Каждый персонаж выделился подобной судьбой и подобным же обаянием. Вспоминался мне, например, все время Иван Денисович Солженицына: то же унижение, то же угнетение рабское человека и та же человеческая несокрушимая воля быть, оставаться собою, человеком, чувствующим, живым, хранящим душу в целости. И не зря ввели авторы в фильм батюшку (Дмитрий Назаров), разделяющего тяготы народа, читающего своей грешной пастве Евангелие, в напоминание и солдатам и зрителям о том главном, зачем сделан фильм: да оставайтесь же вы все ж самими собой, ребята, не теряйте души. Каждому легко найти в своей повседневной жизни и такого майора-гэбиста (Роман Мадянов), и такого же генерала, какого создает в фильме Алексей Жарков, — все обстоятельства, весь строй нашей долгой жизни похожи на штрафбат: неволя, страх, сама смерть каждый миг ходит рядом, но люди живы, смеются, делают свое дело, озорничают, попадают в тиски, вырываются, опять живут.
Кто проходил тюрьму или армию, знает, что там все то же, что на гражданке. Порядки те же, и отношения складываются у людей с людьми, а у сволочей по-иному. Мы видим с сочувствием и радостью, как созревает, растет симпатия между комбатом и тем же Глымовым (Юрий Степанов). Пахан Глымов, прямо скажем, не ангел, тертый калач, но в нем виден человек и ведет он себя, как человек. Так же складываются отношения у комбата с генералом: оба профессиональные военные, генерала научили не жалеть людей и бросать в бой при каких угодно обстоятельствах, тем более штрафников. Но Жаркову удается сделать генерала при всей служебной свирепости (и майор-сволочь все время рядом и за генералом наблюдает так же, как за последним зэком) сколь возможно человечным, и с комбатом они понимают друг друга. Здесь нет явных злодеев или херувимов — все вровень, но отношения, мы видим, определяются между тем и этим, тем и другим. Сволочь раскрывается сволочью, а человеки проявляют себя все более человеками.
Оказывается, цвет пропревшей солдатской амуниции и цвет окопной земли тоже могут быть художественными, присутствовать почти действующим лицом. Режиссер мог бы соблазниться позволить актерам сочно раскрасить своих персонажей блатнягами, отбоями, лихими уркаганами, что всегда ярко и смотрится. Но Бог спас: ничего подобного нет, а есть нормальные, обычные труженики войны. Даже самый шакалистый из уголовников, Сгыра (А. Баширов), порой обращается к нам человеческим лицом.
Они воюют еще на своей земле. Это позже, когда перевалят границу, пойдут по Европе (и особенно Германии), штрафбат особо (и это им навешают!) будет отличаться грабежом, насилием над женщинами и тому подобным. Теперь у них еще свое рядом, чуть не вплоть с окопами, и мы видим, как трогательно развивается эпизод Глымова с пойманной коровой, с его короткой любовью с одинокой крестьянкой-солдаткой. Прекрасная и уже знаменитая Полина Кутепова, кажется, одними глазами сыграла свою небольшую роль, горестную и вместе нежданно счастливую. Вот вам подлинно человеческие отношения!
Другой эпизод с изнасилованной девчонкой полон драматизма и кончится тем, что сволочь-майор завербует виновного парня в стукачи, как оно водилось средь этой публики.
Одна из самых сильных сцен в фильме — встреча с врагом лицом к лицу, ночью, на складе. Есть обстоятельства, когда даже к врагам можно относиться по-человечески. Убивать их. На поле битвы. Ненавидеть и истреблять. Но остаться человеком, взглянув в глаза другому человеку. И это будет не малодушием, не предательством, а элементарной порядочностью.
Мы получили серьезную картину. Подлинно народную. В небольшом своем объеме она затрагивает весь наш жестокий, без удержу военизированный мир, но при этом показывает, что жив народ, жива в нем душа, и как ни гни его, как ни гноби, а он не потеряет себя.
Михаил Рощин, «Независимая газета», 2004,14 октября.
***
«Штрафбат» поражает такой пронзительной достоверностью, будто это и не художественное телекино, а хроника, невесть как сохранившаяся и пробившаяся к сегодняшнему зрителю сквозь многолетние цензурные препоны. Даже тонированная «картинка» — словно выцветшая старая пленка, а лица штрафников будто сошли с потерявших цвет военных фотографий.
А когда в конце последней серии на экране в течение нескольких минут медленно плывет «боевое расписание» (список) штрафных батальонов и рот, воевавших на всех фронтах, — числом в 1049 (!), понимаешь, что это и есть фильм-документ, многократно усиленный художественностью исполнения.
И вполне очевидны не аллюзии даже — прямые сопоставления той далекой войны и нашей близкой. Как тогда людей никто ни в грош не ставил, так и теперь. В художественном фильме штрафников, «провинившихся» перед страной, бросают на минное поле, чтобы потом по разминированной их телами земле могли спокойно пройти наши же войска. В документальном «Чеченском капкане» необученных желторотых солдат (ничем, кстати, перед страной не провинившихся) бросают на штурм Грозного, не обеспечив ни каргами города, ни нормальной связью, ни даже внятным приказом.
В художественном фильме штрафники готовы на все, чтобы добыть жратвы. В документальном — элитные спецназовцы вспоминают, как штурмовали село Первомайское — без еды и воды, которую им почему-то забыли подвезти.
В художественном фильме штрафбат для отвлечения внимания противника от основного наступления советских войск кидают на штурм никому не нужного плацдарма и бросают там погибать — без помощи и поддержки. В «Чеченском капкане» десантники много суток подряд по приказу командования штурмуют высоту, где укрепились боевики, несут немыслимые потери и едва уносят ноги, так и не взяв эту высоту и не получив подкрепления от своих.
«Потери есть?» — спрашивает генерал у подчиненного после провалившегося бессмысленного штурма немецкого продовольственного склада. «20 особистов», — рапортует тот. «А среди штрафников?» — «Кто ж их считает? Человек 100, может, больше». А в «Чеченском капкане» свои неподсчитанные: пленные, пропавшие без вести, мирные жители, наконец.
«Прошлое не мертво, — писал Фолкнер. — Оно даже не прошлое».
Ирина Петровская, «Известия», 2004, 8 октября.
ПРИЛОЖЕНИЕ 1
ПРИКАЗ НАРОДНОГО КОМИССАРА ОБОРОНЫ СССР
№227
28 июля 1942 г.
О мерах по укреплению дисциплины и порядка в Красной Армии и запрещении самовольного отхода с боевых позиций{206}
Враг бросает на фронт все новые силы и, не считаясь с большими для него потерями, лезет вперед, рвется в глубь Советского Союза, захватывает новые районы, опустошает и разоряет наши города и села, насилует, грабит и убивает советское население. Бои идут в районе Воронежа, на Дону, на юге у ворот Северного Кавказа. Немецкие оккупанты рвутся к Сталинграду, к Волге и хотят любой ценой захватить Кубань, Северный Кавказ с их нефтяными и хлебными богатствами. Враг уже захватил Ворошиловград, Старобельск, Россошь, Купянск, Валуйки, Новочеркасск, Ростов-на-Дону, половину Воронежа. Часть войск Южного фронта, идя за паникерами, оставила Ростов и Новочеркасск без серьезного сопротивления и без приказа Москвы, покрыв свои знамена позором.
Население нашей страны, с любовью и уважением относящееся к Красной Армии, начинает разочаровываться в ней, теряет веру в Красную Армию, а многие из них проклинают Красную Армию за то, что она отдает народ под ярмо немецких угнетателей, а сама утекает на восток.
Некоторые неумные люди на фронте утешают себя разговорами о том, что мы можем и дальше отступать на восток, так как у нас много территории, много земли, много населения. И что хлеба у нас всегда будет в избытке. Этим они хотят оправдать свое позорное поведение на фронтах. Но такие разговоры являются насквозь фальшивыми и лживыми, выгодными лишь нашим врагам.
Каждый командир, красноармеец и политработник должны понять, что наши средства не безграничны. Территория Советского государства — это не пустыня, а люди — рабочие, крестьяне, интеллигенция, наши отцы, матери, жены, братья, дети. Территория СССР, которую захватил и стремится захватить враг, — это хлеб и другие продукты для армии и тыла, металл и топливо для промышленности, фабрики, заводы, снабжающие армию вооружением и боеприпасами, железные дороги. После потери Украины, Белоруссии, Прибалтики, Донбасса и других областей у нас стало намного меньше территории, стало быть, стало намного меньше людей, хлеба, металла, заводов, фабрик. Мы потеряли более 70 миллионов населения, более 800 миллионов пудов хлеба в год и более 10 миллионов тонн металла в год. У нас нет уже теперь преобладания над немцами ни в людских резервах, ни в запасах хлеба. Отступать дальше — значит загубить себя и загубить вместе с тем нашу Родину. Каждый новый клочок оставленной нами территории будет всемерно усиливать врага и всемерно ослаблять нашу оборону, нашу Родину.
