Офицер РННА И. Грачев. Впервые опубликовано: Александров К. М. Офицерский корпус армии генерал-лейтенанта А. А. Власова. М., 2009. С. 359
В документах часто фигурирует Смоленский лагерь. В данном случае имеется в виду уже упоминавшийся пересыльный лагерь № 126, созданный на окраине города, рядом с Краснинским шоссе (размещался на территории бывшего военного склада № 105). Сотрудники абверкоманды-203, в том числе офицеры РННА, периодически посещали его, вербовали в нем агентуру[124]. Аналогичные мероприятия проводились в Могилеве (дулаг № 185), Орше (дулаг № 230), Витебске (шталаг № 313), Вязьме (дулаг № 231), Рославле (дулаги № 127, № 130, № 155) и в других местах концентрации военнопленных[125].
Кромиади так описывает процедуру приема: «Прием людей из лагерей для РННА производился на добровольных началах. Формальная сторона этого приема была простой: приемщик, кто бы он ни был, обращался к коменданту лагеря военнопленных с упомянутым выше удостоверением, выданным Иванову в штабе фельдмаршала фон Клюге. Комендант выстраивал пленных, и приемщик обращался к ним с соответствующей речью. На изъявлявших желание поступить в РННА составлялся список, и людей тут же выводили из лагеря»[126].
Речь вербовщика, отмечает Кромиади, производила впечатление: желающих вступить в русское формирование было много, но брали не всех. Автор упоминает об особом «подходе» приемщиков, связанном с «моральными требованиями». Проявлением этих требований стал, например, прием людей, получивших обморожения рук и ног и взятых в Осинторф в немалом количестве[127]. Данное сообщение Кромиади нуждается в дополнительном подтверждении, ведь пленные с тяжелыми заболеваниями непригодны к несению строевой службы. Скорее всего, прием в ряды РННА «полуинвалидов» носил исключительный характер.
Бывший офицер РННА Петр Васильевич Каштанов после войны вспоминал, что лично он при вербовке задавал пленным вопрос: «За что вы собираетесь бороться? За концентрационные лагеря и колхозы?» Каштанов указывает, что «обычно этого было достаточно»[128].
Свидетельство о вербовке пленных оставил и Ламсдорф. По его словам, из лагерей офицеры РННА «забирали кого угодно… Приказ был командира участка фронта, был приказ его отдавать нам пленных, которых мы выбирали. Но шли все, потому что или голодной смертью умереть в лагере, или идти к нам. Шли к нам, конечно, потому, что оставаться в лагере никому не хотелось. А были и такие, которые оставались в лагере»[129].
О вербовке в РННА говорят и участники партизанского движения, к примеру, партийные работники Витебской области Я. А. Жилянин, И. Б. Позняков и В. И. Лузгин: «По лагерям рыскали вербовщики – отъявленные предатели, присланные Берлином недобитые белогвардейцы, – которые призывали пленных, оказавшихся в тяжелом положении, добровольно вступать в “Русскую национальную народную армию”.
– Если вы не пойдете добровольцами в “РННА”, то умрете с голоду и от непосильной работы в лагерях, – с откровенным цинизмом говорили вербовщики»[130].
В воспоминаниях начальника Белорусского штаба партизанского движения (БШПД) Петра Захаровича Калинина указывается: «Вербовка проводилась таким образом. В лагерь приезжала группа гестаповцев (речь идет о сотрудниках абвера, тайной полевой полиции и СД. – Примеч. авт.) в сопровождении организаторов “РНА” и нескольких агентов, подготовленных в гестаповской школе под Берлином. Военнопленных выстраивали и отбирали из них тех, кто по здоровью был еще пригоден к службе. Затем им объявляли: создается “русская национальная армия”, и каждый имеет возможность “добровольно” вступить в нее, чтобы сражаться за “свободную Россию”»[131].
В качестве причин, побудивших советских военнослужащих пойти в РННА, партизаны и подпольщики чаще всего называют четыре. Во-первых, многие хотели выйти из лагеря и при первом же удобном случае перейти к партизанам, во-вторых – не умереть с голоду («Все равно, мол, подохнем, а там хоть пожрем вволю»), в-третьих – отсидеться («Пока суд да дело, а там, глядишь, и война кончится»), и, в-четвертых – исходя из идеологических побуждений[132].
Начальник Белорусского штаба партизанского движения П. Калинин
Касаясь ситуации, связанной с вербовкой в РННА, Калинин заостряет внимание на том, что представители абвера спустя некоторое время отказались от приема в ряды коллаборационистов летчиков и танкистов[133]. Возможно, это объясняется тем, что белоэмигранты воспринимали бойцов и командиров, служивших в танковых войсках и военно-воздушных силах СССР, как заведомо нелояльных кандидатов. Историк С. Г. Чуев в этой связи отмечает: «После записи шел отбор пригодных, который, в основном, сводился к беседе и последующему отсеву негодных кандидатов – ими считались летчики и танкисты. Эмигранты считали, что эти рода войск комплектуются исключительно надежными комсомольцами и коммунистами»[134]. По прибытию в Осинторф, бывшие танкисты и авиаторы могли оказывать на остальной контингент разлагающее влияние. В целях недопущения подобных тенденций штаб РННА ужесточил правила приема, отдав приказ об отсеивании данной категории военнопленных еще на первом этапе вербовки. Впрочем, в дальнейшем произошел некоторый отход от указанной практики.
Приезжая в пересыльные лагеря и сборно-пересыльные пункты тылового района группы армий «Центр», вербовщики из числа немецких и русских сотрудников германской разведки в первую очередь искали убежденных противников советской власти, обращая особое внимание на жертв и непосредственных очевидцев сталинских репрессий. Историк А. Окороков отмечает: «Первостепенное внимание уделялось… привлечению добровольцев, прежде всего тех, кто так или иначе пострадал от действий советских властей в период коллективизации и сталинских чисток, кто был озлоблен репрессиями по отношению к себе и к своим близким и искал случая, чтобы отомстить… Из их числа готовили младших командиров для формировавшихся частей, а признанных особо надежными направляли в распоряжение спецслужб… для подготовки к разведывательно-диверсионным акциям в советском тылу»[135].
Помимо этого, использовались специальные приемы (пленных могли истязать, не кормить, шантажировать, дезинформировать и т. д.), с помощью которых пленных ставили перед выбором: либо – смерть, либо – служба Германии. Это сыграло свою роль, но несколько ослабило качество личного состава, позволив проникнуть в ряды РННА военнопленным, сумевшим скрыть свое членство в компартии (а в некоторых случаях – даже службу в НКВД!). Впрочем, как показала практика, многие бывшие большевики без особых мук совести поменяли свои политические убеждения и со временем стали убежденными противниками советской власти.
Осинторф. Подразделение РННА перед казармой. На переднем плане (слева направо): И. Сахаров, В. Геттинг-Зеебург, С. Иванов
Отправление команд в Осинторф проводила группа немецких солдат, прикомандированных к штабу РННА. Отобранные кандидаты размещались в вагонах, после чего эшелон трогался в путь, следуя до станции Осиновка. Здесь из бывших военнопленных формировали колонну, которая пешим порядком следовала до поселка (дорога до Осинторфа составляла около 6 км).
В мемуарах Кромиади мы находим весьма туманные рассуждения: «К людям, вышедшим из лагеря, нужно было отнестись, как к больным; сплошь и рядом происходили поступки, за которые виновный не в состоянии был отвечать»[136]. За этими словами, вероятней всего, скрываются эпизоды убийств, краж и тому подобных преступлений, процветавших в среде доведенных до изнеможения и отчаяния советских военнопленных. Л. А. Самутин, который сам прошел через лагерь, свидетельствует, что осенью 1941 г. в местах концентрации пленных «образовались шайки лагерных бандитов, пытавшихся выжить ценой жизни своих товарищей. В нормальных условиях существования эти люди никогда не стали бы бандитами, но в том нечеловеческом состоянии, в которое их привел немецкий плен, они ими стали»[137].
Отобранные кандидаты далеко не всегда успешно достигали Осинторфа. С развитием подпольно-партизанского движения на захваченной территории Витебской области пешие команды вновь набранных коллаборационистов все чаще подвергались нападениям «народных мстителей», которые, как правило, их уничтожали. Так, в докладной записке комиссаров партизанских отрядов бригады «Дядя Кости» И. С. Шурмана и Л. И. Селицкого (от 30 июля 1942 г.) отмечается: «10 июля 1941 г. уничтожена Кудеевская волостная управа, убит бургомистр и 8 полицейских, убит обер-лейтенант полевой комендатуры и еще 1 офицер, производившие в окрестных деревнях Орши мобилизацию молодежи в полицию и в “национальную русскую армию”»[138].
