Отряды эти составлены были из хорошо известных нам с детства «интернационалистов». Тех самых стрелков Латышской дивизии, созданной еще в 1915–1916 годах каким-то очередным умником из Генштаба. Якобы для защиты Прибалтики от немецкого вторжения. Никак не проявив себя при защите Империи, Латышская дивизия, насчитывавшая 25 тысяч штыков, еще в апреле 1917 года, за полгода до октябрьского переворота, перешла на сторону большевиков{522}.
Тогда же и после, в процессе социалистической революции, новыми военно-карательными спецчастями режима стали отряды военнопленных Центральных держав, и примерно 10% из 4-миллионного интернационал-социалистического сброда Европы и Азии (поляков, венгров, финнов, китайцев, лиц кавказской и закавказской национальностей, персов и многих других), слетевшегося в то время в горящую Россию, как слетается на пожарище воронье{523}.
Даже по советским значительно заниженным данным число карателей-интернационалистов в Красной армии доходило до 19 с лишком процентов.
«Процент очень высокий для любой армии в любой войне и уникален в истории»{524}. Самое смешное, что все эти цифры, как и везде в этом труде, взяты из совершенно открытых, незасекреченных, хотя и мало известных широкому читателю, источников.
«Для войны, в которой основные операции — не стратегические фронтовые, а подавление повстанчества и сопротивления коренного населения[466], роль 19-процентного ударного костяка, именно на подавлениях сосредоточенного, является, на наш взгляд, ключевой ролью в победе режима над населением». Именно военно-карательный «19%-ный костяк интернационалистов, — по словам Михаила Бернштама, — спас мировую революцию от русского народа.
Контролируя остальную армейскую массу, подавляя повстанчество в её рядах и являясь ударным кулаком в войне против населения, формирования ландскнехтов-интернационалистов стали главной, решающей военной силой социализма в 1917–1920 годах. При хорошо организованной постоянной переброске по территории страны гигантский ударный кулак интернационалистов был способен подавить даже 100-тысячные народные восстания.
Социализм проявил феноменальные способности и организовал мощную стратегическо-политическую систему, способную завоевать очень большую страну с очень непокорным народом.
Следовательно, социалистический режим на территории России, по существу, оказался режимом оккупационным, а война 1917–1922 годов была интернационал-социалистической оккупацией России.
Всемирно-историческое значение народного сопротивления в России состоит в том, что оно отвлекло на себя вооружённую интернациональную силу, возглавляемую самым стратегически способным политическим аппаратом в истории, и защитило остальной мир от мировой революции»{525}.
Кровавая месть славянским варварам
Православная Россия, самим фактом своего существования и духом своим преграждающая победное шествие по Земле коммунизма, социализма и прочих прогрессивных явлений и течений общечеловеческой западной мысли, пишет Бернштам, «вызывала к ней ненависть всей мировой интеллигенции и превращала борьбу против российской государственности и русского народа в задачу интернациональную для мировой интеллигенции и мировой политической общественности»{526}.
Без уничтожения Православной русской монархии, «по мысли К. Маркса и Ф. Энгельса, невозможна была мировая коммунистическая революция, и потому следовало объявить войну всемирного социализма против России вплоть до её уничтожения»{527}.
«А особая роль России в защите в XIX веке европейской цивилизации от революций и социалистического движения усиливала антироссийскую активность интернациональной интеллигенции. Это привело к губительной для любой воюющей страны революции Февраля 1917 года, в ходе которой единственная хорошо организованная социалистическая группа в Октябре 1917 года захватила власть.
Тоталитарные способности этой группы наложились на благоприятствующую ей позицию мировой интеллигенции. Многочисленные интеллигентские группировки, хотя и с оговорками, поддержали социалистическую революцию, уничтожающую консервативные устои России»{528}.
«В ходе революции и войны 1917–1922 годов на территории России социализм воплотил в жизнь установку прогрессистски мыслящей интеллигенции на физическое истребление реакционной массы контрреволюционной нации рабов в завещанных К. Марксом и Ф. Энгельсом формах “кровавой мести славянским варварам”, “истребительной войны и безудержного террора”»{529}.
Вполне интернационально звучат и фамилии главных ленинских расказачивателей, уничтожителей святынь, подавителей народных восстаний, организаторов массовых расстрелов, утоплений в баржах, в иных плавсредствах и просто с камнем к ногам, травителей ядовитыми газами и просто душителей и палачей русского народа:
Троцкий, Свердлов, Зиновьев, Урицкий, Петере, Берзин, Трилиссер, Бела Кун, Тухачевский, Имре Надь, Землячка, Якир, Рейнгольд, Антонов-Овсеенко, Атарбеков, Ягода, Голощекин, Войков, Френкель, Бокий и прочая.
Что характерно, среди идеологов и исполнителей эйнзац-акций среди гражданского населения периода Гражданской войны практически не встречается фамилия Сталин.
Единство в предательстве Святой Руси
Победу интернационал-социалистов над русским народом, подчеркивает в своем исследовании Бернштам, в значительной степени обеспечила «пятая колонна» внутри страны — русская интеллигенция. В тесном единении с интеллигенцией мировой.
«Итогом свыше чем столетней борьбы прогрессивной общественности стало разрушение не только тысячелетней русской государственности и национальной жизни, но и хозяйства страны. Последовавший перманентный голод и миллионы вымерших от него — вот что принесла русскому народу борьба его интеллигенции за свободу ,равенство, демократию и социализм»{530}.
Перманентный голод, заметим, последовал именно вслед за разрушением тысячелетней русской православной монархической государственности и уничтожением в процессе сопротивления интернационал-оккупационному режиму многомиллионных масс, прежде всего православного населения, бывшей Российской Империи, конечно, самой активной его части.
Беспощадно уничтожались истинно верующие русские люди, самые лучшие и любимые паствой пастыри и иерархи. Одним словом — беспощадно уничтожалась Святая Русь. Против вооруженных до зубов латышско-мадьяро-польско-китайских предтеч фашистских карательных отрядов, поддержанных отечественными борцами за народное счастье, бессильно было мужество безоружных:
«Архивная сводка Штаба Восточного фронта содержит описание локального восстания в марте 1919 в Сенгилеевском и Белебеевском уездах Поволжья: “Крестьяне озверели, с вилами, с кольями и ружьями в одиночку и толпами лезут на пулемёты, несмотря на груды трупов, и их ярость не поддаётся описанию”.
Аналогичную картину описывает свидетель крестьянского выступления осенью 1918 года в Шацком уезде Тамбовской губернии, когда крестьяне двинулись на здание уездной ЧК выручать конфискованную коммунистами икону Вышинской Божьей Матери.
“Я солдат, был во многих боях с германцами, но такого я не видел. Пулемёт косит по рядам, а они идут, ничего не видят, по трупам, по раненым лезут напролом, глаза страшные, матери детей вперёд, кричат: Матушка, Заступница, спаси, помилуй, все за Тебя ляжем. Страху уже в них не было никакого”{531}.
Другого рода восстания и выступления — вооружённые, хорошо организованные, имеющие способных военных и политических руководителей, — также отличались массовостью и — что особенно важно для их политической характеристики — отчётливо выраженным религиозным характером»{532}.
Миллионы новомучеников, павших за Христа в неравной борьбе с антихристианским интернационалом, поддержанным отечественной интеллигенцией, показали, что не зря усвоили Святая Русь и народ ее это самоназвание.
Вместе с верующими заодно уничтожались и все мало-мальски потенциально активные элементы в русском народе. Что особенно стало заметно в наши дни.
