Обстановка, сложившаяся под Ленинградом, после того как он был блокирован врагом, предъявила новые требования к штабам, к командующим. Коллектив штаба Ленинградского фронта нуждался в четком и постоянном общении с командующим при разработке и осуществлении проблем дальнейшей борьбы за Ленинград на внешних и внутренних линиях обороны.
Естественно, не один человек в штабе, в Смольном, задавал себе вопрос, каким же руководителем будет Говоров. Думали об этом и командармы.
А для Говорова и самого своеобразное руководство из Смольного войсками объединенного, но разобщенного Ладогой фронта показалось не очень четким. Леонид Александрович понимал положение, какое занимал в Ленинграде Жданов, как член Военного совета и один из руководителей партии. Однако Сталин уполномочил его принимать вместе со Ждановым решения по Ленинградской группе войск. Иного правового положения для него и не могло быть, поскольку генерал Хозин находился далеко. Но Хозин на правах командующего начал отзывать из Смольного в Малую Вишеру ряд ответственных руководящих генералов и офицеров штаба фронта. Жданов быстро понял, что Говоров не тот человек, который склонен советоваться по мелочам, что он единоначальник, для которого полнота ответственности неотделима от полноты прав. А именно такие черты характера командующего отвечали требованиям обстановки, сложившейся в Ленинграде. Жданов и другие члены Военного совета фронта положительно оценили это качество Леонида Александровича Говорова.
Сразу следует сказать, что объединение Волховского и Ленинградского фронтов в единый фронт практически не осуществилось. В мае и июне обстановка на волховском участке усложнилась упорными боями с целью вызволения 2-й ударной армии из мешка, в который она попала в районе Мясного Бора. В июне Ставка восстановила Волховский фронт как самостоятельный, признав, по существу, ошибочность ликвидации его в апреле. Генерал армии Мерецков был возвращен на должность командующего этим фронтом, генерал-лейтенант Хозин отозван в Москву, а генерал-лейтенант артиллерии Г оворов назначен командующим Ленинградским фронтом. Все войска за Ладогой отходили в подчинение генерала Мерецкова.
А. А. Жданов
В первых же встречах с работниками штаба фронта и командармами Говоров быстро показал и свои деловые качества, и своеобразие характера.
Выше среднего роста, сухощавый, подтянутый, он в то же время мог показаться чуть мешковатым из-за того, что ходил всегда не торопясь и как бы с прижатыми к корпусу руками. Вообще он был человек скупых жестов. Лицо бледное, несколько одутловатое для сорока пяти лет. Темные с проседыо волосы, тщательный пробор, резко очерченные брови и коротко подстриженные усы. Обращали внимание серые глаза: они глядели не очень-то приветливо.
Некоторых лиц в штабе Говоров знал по финской кампании 1939—1940 годов. Начальника разведотдела Петра Петровича Евстигнеева пригласил одним из первых.
— Вы, как я вижу, полностью связали свою судьбу с Ленинградом, — сказал он, здороваясь. — Пришло время опять работать вместе.
Евстигнеев был в Ленинграде еще со времен гражданской войны, хотя Говоров, очевидно, имел в виду встречи трехгодичной давности.
«...Разговор был долгим, скрупулезным, — вспоминал генерал Евстигнеев, — касался каждой дивизии, полка, а иногда и батальона немцев и финнов по всему кольцу блокады. И сводился Говоровым к главному, центральному вопросу: следует ли ожидать этим летом активных действий командования группой армий «Север», и если да, то где, какими силами».
К 1 января 1942 года на всем северо-западном направлении находились 34 вражеские дивизии, в том числе 26 пехотных, 2 танковые, 2 моторизованные, 3 охранные, и 2 бригады[29]. В ту пору наибольшая плотность войск противника отмечалась непосредственно перед Ленинградом и южнее Ладожского озера, где шли активные боевые действия 54-й и 8-й армий в районе Погостье, Кириши. Весной группировка войск противника изменилась в сторону большего уплотнения к Волховскому фронту, что объяснялось прорывом 2-й ударной армии к Любани. Но и на южных рубежах под Ленинградом, и по левому берегу Невы, и на Карельском перешейке противник почти не ослабил свои силы.
— Допускаете ли вы возможность сосредоточения крупной ударной группировки противника на отдельном участке блокады города? — спрашивал Говоров.
Евстигнеев ответил, что, по его мнению, у немецко-фашистского командования есть повод готовить летом наступательную операцию против самого Ленинграда. Оно знает, что город и войска, обороняющие его, сильно ослаблены после голодной зимы; окружение противником 2-й ударной армии тоже, по-видимому, повлияет на дальнейшую активность действий немцев.
«...Я доложил Говорову некоторые характерные донесения нашей разведки, действующей в тылу у немцев, — рассказывал Евстигнеев, — в том числе сведения об изменениях, происшедших в командовании немецких войск под Ленинградом. В январе убыл в Германию генерал-фельдмаршал фон Лееб, командовавший группой армий «Север». На его место вступил генерал-полковник Кюхлер, командовавший 18-й армией с начала блокады, а того сменил в свою очередь генерал Линдеман, командир 50-го армейского корпуса, штаб которого дислоцирован в районе Гатчины. Говорова эти сведения очень заинтересовали».
— Как вы оцениваете такие перемещения?
— Надо обдумать, товарищ командующий, — осторожно ответил опытный разведчик.
— Обдумайте, — согласился Говоров, покосившись на Евстигнеева. — Перемещения в командовании должны иметь и причину, и следствие. И помните главную задачу разведки: никогда, ни при каких обстоятельствах наши войска и командование не должны оказаться перед фактом неожиданности сосредоточения группировки противника в каком-либо месте.
Через некоторое время один из захваченных пленных немцев показал на допросе, что в Гатчину и Пушкин приезжал начальник гитлеровского генерального штаба генерал-фельдмаршал Кейтель. Был якобы на одном из наблюдательных пунктов, откуда виден Ленинград. Евстигнеев доложил об этом Говорову.
— Этот факт более симптоматичен, чем отстранение фон Лееба, — отметил Говоров. — Следите очень внимательно теперь за передвижением войск.
Члены Военного совета А. А. Жданов, А. А. Кузнецов, Т. Ф. Штыков, начальник штаба Д. Н. Гусев и командующий Краснознаменным Балтийским флотом; вице-адмирал В. Ф. Трибуц допускали возможность попытки немцев повторить наступление на Ленинград. Трибуц отмечал, что повысилась активность немцев в минировании фарватеров в Финском заливе с явной целью заблокировать выходы нашему флоту.
Решению задач активной борьбы с осадной артиллерией врага, обстреливавшей город, Говоров уделил, пожалуй, главное внимание с первых же дней. С командующим артиллерией фронта полковником Г. Ф. Одинцовым (в июне 1942 года ему было присвоено звание генерал-майора артиллерии, ныне он Маршал артиллерии) Леонид Александрович был знаком с 1938 года по Артиллерийской академии. В ту пору Говоров был преподавателем, а Одинцов начальником факультета. Встретившись в совершенно иных ролях, Говоров коротко сказал: «Я рад, что Вы здесь командуете артиллерией».
Возможно, Георгий Федотович мог ожидать и более теплой встречи, но он-то больше, чем кто-либо, знал, как скуп Говоров в выражении своих эмоций. Зато общий язык в конкретном деле был найден сразу. В Одинцове Говоров нашел отличного помощника. Энергичный, настойчивый, человек огромной работоспособности, Одинцов, как и Евстигнеев, был одним из ветеранов Ленинградского фронта. В первых же боях под Лугой в июле 1941 года он возглавил особую артиллерийскую группу, нанес огромный урон гитлеровцам, пытавшимся с ходу прорваться к Ленинграду. Отличился Одинцов решительностью и личным бесстрашием, когда, командуя арьергардом, прикрывавшим отход главных сил Лужской группы войск, вывел из окружения большой отряд. Осень и часть зимы Одинцов командовал артиллерией 54-й армии, а в январе возглавил всю артиллерию осажденного города. Еще до прибытия Говорова он многое сделал для того, чтобы захватить инициативу в артиллерийских дуэлях с осадными орудиями.
Положение войск на Ленинградском фронте на 1 октября 1941 года
Теперь встречи Говорова с Одинцовым и другими артиллеристами стали почти ежедневными.
Чтобы оценить меры, принятые Говоровым для решения задачи, следует привести некоторые данные, характеризующие и начальный, и последующий периоды деятельности ленинградской артиллерии.
В конце 1941 и начале 1942 года суточная норма снарядов для стрельбы из тяжелых дальнобойных орудий Ленинграда была катастрофически мала: 3—4 снаряда на орудие. А по дальности стрельбы наша сухопутная артиллерия отставала от немецко-фашистской, обстреливавшей город. У немцев 150-миллиметровая пушка образца 1939 года била на 24,7 километра, 170-миллиметровая пушка — на 29,6 километра, 240-миллиметровая железнодорожная — на 31 километр.
