– Вот такое же и со мной… Я сбита с толку. Столько света, столько зелени, столько пространства за один раз…
– Но ведь в один прекрасный день ты выздоровеешь?
– Да, мой малыш.
– Мне кажется, маме бы очень этого хотелось…
Он подумал немного и прибавил, словно про себя:
– Да и мне тоже. Уже пора закончиться всем этим бедам.
Недавно Том забыл свою шариковую ручку с четырьмя цветами в школе. Стелла, когда покупала ее в отделе писчебумажных товаров в «Карфуре», предупредила его заранее: «Ладно, куплю, если ты просишь, но предупреждаю, если ты ее потеряешь, новой у тебя уже не будет. Ты должен быть ответственен за свои вещи».
Он вернулся за ручкой в кабинет. Остановился у приоткрытой двери.
Его учительница разговаривала с коллегой. Она говорила: «Надо же, в Сен-Шалане зреет восстание, ты слышала, какие слухи ходят?» А другая отвечала: «Ты знаешь, я здесь совсем недавно, но я и представить себе не могла, что в таком мирном на вид городке творится подобное! Страсти кипят». «Да, и не говори, – подхватила учительница Тома, – но теперь Рэй Валенти уже пожизненно будет Пустоцветом. Надо же, как всплывают старые слухи и получают новую жизнь! Пустоцвет, вот меткая кликуха, как говорят бандиты! Не позавидуешь Рэю».
Он постучал в дверь, и они замолчали. Он взял со стола свою четырехцветную ручку.
Дома он залез в словарь и стал искать слово «кликуха». Сначала он наткнулся на слово «кликуша» и не мог понять, в чем дело, но потом все-таки обнаружил нужное слово с пометкой «жаргонное» в большом подробном словаре, который был у Стеллы, и выяснилось, что это всего-навсего кличка. «Ему дали кликуху Таракан, и вся жизнь его пошла под откос. Вскоре он умер».
Значит, кличка может убить.
И тут у него возникла одна идея.
Они сложили скатерть, собрали стаканы, салфетки и тарелки, сели в машину и вернулись в больницу.
Том проводил Леони в ее палату. Она молча вытянулась на кровати. «Она не в том состоянии, чтобы показывать свои чувства», – подумала он.
Теперь он начал как-то беспокоиться. Почему – и сам не знал.
Он вернулся к машине, заметил отца – воротник куртки поднят, на носу темные очки.
Как же обидно, что ему постоянно приходится скрываться.
Он сел, пристегнул ремень и обронил:
– Она никогда от этого не оправится. Никогда!
– Почему это? Что ты себе напридумывал?
– Не знаю. У меня какое-то нехорошее предчувствие.
– А хочешь, я расскажу тебе продолжение той истории? Ну, про опасного преступника, который бежал и…
Том улыбнулся и вмиг забыл о своих тревогах.
– О да! Я обожаю бояться!
* * *
Слух распространялся по городу с невероятной скоростью:
Пустоцвет – мошенник! Пустоцвет – жулик! Пустоцвет – жулик и мошенник!
Слух рос и креп, обрастал новыми подробностями, воскрешал старые страхи, обиды и унижения, город гудел. А значит, не он ее отец? А тогда кто? А вы-то сами знаете? А знаете к тому же, захлебывались в восторге злые языки, что он вовсе не чист перед законом! За ним след тянется – ого-го! Да! Не далее как вчера мой зять, который служит в полиции, говорил…
Обсуждали в кафе и магазинчиках, в парикмахерской и у касс «Карфура»: слышали последнюю новость? Рэй Валенти… А я всегда говорила, что он что-то мутит! На какие шиши он «Мазерати» купил?
С имени Рэя начинались разговоры и им же заканчивались. Люди упивались сплетней, передавали ее из уст в уста, в душе осуждая себя за долгие годы униженного молчания.
Аптекарь месье Сеттен уверял, что с ним больше все это не пройдет, что если Лансенни или Жерсон явятся за контрибуцией для общества пожарных, он их спустит с лестницы прямо на клумбу с розами, а у моих роз знаете какие шипы? «И это еще будет вежливо», – добавлял он, мужественно скрестив руки на груди.
С ума сойти можно, как все осмелели, когда враг ослабел!
Виолетта, выруливая на своем «Мерседесе», подливала масла в огонь. Она рассказала про мэра, про зарплату. «Мне, конечно, стыдно, но он заставил меня это сделать! Он угрожал мне расправой, если я не соглашусь!» И она добавляла пикантные подробности, которые легко было проверить. «Скажи пожалуйста, а она не врет, жена мэра действительно осветлила волосы! Она теперь у нас платиновая блондинка! И впрямь она похудела. А у мэра зубы стали белые, костюмчики теперь носит тройки, фирменные очки. А на какие средства? Это же мы все платим, это наши налоги! Ну не стыдно ли? А он еще каждое утро бегает трусцой, а за ним бежит телохранитель! Эти люди считают, что им все позволено! Что они стоят над законом. Если они думают, что мы и дальше позволим обдирать нас, как липку, они явно просчитались!
А Венсан Леньель? Ты в курсе? Он тоже замешан в злоупотреблениях. Это одна из махинаций Рэя! Леньеля выдал коллега. Муж домработницы в доме Дюре… Все рассказал, все. Он был возмущен, вот так служишь честно и вдруг узнаешь такое! Вроде как он накрутил больше девяноста тысяч евро, этот Леньель! Да уж, они не бедно жили, Леньель и его жена. И даже не скрывались! Все они одним миром мазаны, говорю тебе. Закон, это не про них. Они обтяпывают свои делишки и сидят у нас на шее. Уже начато расследование, и вскрывается такое, такое! В полиции проверили банковский счет Леньеля и обнаружили там вклады, внесение наличных денег – нажитых нечестным путем! И переводы на счет Рэя Валенти. Огромные суммы! Не какие-нибудь деньги на мелкие расходы. Попал он, этот Леньель! И Рэй Валенти тоже попал! Не хотелось бы мне оказаться на их месте, уверяю тебя! А ведь есть еще куча всего, помимо этого!»
Виолетта ткала свою паутину, когда ходила в булочную за хлебом, когда припарковывала машину, когда стояла в очереди на почте, когда заходила в химчистку и в кафе на чашечку кофе. Она уточняла: да, мы действительно были близки, но ведь каждый имеет право на ошибку. И она вновь и вновь рассказывала об удивительных вещах: да-да, хитрейшие махинации, да-да, многоступенчатые жульничества, да-да, личный самолет для встреч с Путиным!
Люди чувствовали облегчение: им можно было больше не бояться. Они рассказывали друг другу о гнусностях Рэя, добавляли детали, точили ножи. Зверь был подранен. Скоро можно будет его завалить.
Все-таки, говорили некоторые, он пошел по плохой дорожке, и это жаль. Раньше он был другим, он был смелым, отважным. Но деньги, вы же понимаете, они разрушают человека так же неизбежно, как алкоголь. А Рэй ведь тоже человек, как все другие. И потом он ведь рос без отца, это нельзя забывать. Когда у человека есть и отец и мать, ничего лучше для ребенка не придумаешь, кто же будет с этим спорить. Его последнее время что-то не видно. Он чувствует, что его авторитет разбился вдребезги, вот и прячется. Не строит больше из себя гордеца.
* * *
Рэй и правда почти не выходил из дома.
Он едва осмеливался спуститься за почтой.
Руки его дрожали, когда он вскрывал конверты. Анонимные послания: Пустоцвет – мошенник! Пустоцвет – жулик! Буквы, вырезанные из газет. Словно белье, которое сушится на веревке. Они всем скопом это пишут или кто-то один старается? Рэй не знал.
Нервы его были на пределе. Иногда он плакал.
Утром он вставал и открывал ставни, чтобы посмотреть, какая погода на улице. А толку-то? Он все равно не выйдет гулять.
«Странно, как опустел дом с тех пор, как здесь больше нет Леони», – сказал он себе, переходя из кухни в спальню.
Он насыпал себе в чашку растворимый кофе, добавлял кипятка. Нарезал бутерброды, намазывал их маслом, нес завтрак в комнату матери. У нее был хороший аппетит, она требовала добавки бутербродов.
И каждый раз происходил один и тот же разговор.
Когда он заходил в комнату, Фернанда занималась гимнастикой, поднимала гантели, чтобы укрепить руки. Она тяжело дышала, потела, на висках надувались вены. Она ловила его взгляд и начинался допрос.
– Это все твоя вина тоже! Ты их слишком избаловал. Они пресытились, им больше не нужно денег. Не надо было сразу давать им так много! Нельзя портить людей излишней добротой.
Рэй слушал ее, почесывался. У него все ноги, шея, руки были в экземе. Он применял цинковую мазь, простое средство, которое посоветовала его мать. В аптеку Сеттена за советом он пойти не осмелился.
– Ты видел, вчера я сходила в туалет сама, передвигаясь на руках! Ты гордишься мной, а? Вскоре я смогу готовить шикарные обеды дома!
Он растроганно покачал головой: она все-таки потрясающая.
– Ох мама… – только и сказал он.
– Ты увидишь, сынок, ты увидишь! Мы еще повоюем, ведь мы еще живы, пока не сыграли в ящик!
Она подняла руку, напрягла мускулы, пощупала – они увеличились за последнее время раза в два, потом стукнула кулаком по животу – пресс крепче стал!
А он много ел и толстел. На животе уже образовались такие складки, что их едва удавалось ухватить рукой. Можно было на стол выкладывать!
Он смотрел телевизор. Пересматривал видеозаписи тех времен, когда был героем. Вновь переживал свой триумф. Ставил фоном аплодисменты. Слезы подступали к глазам, он удерживал их. «Ты ведь мужчина, старик, мужчины не плачут», – словно убеждал себя в этом. Хватит конфетки жевать! Пора начать бегать! Но нет… это было сильнее его. Он смотрел картинки на экране и думал, как вдруг все могло развалиться, он не понимает. «Кто же мне подосрал… Все у меня было хорошо, и вдруг…»
