области. Дело С-17412. Т.1. Ч.4. Л. 76).
В данном отрывке указан один особый для эстонских националистов момент – так называемая эстонская сторона. Под этим Маутс имеет в виду еще один аспект территориальных претензий на Псковскую область. Во время гражданской войны эстонцы оккупировали земли нынешней Псковской области по левую сторону реки Великая. Хоть и в процессе переговоров 1919–1920 гг. новой большевистской власти и удалось передвинуть границу к Изборску, это произошло исключительно за счет многомилионных выплат Эстонии. Из показаний Йоганеса Маутса становится понятно, что эстонские коллаборационисты все же считали земли по левому берегу реки Великая своими.
После описанных Маутсом событий эстонские каратели-коллаборационисты не только потеряли автономию действий, которая у них была до замены названия на «айнзацкоманда 3», но и сменили дислокацию: теперь они находились по адресу г. Псков, (ныне) ул. М. Горького, 3. Основной функцией отдела с того момента стало противодействие партизанам. Кадры команды также укомплектовывались из эстонцев. В ее подчинении остались «ягдкоманды», которые осуществляли действия с признаками геноцида против мирных жителей и партизан, и псевдоотряд партизан под руководством Мартыновского – Решетникова [204]. Лагерь Моглино также остался в распоряжении команды.
Особым местом совершения злодеяний по отношению к гражданскому населению и военнопленным является концлагерь Моглино. В 60-х гг. ХХ в. правоохранительные органы СССР успешно расследовали преступления против советских граждан.
Из воспоминаний Михаила Пушнякова [205]: «В один из августовских дней 1963 года я был направлен на станцию Моглино для выполнения мероприятий по пропуску поезда с особо важным грузом. Прибыв туда заранее и изучая прилегающую к станции местность, обратил внимание на памятник, которых в множестве после себя оставила война. На памятнике высечены слова: “Вечная память героям, погибшим за честь и независимость нашей Родины”. Раньше я слышал, что в этих местах боев во время Великой Отечественной войны не было. (…) Дежурный по станции подсказала, что больше всех об этом лагере знает жительница деревни Моглино Мария Ивановна Федорова. (…) Я, в плане изучения оперативной обстановки, нашел в деревне Федорову М.И. и попросил ее рассказать о том, что ей известно о Моглинском лагере. Мария Ивановна со слезами на глазах поведала об этом, с ее слов, страшном месте, откуда в годы оккупации увозилась на расстрел не одна сотня узников, а также цыган и евреев. Она больше других знает о существовавших в лагере порядках, т. к., вопреки желанию, в 1942–1944 годах она вынуждена была стирать белье эстонцам, которые несли охрану лагеря. Она являлась очевидцем того, как охранники сажали на машины узников и увозили их куда-то в сторону Пскова на расстрел. Возвращаясь оттуда, эстонцы привозили одежду, которую она раньше видела на заключенных, и заставляли стирать ее. С особой жестокостью каратели убивали цыганское население. Однажды Федорова видела, как на нескольких повозках цыган – мужчин и женщин, многие из которых имели грудных детей, повезли к траншеям у бывшей советско-эстонской границы. Вскоре оттуда послышались выстрелы, плач и истошные крики женщин. По возвращении повозок в лагерь, на их колесах была видна кровь. (…) Федорова пояснила, что сразу после войны был разыскан и осужден на 10 лет только один из эстонцев, занимавший в лагере какое-то руководящее положение. (…) О привлечении к ответственности других эстонцев, служивших охранниками в лагере, ей ничего не известно» (Органы…, 2009: 313–314).
Из акта Комиссии по расследованию совершенных немецко-фашистскими захватчиками злодеяний на территории бывшего лагеря советских военнопленных в районе деревни Моглино от 29 марта 1945 г.: «С самых первых дней существования лагеря, в нем был установлен режим, рассчитанный на уничтожение и умерщвление заключенных голодом и холодом. Непосильный каторжный труд сочетался с пытками, издевательствами и побоями. Для заключенных лагеря был установлен рацион хлеба со значительной примесью опилок и литр баланды – жидкого супа из воды и не ободранного проса. По словам жителей деревни Моглино, от голода и холода за зиму 1941–1942 года из 280 пленных в живых осталось не более 20 человек. Остальные были расстреляны или умерщвлены» (ГАПО. Ф. Р-903. Оп. 1.Д. 83. Л. 66–67).
К началу 1943 г. все оставшиеся военнопленные были увезены из Моглино. Лагерем теперь управляла Эстонская полиция безопасности и СД.
Александр Углов, бывший охранник «Организации Тодта» [206], в своих показаниях дал подробности о расширении лагеря: «Примерно весной 1942 года в Моглино был организован второй лагерь, в котором содержались гражданские лица русской, цыганской и еврейской национальностей, в том числе мужчины, женщины и дети. Их тоже было более сотни, но сколько именно, я не знаю. (…) Их охраняла совершенно другая команда, состоявшая из молодых эстонцев, служивших в немецких войсках “СС” и обмундированных в эсесовскую форму» (Архив УФСБ по Псковской области. Д. С-17412. Т.3. Л. 116–117).
Таким образом, начиная с весны 1942 г. лагерь у деревни Моглино стал работать в интересах двух гитлеровских структур – «организации Тодта» и эстонской полиции безопасности и СД; в официальных немецких документах он получил название «рабочий и пересыльный лагерь». Заключенным в день полагались 200 граммов хлеба с опилками и один литр баланды – жидкой похлебки из воды и проса.
Из указанных выше отрывков можно сделать вывод, что эстонские каратели напрямую причастны к преступлениям против советских граждан, проводимых в Моглинском лагере, а именно к пыткам голодом, принуждению к рабскому труду и избиениям.
Эстонцы не пренебрегали эксплуатацией псковичей на своих землях. Об этом сказал в своем интервью журналисту и историку Юрию Алексееву Михаил Пушняков: «Основные карательные действия проводились эстонцами в то время, когда началось строительство линии “Пантера”. На протяжении оборонительной линии создавалась “мертвая зона”. Всех жителей деревень, находящихся в непосредственной близости от укреплений, сгоняли в Моглинский лагерь, а оттуда увозили в Германию или Эстонию, а стариков и детей, которые не могли передвигаться, сжигали вместе с домами. Очень много псковичей, насильно угнанных со своих деревень, принудительно работало у эстонцев на хуторах» (Пушняков, 2005).
Но самыми главными злодеяниями, совершенными эстонцами в Моглинском лагере, являются массовые расстрелы, которые начались в 1942 г. и стали проводиться сотрудниками внешнего отдела эстонской полиции безопасности и СД. Карательная деятельность смертоносного характера была направлена против евреев и цыган, а также нелояльных к нацистскому режиму лиц.
Из показаний бывшего узника лагеря Моглино Ефима Хрулева: «(…) Летом 1942 года, днем, когда большинство заключенных были на работе, я, будучи больным, оставался в лагере. Тогда на двух-трех машинах привезли в лагерь человек пятьдесят цыган, среди которых были старики, женщины и дети. Цыган из машин высадили, отобрали у них имущество, облили его чем-то и сожгли. Самих же цыган повели к
