можно наверняка полагать, что если бы русские контратаковали их, то они бежали бы без всякого сопротивления».
Царь Петр I, лично руководивший отражением штурма походного лагеря своей армии, не мог послать полки в контратаку. Люди были измучены дневным зноем, почти ничего не ели, устали от земляных работ. К тому же кавалерии было так мало, что бросить ее в преследование огромной толпы бегущих янычар виделось безрассудным делом. Масса неприятельской конницы могла ударить преследователям во фланг.
Янычарские атаки выглядели для русской стороны так. Огромный клин двинулся вперед за три часа до захода солнца на позицию дивизии Алларта. В это время его солдаты занимались земляными работами по устройству ретраншемента, то есть линии окопов. Бросив лопаты и кирки, они взялись за оружие. Сильный огонь из пушек и ружей остановил янычар всего лишь шагах в 30 от окопов.
Началось «обоюдное расстреливание». Петр I, поняв, что вражеская конница не рискнет атаковать лагерь, перебросил к месту огневого боя несколько полков пехоты, полковые пушки и восемь 8-фунтовых пушек крупного для полевых орудий калибра. Они стали бить в толпу пеших янычар двойными зарядами – ядрами и картечью.
Ни один пушечный заряд не пропадал даром. Когда передняя шеренга стреляющих янычар валилась на землю, стрельбу из ружей и пистолетов начинали те, кто стоял за их спинами. Наконец, янычары не выдержали, и их многотысячная толпа бросилась назад в страшном беспорядке, давя друг друга. Две последующие атаки большого накала уже не имели.
Потери русской стороны 9 июля составили убитыми один генерал, 44 офицера и 1439 нижних чинов. Ранено было два генерала, 93 офицера и 1293 рядовых. Без вести пропало 3 офицера и 729 нижних чинов. Потери янычар (по разным источникам) составляли от 7 до свыше 8 тысяч только одними убитыми. Страшный урон сломил боевой дух янычар, и без того людей недисциплинированных, склонных к мятежу. Они начали бунтовать, что напугало великого визиря.
Ночью турки насыпали против русского лагеря земляной вал, вырыли окопы. Утром следующего дня началась бомбардировка лагеря из двух-трех сотен орудий. Правда, артиллерийский огонь турок большого вреда не приносил. Артиллерийская дуэль велась всю ночь, которая продолжалась до рассвета. Русские пушкари стреляли столь удачно, что заставили великого визиря перенести свою ставку на расстояние, недосягаемое для огня орудий противника.
Одновременно с началом артиллерийской бомбардировки великий визирь приказал крымской коннице на левом берегу Прута делать все, чтобы не позволять русским брать воду из реки. Турки переправили на речное левобережье часть своей артиллерии.
На следующий день, 10 июля, великий визирь решил повторить штурм, но янычарская пехота отказалась ему подчиняться. Положение султанского главнокомандующего было незавидным. Но и положение противника было не лучше. Сказалась «полная» нужда в провианте. В большом числе от бескормицы стали падать драгунские кони. Зерновой фураж вышел весь. Изнуренные солдаты, державшиеся стойко, с трудом владели оружием.
В тот же день Петр I собрал военный совет. Взятые утром пленные рассказали о положении дел в неприятельском стане, о неповиновении янычар. Было решено вступить в переговоры о мире, не оружия не сдавать. Если турки будут на этом настаивать, то тогда пробиваться в российские пределы с боем.
О серьезности положения свидетельствует такой факт. Петр I осознавал, что его может ожидать и гибель на поле брани, или, что еще хуже, турецкий плен. И в том и другом случае воюющая держава оставалась без государя. Там, на берегах Прута, Петром Великим было написано письмо в Правительствующий сенат следующего содержания:
«Господа Сенат.
Извещаю вас, что я со всем своим войском, без вины или погрешности нашей, но единственно только по полученным ложным известиям, в четыре краты сильнейшею турецкою силою так окружен, что все пути к получению провианта пресечены, и что я, без особливыя Божия помощи, ничего иного предвидеть не могу, кроме совершеннаго поражения, или что я впаду в Турецкий плен. Если случится сие последнее, то вы не должны меня почитать своим Царем и Государем, и ничего не исполнять, что мною, хотя бы то, по собственноручному повелению, от вас было требуемо, покамест я сам не явлюся между вами в лице моем.
Но если я погибну, и вы верныя известия получите о моей смерти, то выберите между собою достойнейшаго Мне в наследники».
Подлинника петровского письма до нас не сохранилось. Именно поэтому между историками ведутся споры о том, писалось ли такое письмо Петром I на берегах Прута или нет. Но думается, что вероятность его огромна, если вспомнить содержание и сам дух обращения царя к русской армии перед Полтавской битвой…
Генерал-фельдмаршал Б.П. Шереметев, как главнокомандующий, отправил великому визирю письмо с предложением начать мирные переговоры. Ответа от Балтаджи Мегмет-паши не последовало. Тогда Шереметев послал второе письмо, где было сказано, что в противном случае русские сами начнут сражение на берегах Прута.
Когда русские полки под барабанный бой стали выстраиваться для боя, колебания великого визиря исчезли. Он дал согласие на переговоры и приказал прекратить артиллерийский обстрел походного лагеря противника: «Мы… мир приемлем, и для того учинили унятие оружия, и чтоб прислали, с кем об оном мире трактовать».
Есть и другая версия того, что побудило Балтаджи Мегмет-пашу поспешить с согласием на начало переговоров. Согласно румынским хроникам, турки в тот день перехватили депешу царю генерала Ренне о взятии Браилова. Появление в тылу султанской армии крупного отряда кавалерии и взятие им одной из сильнейших дунайских крепостей сильно обеспокоило великого визиря и его советников.
Тревожиться было от чего. Исакча с ее единственным мостом через Дунай находилась совсем близко от Браилова, и большого гарнизона в ней не было. То есть русская драгунская кавалерия легко могла лишить турок возможности отступления, ухода за Дунай. И она же могла прийти к месту неоконченного – прерванного сражения, оказавшись в ближнем тылу армии Оттоманской Порты.
Великий визирь не ведал о том, знают или не знают в русском лагере о браиловской победе. Ведь гонцов и депеш могло быть несколько. Но Балтаджи Мегмет-паша волновался зря: Петр I не знал о взятии крепости Браилов. Иначе позиция русской стороны на переговорах о мире была бы совсем иной, и заключенный договор не смотрелся бы таким тяжелым для России.
Великий визирь, ко всему прочему, видел положение своей армии лучше, чем противник. В ней с каждым днем росли небоевые потери. Иностранцы, состоявшие с начала войны при главнокомандующем султана, свидетельствовали следующее: «Во время пребывания
