Мы выпили за успех «Форели». – Не беспокойтесь, приказ я выполню, даже если мне самому придется управлять машиной, – громогласно заявил летчик, и в эту минуту я увидел у дверей матроса-посыльного. Он нервно переминался с ноги на ногу, по том, все больше смущаясь, на правился к нашему столу.
– Телеграмма, сэр.
– Что за дьявольщина! Не дадут человеку спокойно выпить! – возмутился было командир базы, но умолк, заметив на телеграфном бланке надпись: «Совершенно секретно». Он распечатал телеграмму, пробежал текст глазами, и его правая бровь слегка приподнялась. Это было единственное, что он позволил себе, – выражение его лица оставалось непроницаемым.
– Ознакомьтесь, Блэклок, это касается и вас. Летчик скользнул взглядом по телеграмме, присвистнул, посмотрел на меня, потом на командира базы.
– Пусть и он прочтет, ЕГО это касается больше, чем всех нас.
Блэклок передал мне телеграмму. В ней говорилось: «Адмиралтейство командиру базы Мальта. Бомбардировщик „ланкастер“ вылетает вам Меддоксфорда 04.00 Гринвичу доставки капитан-лейтенанта Джеффри Пэйса Лондон делу первостепенной важности. Немедленное прибытие офицера Лондон должно быть обеспечено...»
Блэклок был достаточно сообразителен, чтобы не комментировать приказ в баре, но по его лицу я видел, что он ошеломлен.
– Как бы эта махина не свалилась при посадке в какую-ни будь воронку. Вот уж попыхтят сегодня мои солдатики!.. А вы, должно быть, важная птица! – добавил он, с почтением взглянув на меня. – Подумать только, за вами посылают специальный самолет! Персональный сервис в разгар войны!
– Когда, по-вашему, прилетит «ланкастер»? – поинтересовался командир базы.
Летчик рассмеялся.
– У мистера Пэйса еще будет время выспаться. Предполагаемое время я доложу вам после того, как получу телеграмму из Гибралтара. Честно говоря, я и сам не знаю, когда сюда лучше прилетать, днем или ночью. Днем вроде бы опаснее – фрицы сразу же заметят самолет и... А вот отправить его отсюда лучше, конечно, ночью. Черт возьми, но как я отправлю такую огромную машину с такого крохотного аэродрома?! Надеюсь, у начальства хватит ума распорядиться, чтобы в Гибралтаре машину заправили горючим. – Он повернулся ко мне и ухмыльнулся: – Вы будете каяться всю жизнь, если Мальта падет из-за того, что мы используем все запасы бензина для доставки в Лондон одного из любимчиков адмиралтейства!
Блэклок извинился и тут же умчался решать возникшую перед ним проблему. Мы с командиром базы сидели молча.
– Но все-таки, что же нужно начальству в Лондоне? – спросил, наконец, я. В самом деле, адмиралтейство обычно не посылало специальный самолет за командиром подводной лодки, которому удавалось потопить линкор. К тому же были и другие подводники, которые проявили себя ничуть не хуже.
Моя усталая голова, затуманенная вдобавок выпитым, отказывалась думать, и я лишь попросил командира базы:
– Если можно, скажите мне, зачем я так срочно понадобился адмиралтейству? Не за тем же только, чтобы похлопать меня по плечу как хорошего парня. – Джеффри, я знаю не больше. Одно могу сказать: если адмиралтейство побеспокоилось послать за тобой специальный самолет, а военно-воздушные силы при теперешнем положении на фронтах согласились хотя бы на время расстаться с одним из своих бомбардировщиков, можешь не сомневаться, что ты очень важная персона.
Пять часов назад мы получили из Гибралтара коротенькую телеграмму о том, что самолет уже вылетел, и теперь вряд ли могли узнать что-либо до тех пор, пока он не приземлится у нас после тысячемильного перелета. В предрассветной тишине послышалось пульсирующее гудение мощных моторов.
На одной из взлетно-посадочных полос загорелись огни.
– Только в вашу честь, – заметил подошедший Блэклок. – Я не рискнул бы включить освещение, если, бы не столь чрезвычайные обстоятельства. Можете не сомневаться – с минуты на минуту к нам пожалуют и немецкие бомбардировщики.
В дальнем конце полосы появились и стали неудержимо надвигаться на нас очертания чего-то огромного и неуклюжего. Блэклок затаил дыхание. Но громадная машина вдруг замедлила бег и, скрипя тормозами, остановилась.
– Блестящая посадка! – воскликнул Блэклок. – Знаете, дружок, за вами, как видно, послали и отличных пилотов. Выключить огни! – крикнул он кому-то, скрытому темнотой.
Аэродром мгновенно погрузился в полный мрак. Блэклок осветил лучом фонарика выходной люк самолета, и я направился к машине. Из люка один за другим вышли четверо, потом появились ноги пятого, и кто-то воскликнул с австралийским акцентом:
– Вот она, Мальта – жемчужина Средиземного моря! Да здравствует отпуск на солнечной Мальте! Перед вами Мальта... и самый отвратительный аэродром, который я когда-либо видел. Теперь остается чуть под толкнуть машину, и она окажется в море!
Блэклок подошел к длинноногому австралийскому офицеру.
– Это нас фрицы все время пытаются столкнуть в море. – Он повернулся к солдатам аэродромной команды. – Заправить машину горючим... Австралиец удивленно взглянул на Блэклока.
– Что это значит – «заправить машину»? Я сам должен заправиться, прежде чем лететь обратно на этом корыте. Мне надо принять ванну и выспаться. Не забывайте, друг мой, мы только что из полета. Тысячу пятьсот миль до Гибралтара над морем, тысячу миль сюда. Понимаете?
В следующую минуту я должен был признаться самому себе, что восхищен Блэклоком, и только теперь понял, почему его назначили сюда.
– Вы отправитесь обратно сразу же, как только машина будет заправлена, то есть примерно часа через два.
– Пошел ты в... – зло вы крикнул австралиец и отвернулся.
– Послушайте-ка, – спокойно ответил Блэклок. – Если вы или ваш экипаж не в состоянии лететь, я отправлю машину со своим. В любом случае ваш «ланкастер» вылетит в Гибралтар до утра – это помешает фрицам перехватить его с баз в Сицилии или на материке. Решайте сами.
В рассеянном свете ручного фонарика я рассмотрел морщинки усталости в уголках губ австралийца.
– Почему такая спешка? – спросил он. – И что это за фрукт, которого мы должны везти обратно, не получив и часу отдыха? Младший брат Черчилля?
Блэклок начал терять терпение.
– Во-первых, потому, что я так приказываю. Во-вторых, потому, что завтра, при первом же налете, немцы превратят вашу машину в груду лома. В-третьих, потому, что такого лома на моем аэродроме и без того предостаточно. В-четвертых, и это самое главное, потому, что перед вами капитан-лейтенант Джеффри Пэйс, которого вы должны доставить в Лондон. Дело чрезвычайной важности, вот вас и прислали сюда.
Глаза австралийца смыкала усталость.
– Ну хорошо, – согласился он. – Заправляйте машину, она в полном порядке. Надеюсь, мы успеем выпить по чашке кофе? – Внезапно и тон и поведение австралийца изменились: – Не пускайте мерзавцев из вашей аэродромной команды в самолет, пока мы не выгрузим из него добро!
– Что еще за добро? – на сторожился Блэклок.
– В бомбовом отсеке три ящика виски, три ящика джина да, пожалуй, столько же консервов, – осклабился австралиец. – Я рассудил, что это взбодрит вас, и прихватил с собой... «Дело чрезвычайной важности», – передразнил он.
Блэклок шлепнул его по спине.
– Уж вы извините меня! А ведь мы с вами могли бы устроить отменный выпивон!
– Могли бы! – вздохнул австралиец.
В Лондоне стояла поздняя весна, и в свете хмурого дня адмиралтейство показалось мне мрачным и холодным, особенно после ласковых лучей средиземноморского солнца. Еще холоднее были глаза, смотревшие на меня через письменный стол: иногда в них появлялся гнев, но большей частью они выражали спокойствие, суровое, как стужа Арктики.
– Вы устали, Пэйс? – внезапно спросил командующий подводными силами военно-морского флота Великобритании.
До чего же мне осточертели люди, без конца интересующиеся моим состоянием! Хватит бы, казалось, того, как надо мной тряслись на Мальте, уговаривая от дохнуть, выспаться и прочее и прочее, так нет, вот и командующий пожелал узнать о моем самочувствии. Я не выдержал и грубовато ответил:
– Да, да, устал! Потопить линкор, потерять счет глубинным бомбам, которыми нас забрасывали, бесконечно долго трястись в холодном и неудобном самолете... Да, я устал! Если бы вы сами побыли в моем положении, когда обстановка вынудила меня целых девять часов прятаться за песчаным шельфом...
В суровом взгляде, нагонявшем страх на многих, а сейчас и на меня, когда я сообразил, что по вел себя глупо, появилось удивление.
– Что вы сказали?! При чем тут шельф? В донесении о нем не говорится ни слова.
Я доложил командующему о тяжелом испытании, которое пришлось выдержать «Форели», и о том, как я решил воспользоваться возвышенностью морского дна для защиты. Должен признаться, я умышленно растянул доклад в надежде, что за это время он забудет о моей вспышке...
