руководился псковским внешним отделом эстонской полиции безопасности и СД. Там находились заключенные, отбывавшие наказание за общеуголовные преступления на срок не более одного года, за связь с партизанами, подпольем, евреи и кочующие цыгане. Там практиковались «экзекуции» – показательные расстрелы евреев и цыган, а также русских. Помимо этого, частым явлением было проведение умерщвлений через расстрел караульной службой лагеря без какого-либо суда и следствия (Алексеев, 2010).
Одним из изученных мест, где проводилась карательная политика Третьего рейха, является район д. Андрохново, в котором расстреливались узники Моглинского лагеря и жертвы из Пскова. Комиссия по расследованию совершенных немецко-фашистскими захватчиками злодеяний имеет акт от 15.03.1945, в котором описаны результаты обследования местности в районе «салотопки» недалеко от Андрохново: «Произвели осмотр мест захоронения и сжигания трупов советских военнопленных и гражданского населения. При осмотре было обнаружено следующее: в 20 метрах от южной стороны поселка Андрохново и в 500 метрах от шоссе Ленинград – Киев и в 800 метрах от склада “Кожживсырье” в лесу обнаружена площадка кладбища захороненных расстрелянных советских граждан – площадка диаметром 50 метров, обнесенная кругом колючей проволокой. На ней обнаружено место расстрела советских граждан и старый костер диаметром 12 метров – место для сжигания трупов (…). При осмотре самого костра места сжигания на всей территории костра имеются остатки мелких древесных углей вперемешку с обгорелыми человеческими костями. (…) Сжигание производилось путем обливания горючей жидкостью. (…) С западной стороны кладбища (…) обнаружена одна железная бочка с горючей жидкостью/гудрон/, употребляемая немцами для сжигания трупов советских граждан. (…)
С учетом обнаруженных мест сжигания трупов и тел в ямах-захоронениях, можно сделать вывод о том, что в этом районе было расстреляно и захоронено (…) не менее 2500 расстрелянных советских граждан» (ГАПО. Ф. Р 903. Д. 83. Л. 62–65).
Таким образом, из данного отрывка можно сделать вывод, что эстонские коллаборационисты проводили действия с признаками геноцида по отношению к советским гражданам.
Непосредственно расстрелом мирного населения занимались так называемая охранная команда и саперная рота, функционировавшие при Псковском внешнем отделе эстонской полиции безопасности и СД. Данные подразделения также осуществляли охранную деятельность и конвоирование узников. Саперы занимались рытьем ям и траншей для захоронения расстрелянных. За выполнение особых заданий сотрудники этой команды получали доп. пайки и алкоголь. Бойцы не пренебрегали мародерством расстрелянных – практиковалось снятие драгоценностей с тел или отбирание личных вещей перед казнью.
Из показаний Иоганеса Маутса [194]: «Припоминается случай, когда начальник караула Сепп [195] однажды дал Премету [196] одежду расстрелянного для продажи, потому что у Премета в Пскове было обширное знакомство» (Архив УФСБ РФ по Псковской области. Д. 115. Т.1. Ч.4. Л. 76–77).
Из показаний сотрудника эстонской полиции безопасности и СД Кингисеппа от 9 сентября 1948 г.: «Они мне начали рассказывать, как расстреливали советских граждан. Колина [197] рассказал, что в момент расстрела он отобрал у одной старушки мешочек с золотыми вещами. На это Харальд Криспин [198], перебирая Колина, заявил: “А я ничего не смотрел, схвачу одного за шиворот, расстреляю, толкну в яму, а потом беру следующего. У меня хватит сил расстреливать этих сволочей”» (там же, Кингисепп, 1948: 82).
О моральных качествах бойцов отдела эстонской полиции безопасности и СД сохранились свидетельства их же подельников.
Из показаний Августа-Вольдемара Йыгиста: «В городе Пскове я служил охранником в полиции безопасности и СД, которое находилось в центре Пскова, на какой улице не помню. Там я охранял здание СД, а также арестантские помещения СД, которые находились в подвале того же здания, где размещалось СД. Во время службы в городе Пскове я был заподозрен в том, что вступил в интимную связь с содержавшейся под стражей еврейкой. В связи с этим меня в феврале 1943 г. перевели для дальнейшего несения службы в местечко Моглино, которое находилось западнее города Пскова» (Архив УФСБ по Псковской области. Д. С-17412. Т.2. Л. 255).
Из показаний Эриха Лепметса – охранника полиции безопасности и СД в Пскове: «Весной 1943 года перевели меня из-за злоупотребления водкой обратно в Моглинский лагерь, где снова сопровождал на работу заключенных» (Архив УФСБ по Псковской области. Д. С-17412. Т.3. Л. 42).
Из показаний охранника СС Иоганнеса Охвриля об Аугусте Луукасе [199]: «Луукас был изобличен, что он отбирал у заключенных евреев золотые и серебряные вещи, и вместо того, чтобы их сдавать по команде, пропивал их. Когда это выяснилось, Луукаса посадили в легковую машину и увезли в сторону Эстонии. Что с ним было в дальнейшем, я не знаю» (Архив УФСБ по Псковской области. Д. С-17412. Т.3. Л. 104–108).
Таким образом, можно сделать вывод, что немцам был интересен эстонский кадровый состав со специфическим опытом службы в войсках и полиции времен диктатуры Пятса (1934–1940 гг.).
Учитывая упомянутые выше личностные качества сотрудников эстонской полиции безопасности и СД, можно прийти к выводу, что расстрел мирного населения не являлся для коллаборационистов чем-то животрепещущим. Об особом механизме расстрелов, который вывели для себя эстонские коллаборационисты, даны показания полицейского Арнольда Веедлера, служившего и в Пскове, и в Моглинском лагере: «…производился осенью 1942 года, тогда было еще довольно тепло, снега не было. Однажды утром мне и другим охранникам Кайзер – немец, служивший в полиции безопасности, – объявил, что мы должны ехать, как он выразился, на “экзекуцион”, то есть на казнь. Я понял, что я должен буду принимать участие в расстреле советских граждан. (…) Мы взяли в подвале примерно 50 заключенных советских граждан, которых посадили в две крытые машины. (…) Мы ехали по тому же маршруту, что и в прошлый раз, т. е. по направлению к городу Острову. Мы приехали на то же самое место, что приезжали в первый мой расстрел. Там уже была приготовлена большая яма. (…). Приехав на место, остановились. Высадившись из машины, полицейские, и я в их числе, образовали живой коридор, по которому и погнали высаживающихся заключенных к яме. Там мы выстроили заключенных вдоль ямы, лицом к ней, а сами встали сзади с автоматами наизготовку (…). Когда приготовились к стрельбе, Кайзер подал команду, и я, как и все остальные полицейские, выстрелил в стоявших против меня заключенных, дал по заключенным очередь из автомата. Сколько точно я убил этой очередью, я сказать не могу, но предполагаю, что два-три человека. (…) После нашего залпа все заключенные упали в яму. Вслед за этим мы выгрузили заключенных из второй машины, привели их к яме, построили вдоль нее лицами к яме, сами построились сзади них и по команде Кайзера произвели в заключенных очереди из
