, так говорили на рынке. Все только об этом и говорят. Но и это не все, ситуация для него еще больше осложнилась.
– Почему?
– Майкл, ну ты знаешь, тот ирландец, который открыл пивной паб рядом с крытым рынком… Он всем рассказывает, что так в Ирландии во время гражданской войны парни из ИРА обращались с предателями: простреливали оба колена. Такова была их «подпись», и так они каленым железом клеймили предателя. Ну, народ усвоил основное и, недолго думая, объявил, что Тюрке предал. Кого? А вот это никто не знает. Жалко, ты не слышала этих разговоров, там они словно на первом ряду партера сидели и все видели!
– Вот это да!
– И это тоже еще не все! Я тебе расскажу, ушам своим не поверишь!
Стелла услышала, что ее зовут.
Это был Адриан. Он стоял на пороге. В руке он держал колбасу и откусывал от нее по кусочку.
– Погоди, – сказала она Жюли. – Повиси пока, ладно?
Адриан жестом позвал ее назад на кухню.
– Я сейчас приду, – сказала она. – Буквально пара минут.
Он подошел к ней, обнял за плечи, привлек к себе.
– Две минуты – это уже чересчур! – сказал он.
– От тебя пахнет чесночной колбасой.
Она улыбнулась, погладила его по щеке. Тихо прошептала: «Ты счастлив?» Вместо ответа он снова вгрызся в колбасу. Глаза у него блестели, словно говорили: «Иди сюда, иди, ты нужна мне каждую секунду».
Она кивнула и продолжила разговор с Жюли.
– А что еще нового, скажи.
– Дюре.
– Что Дюре?
– Он был арестован сегодня в два часа ночи. Вождение в пьяном виде. Полицейские его отвели в вытрезвитель. Возможно, его лишат прав на шесть месяцев, а в худшем случае – до конца жизни. Дело в том, что это с ним не в первый раз. Обычно всегда вмешивался Рэй и добивался, чтобы его отпустили. Но на этот раз, конечно, он и пальцем не пошевелил.
– Но это невозможно! Дюре был на ужине у префекта, с ним вместе ходила его жена, она не пьет и садится за руль каждый раз, когда они куда-то ходят в гости!
– Ее не было в городе. Стелла, слушай меня внимательно. Она была в Париже. Поехала на премьеру фильма. Фильм с Софи Марсо, она ее обожает. И девочек с собой взяла. Ох, она так благодарила за это Рэя, так благодарила!
– Рэя?
– Да. Это он ей приглашения достал.
– Вот сволочь!
– Я же тебе говорила, руки у него длинные.
Стелла на мгновение замолчала.
– Я тоже вот так же призадумалась, – сказала Жюли, – и…
– Он все заранее подстроил. Отправил мадам Дюре в Париж, добился, чтобы Дюре пригласили на ужин к префекту, подпоил его там, запихнул мертвецки пьяного в машину, предупредил своих дружков-полицейских, которые его остановили по дороге к дому. И отправили в вытрезвитель. Парень попал по большой программе. И теперь он позволит Рэю забрать Леони.
– Ты все правильно поняла.
– Я уже слышу его голос, который произносит: «Ты выписываешь из больницы Леони, или я спускаю с поводка полицейских и тебя лишают лицензии на занятия медициной».
– Точно.
– Черт! Черт! Черт! Надо поехать за мамой и побыстрее забрать ее!
Она выкрикнула это громко, а потом замолкла и уже гораздо тише произнесла:
– А куда я ее дену?
В ее интонации было столько ужаса и отчаяния, что Жорж услышал и высунул голову из окна кухни.
Стелла его не заметила. Она стояла спиной к дому и, кусая пальцы, слушала, что ей скажет Жюли.
– Мы что-нибудь придумаем, Стелла, обязательно что-нибудь придумаем!
– Если мы привезем ее сюда. Он заявится сюда и обнаружит Тома. И Адриана.
– Мы найдем какой-нибудь выход. Обещаю тебе. До сих пор у нас все получалось, так что и дальше все образуется. Предупреди Амину, чтобы закрыла палату Леони на ключ. Днем опять созвонимся, ладно?
– Ладно, – прошептала Стелла. И еще тише добавила: – Спасибо, что ты все время рядом.
Она не была уверена, что Жюли ее услышала.
«Время идет слишком быстро, – подумала Стелла. – Не уверена, что удастся за ним угнаться. И сколько уже времени я пытаюсь его догнать?»
Она вернулась на кухню. Постучала тяжелыми башмаками о порог, отряхивая грязь. Адриан с Томом боролись на руках. Адриан делал вид, что Том его сейчас положит. Лицо Тома было красным и сосредоточенным. Вены на лбу надулись от напряжения, казалось, они сейчас лопнут. Бицепс напрягся, прядь на лбу дрожала.
Жорж посмотрел на Стеллу. Бледная, руки скрещены на груди, брови насуплены.
– С тобой все в порядке?
– Да.
– Что-то непохоже!
– Звонила Жюли. Кое-какие проблемы по работе.
Жорж пристально, испытующе поглядел на нее.
– Ну не только на работе проблемы, я так понимаю, – сказал он.
– Возможно, но меня заботят именно эти…
– А ты уверена, Стелла?
Она на мгновение засомневалась, но не решилась сказать. Посмотрела Жоржу прямо в глаза.
– А что еще может быть, Жорж?
«Так, значит, вы знаете? Знаете, что Люсьен Плиссонье был моим отцом?» – эта фраза непрерывно стучала в ушах Жозефины. Когда она открыла утром глаза после сна, когда чистила зубы, когда готовила завтрак, лезла в шкаф, одевалась, выходила из квартиры, ждала поезда метро на перроне, читала лекцию, закрывала тетрадь, шла в химчистку за вещами, покупала продукты в «Карфуре», читала эсэмэс от Филиппа, – «сегодня ночью я спал с тобой, между твоих ног», краснела, подходила к кассе, опять краснела, возвращалась домой, садилась за стол в кабинете, чтобы поработать, готовила ужин Гаэтану и Зоэ, смотрела, как они едят, я не голодна, спасибо, доедайте, не стесняйтесь. Протирала стол губкой, смывала косметику, умывала лицо, чистила зубы, закрывала тюбик с зубной пастой, смотрела в зеркало.
– У тебя, оказывается, есть сестра, Жозефина? – спросила она у отражения в зеркале. – Наполовину сестра.
Зеркало молчало.
– Что ты об этом думаешь?
Зеркало не отвечало.
«Так, значит, вы знаете? Знаете, что Люсьен Плиссонье был моим отцом?»
Фраза колотилась в ней множеством маленьких взрывов. Кровь бросилась в лицо, подгибались ноги. Слова летали как пушечные ядра. Люсьен. Плиссонье. Был. Моим. Отцом. Вы. Знаете.
Люсьен Плиссонье – МОЙ отец.
Она не могла уснуть. Закрывала глаза, медленно вдыхала, читала вслух отрывки из Кретьена де Труа, из «Песни песней», выделяя каждое слово, надеясь, что они погрузят ее в сон… Так, нужно расслабить все мышцы, дышать мерно. Но фраза возвращалась и возвращалась.
А если это правда?
Кто эта девушка?
У папы была любовница.
Это невозможно!
Тут же перед глазами встала другая картина: маленькая девочка повисла на шее у отца, любимого папочки. «Нет, он в жизни любил только меня. Это МОЙ папа. Эта женщина лжет!»
Да, но…
Она отбросила простыни и села на кровати.
А что мы, собственно, знаем о жизни наших родителей? Они для нас папа и мама, а вовсе не мужчина и женщина. У них нет пола, мы не видим их страстных желаний, не знаем о бессонных ночах.
