2. Вину за происшедший захват "Орла" руководство морского министерства возложило на судовую команду и медицинский персонал госпиталя, то есть на такие категории личного состава, служба которых не связана с противодействием захвату госпитального судна врагом.
3. Личный состав "Орла", прибыв из плена на Родину, был обойден служебным и общественным вниманием. Людям не выдали денежные премии за службу в опасных условиях, создали отказы в награждении орденами и медалями. В действиях морского министерства прослеживается стремление ставить сестер милосердия в положение крайних.
4. Перечисленные события проходили на глазах личного состава, который отрицательно относился к несправедливости, проявленной морским министерством и командующим эскадрой. Однако никто не высказал критического возмущения установленному порядку.
5. Руководство морского министерства и авторы труда "Тсусимская операция" не проявили критического отношения к бездеятельности вице-адмирала Рожественского по подготовке эскадры к бою с японским флотом, прикрытую лживым тезисом о непредставлении эскадрой и госпитальным судном "Орел" донесения командующему эскадрой о встрече с японским вспомогательным крейсером "Синано-Мару". Об этом не было объявлено по морскому ведомству, но личный состав госпитального судна подвергался незаслуженным наказаниям.
В данном разделе книги мы не ставили вопрос о том, что бездеятельность командующего эскадрой перед Цусимским боем проводилась в интересах "военной хитрости".
6. Награждение врачей и сестер милосердия орденами и медалями сопровождалось грубыми и унизительными отказами. Если в отношении врачей награждениям способствовали крупные флотские начальники, то сестры милосердия были обречены на забвение. Большинство из них вернулось с войны без медали, которая вручалась всем участникам русско-японской войны.
8. Выработка позиции России о захвате госпитального судна "Орел"
1 июня 1905 г. на госпитальном судне "Кострома" в Шанхай прибыли медицинский персонал и больные "Орла", а днем позже - офицеры и команда корабля. Командир корабля и главный доктор госпиталя сразу же включились в обмен телеграммами с Петербургом, в которых уточнялись и дополнялись донесения, посланные ими из японского плена. Здесь же, в Шанхае, они через российского генерального консула Клейменова подали протест по поводу захвата "Орла" японцами. Кроме того, капитан 2 ранга Лахматов представил младшему флагману 1-й Тихоокеанской эскадры контр-адмиралу Н.К. Рейценштейну, пришедшему в Шанхай на крейсере "Аскольд" после неудачного боя 28 июля 1904 г., рапорт по тому же вопросу. По содержанию документы оказались очень близкими между собой. В них дано подробное изложение событий с 8 мая, когда на "Орел" доставили четырех англичан с парохода "Ольдгамия" до 30 мая - дня освобождения личного состава корабля и госпиталя из- под ареста в порту Сасебо.
Для руководителей и сотрудников министерств и ведомств, включившихся в борьбу за освобождение "Орла", эти документы давали верную ориентировку в произошедших событиях и служили базой для обоснования позиции России. Рапорт капитана 2 ранга Лахматова был опубликован в газете "Котлин" и стал достоянием широкой общественности. С содержанием событий, связанных с захватом "Орла", мы уже знакомили читателей в предыдущих разделах данной работы. А теперь обратимся к тому, что доложил в рапорте капитан 2 ранга Лахматов о причинах захвата.
За время службы госпитального "Орла" корабль ни разу не нарушил статей Гаагской конвенции и, следовательно, не возникло оснований для его захвата. Присутствие на корабле четырех англичан также не может служить предлогом для подобного действия. Англичане находились на "Орле" не в качестве военнопленных, а как пассажиры и доставлены были "не иначе, как по человеколюбимому побуждению адмирала Рожественского, дабы обезопасить их жизнь от случайностей ожидаемого боя". На всяком другом корабле, кроме госпитального, в бою весьма возможна была гибель и ранения английских моряков. Военная цель в нахождении англичан на "Орле" отсутствовала и японцы не имели правового основания для его захвата. Англичане - граждане нейтрального государства, не участвующего в войне, рассматриваться в качестве военнопленных не могут.
Недостатки аргумента, избранного на "Манджу- Мару" для оправдания захвата госпитального "Орла", учитывала и японская сторона. Это вынудило японцев искать дополнительные факты, подтверждающие использование "Орла" в военных целях. Действительных фактов было слишком мало, и они предназначались в качестве оснований для решения призового суда о конфискации "Орла". Пришлось дополнительные факты придумывать. Пригодился такой способ создания базы доказательств и призовому суду.
В качестве первого дополнительного "факта" было названо пребывание на "Орле" во время боя командира русского крейсера "Диана" (его фамилия не называлась). Крейсер участвовал в бою 28 июля 1904 г., в котором 1-я Тихоокеанская эскадра пыталась прорваться во Владивосток. После боя, закончившегося для русских неудачно, командир крейсера капитан 2 ранга князь А.А. Ливен привел свой корабль в Сайгон (ныне Хошимин), где по приказанию из Петербурга разоружил его и продолжал командирскую службу. Конечно, пребывание боевого офицера на мостике "Орла" могло бы служить усилению обвинений об использовании госпитального судна в военных целях. Неизвестно, кто подсказал японцам сей "факт", но они просчитались. Ливен безвыездно пребывал в Сайгоне и никак не мог находиться на "Орле" и участвовать в Цусимском бою. Поэтому обвинение Ливена легко опровергалось.
На палубе госпитального судна "Орел" во время похода
Второй дополнительный "факт" состоял в утверждении, что "Орел" использовал свою радиотелеграфную станцию в военных целях. Каковы истоки этого "факта", неизвестно. Возможно, опыт широкого использования средств радиосвязи японцами при развертывании сил для боя и в его ходе подсказал им, что русские могли действовать подобным же образом. Представители русской стороны долго не находили аргумента, чтобы начисто отвергнуть это лживое утверждение. В русских документах ставились вопросы о необходимости иметь на госпитальных судах радиотелеграфные станции. Показывалось, как наличие радио обеспечивает своевременную медицинскую помощь своим кораблям.
Между тем, начальники, которые формулировали и защищали русскую позицию, не были информированы на элементарном уровне. Когда в 1907 г. к делу привлекли командира "Орла" капитана 2 ранга Лахматова, от него узнали, что на корабле вообще не было радиотелеграфной станции. Русские оказались в курьезном положении. Можно себе представить, как стыдно себя чувствовали наши дипломаты перед французами, защищавшими интересы России в контактах с японцами. В случившемся видна слабая подготовка русских к борьбе с противником в информационной сфере. Японцы же выглядят "мастерами" информационной борьбы, использовавшими заведомую ложь. Вместе с тем, тут просматривается отсутствие у японцев действительных фактов, которыми можно было бы подкрепить хилое основание, которое они использовали при захвате "Орла".
С получением первых сообщений о захвате госпитальных судов "Орел" и "Кострома" в Петербурге начали следить за ходом событий и вырабатывать позицию России в этом вопросе. Положение значительно прояснилось после освобождения из японского плена "Костромы" и личного состава "Орла". Первым выработало позицию морское министерство. 11 июня 1905 г. управляющий морским министерством адмирал Ф.К Авелан направил министру иностранных дел графу В.Н. Ламздорфу письмо, в котором сообщал: "Захват японцами госпитального судна "Орел" представляет вопиющее нарушение международного права. Пароход "Орел" был снаряжен согласно 2-й, 3-й статьям Г аагской конвенции <... > и приспособлен исключительно для госпитальной службы. На основании вышеупомянутой конвенции пароход "Орел" безусловно изъят от захвата и конфискации и должен пользоваться неприкосновенностью <...>.
Японцы захватили означенный пароход и в настоящее время <... > дело об "Орле" будет рассматриваться в японском призовом суде <...>. С юридической точки зрения, дело о захвате госпитального суда не подлежит призовому разбирательству".
Министр иностранных дел признал дело о захвате "Орла" дипломатическим и взял его под свое попечение. На письме министр наложил резолюцию о составлении телеграммы послу в Париже Нелидову "с указанием изложенных вполне справедливых доводов". По-видимому, при составлении телеграммы возникли противоречия относительно "вполне справедливых доводов", работа затянулась. Была создана особая комиссия с участием представителей МИД, морского министерства и Российского общества Красного Креста. 28 июня комиссия приняла заключение, в котором дала свое толкование положений Гаагской конвенции и признала необходимым протестовать перед японским правительством по поводу передачи дела в призовой суд. Согласно выводам особой комиссии, министр послал российскому послу в Париже телеграмму, выдержку из которой по публикации в газете "Кронштадтский вестник" представляем читателям.
