атаку, ее наскок был отбит ружейным и пушечным огнем. Повторной атаки не последовало, и петровская дивизия вместе с драгунами беспрепятственно возвратилась к ночи в походный лагерь в речной долине.
Военный совет, собранный после получения известия о том, что великий визирь переправляется через Прут у Фальчи, принял решение о том, что дальнейшее наступление на юг теряет смысл. Причин усматривалось две: почти полное отсутствие засов провианта и значительное численное превосходство неприятеля. Особенно внушительно оно виделось в коннице.
Консилия постановила отходить назад с целью поиска выгодной позиции для битвы. Заболоченная речная пойма Прута для этой цели не годилась. Чтобы облегчить марш, большая часть обременительных обозных повозок была уничтожена, палатки сожжены, а бомбы зарыты в землю.
Отход армии прикрывался арьергардом в составе Преображенского полка и бомбардирской роты. Неприятельская конница начала неотступное преследование. С каждой ее атакой преображенцы разворачивались и огнем ружей и пушек отражали нападение. Так продолжалось в течение шести часов, и гвардейцы не позволили нападавшим ни расстроить свои ряды, ни отрезать арьергард от главных сил.
До полудня отходившие войска проделали путь не более 7 верст. Сказывался сильный зной, беспрерывные нападения конницы. Необходимость отдыха заставила после полудня остановиться на берегу Прута около урочища Новое Станелище и приступить к устройству походного лагеря. Пехотные полки расположились в линию развернутых батальонов в виде исходящего угла, основанием которого стала река. Во второй линии оказалось только четыре пехотных батальона. Южный фас лагеря сразу же прикрылся сплошной линией окопов. Противоположный фас заставили рогатками (здесь проходило болото).
Вагенбург из оставшихся обозных повозок разместили у реки. Внутри его находилась главная квартира. Вагенбург прикрывал один полк драгун, лейб-эскадрон царской охраны, молдаване-ополченцы и малороссийские казаки. Вне вагенбурга расположились 6 драгунских полков и артиллерийский парк. Большая часть орудий была поставлена вдоль южного фаса и в исходящем угле.
Русская армия, находившаяся в походном лагере, устроенном на правом берегу Прута, имела следующий состав: пехоты 31 554 человек, конницы – 6692 человека. Артиллерия состояла из 122 орудий, преимущественно малого, 3-фунтового калибра.
Дальнейшие события развивались так. Русская армия еще находилась на марше в долине реки Прут, когда оказалась окруженной армией великого визиря Балтаджи Мегмет-паши и конницей крымского хана Девлет-Гирея во временном походном стане. Этого можно было бы избежать, выполни кавалерийский военачальник Эберштедт поставленную ему задачу. Но этого не случилось по вине наемного иноземца, обладателя фельдмаршальского жезла.
По подсчетам немецкого историка А.-Н. Курата, султанская армия состояла из 100–120 тысяч турок и 20–30 тысяч крымских татар. Количество артиллерии (по разным источникам) определяется 255 до 407 орудий. Со слов турок, численность армии великого визиря в петровской «Поденной записке» определяется в 270 тысяч человек. Но это явно завышенная цифра.
Коллектив авторов из Николаевской академии Генерального штаба в своем фундаментальном труде «Обзор войн России от Петра Великого до наших дней», вышедшем в самом конце ХХ столетия, приводят такие цифры. По их подсчетам, султанская армия на Пруте состояла из 100 тысяч преимущественно янычарской пехоты и 120 тысяч конницы, а также 50 тысяч конников крымского хана при 444 орудиях и 25 мортирах.
При самом скромном подсчете соотношения сил русская армия численно уступала противной стороне как минимум в 3–4 раза, в артиллерии – в 2–4 раза. Но самым опасным для Петра I стало то, что турецкая конница (без учета конницы крымского хана) на берегах Прута превосходила русскую кавалерию едва ли не в 10 раз. При этом надо учесть, что у русских уже не оставалось фуража, подножный корм у лагеря был лошадьми съеден подчистую.
Единственное, за что Петр I мог не опасаться в той ситуации, так это за боевой дух своих солдат и офицеров. Что и было убедительно для врага доказано гвардейцами-преображенцами за полдня тяжелого арьергардного боя. Но здесь было одно «но». После полтавского разгрома на русскую службу поступила группа офицеров-шведов, решивших получать жалованье не от своего короля, а от царя «московитов». После атак янычар на русский лагерь 9 июля они перебежали на сторону турок.
При великом визире находились два советника – шведский генерал Аксель Спарре и граф Станислав Понятовский, резидент Станислава Лещинского при короле Карле ХII, кавалерийский генерал. Они советовали принудить русскую армию к капитуляции жестокой блокадой и голодом, заставив израсходовать имевшиеся «ничтожные» запасы провианта.
Но полководец султана понимал, что в любом случае русский царь даст ему сражение. С турками в таком случае будут сражаться люди, попавшие в действительно отчаянное положение. И тогда неизвестно, на чью сторону могут склониться чаши победных весов. То есть гарантированной победы на берегах Прута турки не видели.
Великий визирь Балтаджи Мегмет-паша не принял советы посланцев Карла ХII и в день 9 июля вечером провел три атаки лагеря противника. Удар наносился в середину южного фаса. Боевое построение янычарской пехоты выглядело так: огромный людской клин имел в голове три тысячи человек и до 400 шеренг в глубину. Многотысячная конница охватила русский лагерь со всех сторон, с правого и левого берега Прута. В атаках она не участвовала, поддерживая свою пехоту криками. Артиллерия стояла частью на холме близ шатра полководца султана, частью по сторонам атакующего клина.
Русские отбили все три яростные атаки янычар, которые проявили незаурядную храбрость, но им явно недоставало опытных начальников. Ружейные залпы и пушечные выстрелы производили опустошение в рядах атакующих османов. О том, как проходили эти три атаки, рассказал в своих мемуарах генерал-майор Станислав Понятовский: «Испуская дикие вопли, взывая, по своему обычаю, к богу многократными криками “алла, алла”, они бросились на неприятеля с саблями в руках, и, конечно, прорвали бы фронт, если бы не рогатки, которые неприятель бросил перед ними…
Сильный огонь почти в упор не только охладил пыл янычар, но и привел их в замешательство и принудил к поспешному отступлению. Кегая (заместитель великого визиря) и начальник янычар рубили саблями беглецов и старались остановить их и привести в порядок. Наиболее храбрые возобновили свои крики и атаковали во второй раз. Вторая атака была не такой сильной, как первая, и турки снова были вынуждены отступить…»
После третьей, столь же безуспешной массированной атаки янычарской пехоты, кегая сказал Понятовскому, который был подле него: «Мы рискуем быть разбитыми, и это неизбежно случится».
Один из бывших при Ставке великого визиря иностранцев, очевидцев событий того июльского дня, констатировал итог трехкратного штурма походного лагеря русских отборной янычарской пехотой: «Каждый раз они (турки) в беспорядке бежали назад. После третьей атаки их замешательство и расстройство были так велики, что
