Самсонов в просьбе Мартоса отказал. Слепо и дисциплинированно повторил директиву Жилинского — не Клюев должен идти к Мартосу, а наоборот, Мартос и Благовещенский должны идти к Клюеву.
Непонятная ситуация в Пруссии обеспокоила и Ставку. Великий князь Николай Николаевич сам прихал в штаб Северо-Западного фронта и приказал нацелить 1-ю армию, чтобы она установила связь со 2-й. Но Жилинский его распоряжений не выполнил. Он остался при своем мнении — немцы укрылись в Кенигсберге. Ренненкампф к этому моменту занял Инстербург (ныне Черняховск) и вышел к Балтийскому морю в 50 км от Кенигсберга. Штаб фронта подтвердил ему задачу, начать осаду столицы Пруссии.
А 6-й корпус Благовещенского получил приказ идти на соединение с 13-м. 26 августа он выступил из Бишофсбурга на запад двумя колоннами. Впереди дивизия Рихтера, за ней — Комарова. Но Комарову вдруг сообщили: сзади, с северо-востока, надвигается скопление противника. Он счел: это те самые немцы, которые бегут от 1-й армии и которых надо перехватить. Развернул дивизию и повел навстречу. Но это выходил для флангового удара корпус Макензена. У села Гросс-Бессау завязался жестокий бой. На дивизию Комарова навалились две германские. Он послал просьбу о помощи к дивизии Рихтера. Она уже ушла на 14 км. Получив известие о сражении, немедленно повернулась, форсированным маршем зашагала на выручку и… столкнулась с еще одним германским корпусом, фон Белова. Он двигался на русских параллельно с Макензеном.
Обе наши дивизии понесли большие потери, стали отступать. Неприятеля все-таки притормозили. У станции Ротфлис занял оборону резервный отряд генерала Нечволодова из 2 полков, 7 сотен казаков и дивизиона 152-мм мортир, встретивших врага губительным огнем. По калибру артиллерии немцы сочли, что против них стоит весь корпус, и не решились лезть напролом. Но командир корпуса Благовещенский повел себя совершенно беспомощно, остановить войска не сумел, они протекли через Бишофсбург и отступали дальше. А ночью поползли слухи о германской погоне, от случайных выстрелов поднялась паника. Солдаты беспорядочными толпами хлынули к границе. Утром 27 августа немецкие летчики обнаружили, что 6-го корпуса на месте нет, в русском правом фланге образовалась дыра. В нее стали вливаться соединения Макензена и фон Белова.
А на левом фланге этим же утром генерал Франсуа атаковал Уздау. В городке находились командир 1-й стрелковой бригады Савицкий и полковник генштаба Крымов. Они организовали оказавшиеся под рукой части и встретили противника достойно. Гумбиннен немцев еще ничему не научил. Маршировали сплошными шеренгами, в ногу, останавливались для ружейных залпов — первая шеренга с колена, вторая стоя. Русские пулеметы, винтовки, шрапнель косили их, как траву. Потом два полка ударили в штыки, и враг обратился в бегство. Удирали в таком ужасе, что один из своих батальонов Франсуа нашел лишь на следующий день, за 45 км от поля боя…. Но командир 1-го корпуса Артамонов струсил, переполошился и приказал отступать к Зольдау. А в докладе Самсонову солгал: «Все атаки отбиты, держусь, как скала. Выполню задачу до конца». Франсуа после полученной взбучки не верил, что ему отдали город за здорово живешь. Ждал какого-то подвоха, запретил двигаться вперед, велел окапываться.
Тем временем Мартос вел сражение под Мюленом. У Шольца было в 1,5 раза больше сил, но русские выигрывали. Прорвали укрепления, опрокинули противостоящие части и взяли Мюлен. Германское командование срочно перебросило дивизию с другого участка — бегом, бросив для скорости ранцы, и контратакой кое-как выправило положение. Попробовало обойти русских с фланга. Его прикрывали два полка 23-й дивизии, Либавский и Кексгольмский, но они сражались так героически, что Гинденбург пришел к выводу: на этом направлении у русских больше корпуса.
А штаб Самсонова находился в Найденбурге и реальной обстановки не представлял. Со всех сторон сыпались тревожные донесения, но на них не реагировали, рассылали прежние приказы — наступать. Наконец, в Найденбург пришли солдаты разбитых Эстляндского и Ревельского полков, рассказали, что творится под Мюленом. От случайных кавалеристов узнали, что Артамонов сдал Уздау. Только тогда Самсонов отдал приказ 13-му корпусу идти на помощь к Мартосу. А на Артамонова разгневался за вранье, отстранил от командования и назначил вместо него генерала Душкевича. Хотя Душкевич находился на передовой, руководство принял инспектор артиллерии Масальский. Так что в левофланговой группировке, вдобавок ко всему, стало трое начальников.
В общем-то ситуацию еще можно было исправить, даже переломить в свою пользу. Для этого Самсонову стоило поехать на левый фланг, где скопилась без толку третья часть армии, наладить там управление и нанести контрудар по группировке Франсуа. Можно было поступить проще, отвести центральные корпуса назад. Самсонов не сделал ни того, ни другого. Он принял единственное решение, которого не должен был принимать. Лично ехать на передовую, в 15-й корпус. Приказал штабу разделиться, канцелярским службам — эвакуироваться в тыл, а сам с группой офицеров и конвоем казаков отправился в эпицентр боев. С этого момента армия лишилась единого руководства. Курьеры с донесениями безуспешно искали командующего, он потерял связь и с тылом, и с корпусами.
В штабе фронта тоже вдруг поняли: немцы вовсе не удирают за Вислу, а атакуют. Только теперь полетел приказ Ренненкампфу — помочь Самсонову. Части 1-й армии выступили без промедления, 28 августа, но заведомо опаздывали к развязке — между армиями было 95 км… Ну а для 13-го корпуса генерала Клюева, глубже всех забравшегося на германскую территорию, настоящая война еще не начиналась. Он вошел в Алленштайн. Второй по величине город Пруссии выглядел вполне мирно. Работали магазины, кафе. Жители вежливо кланялись даже рядовым. На больницах висели плакаты с просьбой не беспокоить пациентов… О соседе справа, 6-м корпусе Благовещенского, Клюев ничего не знал. Оттуда получили радиограмму, но на этот раз она была шифрованной. Расшифровать не сумели. А с аэроплана заметили, что с востока приближаются войска, около корпуса. Решили, что это и есть 6-й.
Согласно приказу, Клюев двинул свои дивизии на подкрепление Мартоса, а в Алленштайне оставил «до подхода Благовещенского» по батальону от Дорогобужского и Можайского полков. Но к городу шел корпус не Благовещенского, а фон Белова. Два батальона он смял мгновенно. Ему активно помогли горожане, стреляли из окон, а с чердака больницы, которую «не беспокоили», ударили пулеметы. Немцы устремились вдогон за ушедшими русскими. Преследование обнаружили, но Клюев счел, что за ним увязались небольшие отряды. Велел арьергарду, неполному Дорогобужскому полку, отогнать их. Полку не оставили артиллерии, запасы патронов ушли с обозами, а на него обрушилась лавина германцев. Отбивались из пулеметов, пока были боеприпасы. Потом дрались штыками. Но дорогобужцы заняли дефиле между двумя озерами, враг не мог развернуться широким фронтом, и его раз за разом осаживали контратаками. Погиб командир полка Кабанов, редели батальоны, но удержали неприятеля до вечера. Лишь с наступлением темноты остатки полка снялись и пошли искать своих, унося тело командира.
Под Мюленом 28 августа наседали уже не русские, а немцы. Войска Мартоса они обтекали со всех сторон. Германская дивизия генерала Зонтага попыталась ночью обойти с юга, захватить господствующие высоты. Но ее заметили, изготовились. На рассвете
