Подъем произвели на час раньше. Спешно позавтракали. Две трети экипажа усадили в автобус и от греха подальше увезли в поселок. Чтобы не отсвечивали. Пусть погуляют и не путаются под ногами. На борту осталась инициативная команда по встрече, состоящая из группы «К», вахты, командиров отсеков и, естественно, службы снабжения.
В девять утра показуха началась. Экскурсантов было много, и шли они в три потока. Группы вели оба старпома и помощник. Первая компания состояла преимущественно из космонавтов и вел их большой старпом. Спустившись через рубочный люк в ЦП, поглазев на приборы и в перископ, поцокав языком, выпускники шли в первый отсек рассматривать торпеды. Насмотревшись на оружие, звездопроходцы через весь корабль шли в корму, и из десятого отсека поднимались наверх. Во втором отсеке командир приглашал наиболее выдающихся к себе в каюту на рюмку «чая». Холодильник в командирской каюте был загодя утрамбован гигантским количеством бутербродов, а в морозильнике штабелем охлаждалось литров десять разбавленного спирта. Остальных будущих стратегов тоже не обижали. По ходу осмотра их заводили в кают-компанию, где хлебосольный зам наливал, вручал традиционную воблину, банку компота и щедрой рукой раскидывал горы закуски. Стратеги потребляли горячительное с удовольствием, благо на «огненную воду» командир не поскупился. Многим этап прохождения через кают-компанию нравился так, что они возвращались раза по три, ссылаясь на запутанность коридоров.
Космонавты люди бывалые, удивить их трудно. Поток прошел без казусов, глупых вопросов не задавали, в общем, все достаточно цивилизованно. Омрачила общее впечатление одна незначительная неловкость. Краска в люках вопреки приказу командира осмелилась не высохнуть. Так что вышли покорители от нас с выкрашенными спинами, очистив своими мундирами дорогу следующим.
Дальше повалили авиаторы, танкисты и пехота. Казалось, предусмотрели все. В каждом отсеке вахта, всех входящих встречал донельзя заинструктированный командир отсека. В доступной для сухопутного понимания форме рассказывал, что располагается в отсеке, что можно трогать, что нельзя, куда идти, куда не стоит. Но природное любопытство академиков плюс разбавленное шило брали верх. Заблудившихся было не счесть (ума не приложу, как можно заблудиться на корабле: труба, она и есть труба). Один задраился в гальюне, не постигнув хитроумность корабельных кремальер, не смог открыться и полчаса молотил всеми конечностями по двери, пока его не освободили. Другой, задержавшись в каюте у командира подольше других, битый час метался по палубам в поисках выхода, пугая вахтенных грозным генеральским видом и остекленевшими глазами. А в восьмом турбинном отсеке один пехотных дел мастер увидел в тамбур-шлюзе люк, ведущий в машину (машинное отделение) и бесстрашно нырнул вниз. Отряд не заметил потери бойца. Группа перешла в следующий отсек. Старшина восьмого мичман Птушко вспомнил о незакрытом люке и, пока не нагрянула следующая экскурсия, быстренько его задраил и запер тамбур-шлюз. Генерал же, очутившись в машине, имел несчастье отдалиться от люка метра на три. Обилие клацающих и рычащих механизмов и клапанов, дичайшая жара, струи пара, льющаяся отовсюду вода и всеподавляющий рев турбины пехотинца утомили. Он повернул назад. Не тут-то было! Люк оказался намертво задраен. Вот здесь пехота и запаниковала. О втором выходе он, естественно, не знал. На тот момент вахтенный турбинист матрос Рий мирно дремал возле маневрового устройства. Справедливо полагая, что генералы в машину не сунутся, Рий с профессиональным пренебрежением к шуму посапывал на ватнике. Позднее он рассказывал, что проснулся от леденящих душу криков, перекрывающих шум всех механизмов. В поисках выхода из этой преисподней пехотинец курсировал до трюма и обратно.
Вымокший до нитки, покрывшийся слоем турбинного масла, насквозь прогретый паром, генерал после всех приключений окончательно впал в панику. Здесь и пригодился отработанный годами командный голос. Даже старшина клялся, что слышал незнакомые звуки, идущие снизу, но значения им не придал. Когда Рий отыскал бедолагу, тот умудрился застрять между горячими паропроводами, и с глазами, полными слез, корчился, не в силах освободиться. В состоянии полной прострации мокрого и полусваренного генерала проводили в кают-компанию. Общими усилиями влили вовнутрь дополнительную порцию спирта, дали отдышаться и под руки вывели на пирс. Даю голову на отсечение: даже в обмен на маршальский жезл пехотинец больше ногой не ступит на борт корабля.
Я тогда командовал десятым отсеком. Задницей корабля. Ничего особо интересного, кроме ВСУ, гальюна и токарного станка, в отсеке нет. Но сухопутные деятели очень радовались, узрев среди чуждого им железа что-то знакомое и родное. Токарный станок оказался единственным механизмом на корабле, понятным всем посетителям. Весь день мне пришлось метать бисер перед выходящими наверх генштабистами, повествуя о незаменимости токарного дела в море, походе и боевом дежурстве. Ни о чем другом ни один из них не спросил. Плюс ко всему мне пришлось поработать смывщиком в гальюне. Высоких гостей кто-то чересчур умный проинструктировал, что, мол, у подводников места общего пользования особенные, неправильно смыл и получи обратно, в лицо, все, что выдавил. Доля истины в этом утверждении есть. Но задачу забросать испражнениями звезд генштаба перед нами не ставили, гальюны работали в нормальном режиме, бояться было нечего. Сухопутные братья по оружию объяснениям не верили, очень конфузились, но в трусости признаться стыдились.
А если учесть, что корабль они покидали через мой отсек, наш гальюн превратился в своеобразную Мекку для подуставшего генералитета. Совершая по очереди акты вандализма над нержавеющим флотским унитазом, генералиссимусы будущих войн покидали отсек, потупив глаза и «забыв» нажать на педаль смыва. Я же в течение дня старательно смывал следы их пребывания. Поработал ассенизатором на славу. Столько генеральского дерьма сразу я не видел за всю оставшуюся службу!
Вечером итоги в ЦП подводил механик. Командир, оба старпома, замполит по причине оживленного общения с московскими гостями пластом лежали по каютам. Наутро приехал командир дивизии с мешками под глазами, но оживленно-радостный. Перед строем экипаж похвалили, обласкали и дали часа три на отдых. В грязь лицом, судя по всему, мы не ударили. В Североморске москвичи, посещая надводников, наперебой расхваливали наш ракетоносец, щедрость и широту наших душ и провизионок. Наверное, столько, сколько мы, им никто не наливал. Шутка ли, месячная норма спирта всего крейсера рассосалась в кровеносных сосудах экскурсантов за один день. Интенданты подвывая от обиды, несколько месяцев втихаря списывали проглоченное генштабистами продовольствие. Боцман охал и хватался за голову, пересчитывая оставшиеся после набега банки с краской. Командира начали расхваливать на каждом углу и велели тащить в приказном порядке на корабль кого ни попадя. От депутатов до артистов. Ну и высоких военных чинов, естественно. Ажиотаж постепенно стихал, но окончательно и бесповоротно от отрыжки «Кумжи» экипаж избавился только через полгода.
Я пережил три «Кумжи». Страна нищала, времена менялись, а порядок проведения показухи — ни на йоту. Изменения коснулись лишь цветовой гаммы мундиров посетителей. В советские времена была более пестрая подборка, после развала Союза все цвета постепенно вытеснились грачевской летно-десантной голубизной. Интересно, если министром обороны станет пожарный (что в нашей стране вполне возможно), на флот поедут брандмайоры в касках и с баграми? Вот потеха была бы!
А может, лучше главным военным страны назначить «нового» русского? Они парни широкие, денежные, море по колено, понаедут на «мерседесах» поглазеть на диковинку, глядишь, сами с барского стола подводников накормят и напоят. Чем черт не шутит? По крайней мере, эти мальчики в отличие от государственных мужей хорошо понимают: любое нажитое богатство кто-то должен защищать.
— Скажите, какая сумма вам нравится?
— Пять тысяч, — быстро ответил Балаганов.
— Тогда мне с вами не по пути.
И. Ильф, Е. Петров. «Золотой теленок»
Финансист на подводной лодке — фигура значительная. Иногда куда значительней командира. Командир просто накажет, а злопамятный финансист «забудет» начислить морские, северные, какие-нибудь надбавки и полполучки нет. Потом обязательно вернут, через месяц или два, с извинениями. Но неприятно. И стоит финансист в служебной иерархии несколько особняком. Штатного начфина на корабле не положено, хотя подводный ракетоносец — то же самое, что ракетный полк на берегу. Начислять зарплату, писать ведомости, перелопачивать горы бумаги некому. Заниматься этим обязаны базовые береговые службы. Но и их ничтожно мало на 50–60 экипажей. Однако флот — территория нестандартных решений. Нет финансиста — сделаем! Но деньги ему за это платить не будем. Вот и кочует по флотской жизни должность с непонятной формулировкой: «внештатный баталер-финансист». Обычно ими становятся не слишком обремененные служебными обязанностями в базе офицеры и мичманы из люксов. То есть те, без кого можно легко обойтись. Кстати, их немало. В чем заключается еще один парадокс флота. Для необходимого средств нет, для ненужного навалом.
