Взорвав часть крепостной стены в том месте, где указал предатель, противник ворвался в город и с запада. На улицах пылающего города завязалась яростная борьба. Силы были явно неравны. К утру 3 июня 1611 года враг овладел Смоленском. Последние защитники отступили на Соборную горку, где возвышался старинный, заложенный еще Владимиром Мономахом Успенский собор. В его подвалах хранились пороховые запасы крепости. В стенах собора укрылись до 3000 горожан. Когда все защищавшие Соборную горку пали в неравном бою и торжествующие победу враги ворвались в собор, раздался мощный взрыв, разрушивший храм. Тезка предателя Дедешина, посадский человек Андрей Беляницын, взяв свечу, спустился в подвал и «запалил бочки с порохом, весь пушечный запас». Под дымящимися руинами вместе с врагами погибли и почти все находившиеся в Успенском соборе смоляне.
Сковывая силы врага, Смоленск и его защитники дали царю Василию Шуйскому и его воеводам возможность решить тушинскую проблему. С началом войны с Речью Посполитой часть служивших самозванцу шляхтичей ушла в королевский лагерь под Смоленск. Оставшиеся требовали от Лжедмитрия II обещанного жалованья и держали его под строгим надзором[184]. С трудом ускользнув от их караулов, тушинский «царик» 27 декабря 1609 года бежал в Калугу. Лишившись «вождя», подмосковный стан рассыпался. Воспользовавшись трудным положением врага, Скопин двинулся к Москве. Воеводе-победителю была подготовлена пышная встреча. 12 марта 1610 года он вступил в Москву. Въехавшего в город воеводу окружили не только бояре, но все москвичи. Люди падали перед своим героем ниц, целовали его одежду и называли отцом отечества. Во встрече Михаила Васильевича участвовал и царь Василий Шуйский, плакавший от умиления. «И была в Москве радость великая, и начали во всех церквах в колокола звонить и молитвы к Богу воссылать, и все радости великой преисполнились».
Увенчанный лаврами победителя Михаил Васильевич Скопин-Шуйский, «стебель царского рода, подлинный воевода», стал готовить новый поход – на помощь осажденному поляками Смоленску. В разгар этой подготовки он тяжело заболел и умер 23 апреля 1610 года. Было воеводе в ту пору всего 23 года. Сейчас исследователи не сомневаются в отравлении героя – в его останках обнаружен комбинированный яд, содержащий соли ртути и мышьяка. Они многократно превышают допустимую норму[185].
По одной, широко распространенной, версии, Михаила Скопина-Шуйского отравила его тетка, Екатерина Григорьевна Шуйская, дочь знаменитого опричника Григория (Малюты) Скуратова – на пиру по случаю крестин сына князя Ивана Михайловича Воротынского. Родственники царя якобы опасались распространившегося в народе желания именно Скопина видеть новым русским государем. Между тем именно Шуйским в то время смерть Скопина была совершенно не выгодна. Элементарный расчет – необходимость изгнания польских войск из пределов государства отодвигала все другие резоны на достаточно долгий срок. Интересное свидетельство оставил современник, польский гетман Станислав Жолкевский, назначенный королем командовать идущей на Москву армией, потому внимательно изучавший события, происходившие в русской столице. Он написал: «Скопин в то время, когда он наилучшим образом приготовился вести [военные] дела, умер, отравленный (как на первых порах носились слухи) no наветам Шуйского, вследствие зависти, бывшей между ними; между тем, если начнешь расспрашивать, то выходит, что он умер от лихорадки». Вряд ли царь Василий лицемерил, убиваясь и причитая над гробом племянника. Другого полководца, равного талантом Скопину, у него просто не было. Да и погребли умершего героя не в родовой усыпальнице в суздальском Спасо-Ефимиевском монастыре, а в Архангельском соборе Кремля, в особом пределе Усекновения головы Иоанна Предтечи – чрезвычайно высокое посмертное признание верховной властью заслуг и подвигов скончавшегося воеводы. На надгробной плите высекли следующую надпись: «Великого государя царя и великого князя Василия Ивановича всея Руси племянник Михайло Васильевич Шуйский Скопин по государеву указу, а по своему храброму разуму Божею помощию над враги польскими и литовскими людьми и русскими изменники, которые хотели разорить государство Московское и веру христианскую попрать, явно показав преславную победу и прииде к Москве, Божиим судом в болезни преставися лета 7118 апреля в 23 день на память великомученика Георгия последний час дни»[186].
Смерть Скопина-Шуйского имела для страны катастрофические последствия. Рать, двинувшуюся на Смоленск, возглавил самый неудачливый из всех русских воевод – князь Дмитрий Иванович Шуйский. Современник дал ему очень нелицеприятную характеристику как военачальнику, подчеркнув, что этот воевода «сердца не храброго, но женствующими обложена вещми, иже красоту и пищу любящаго, а не луки натязати и копия приправляти хотящаго»[187]. По польским данным, под его командованием находилось более 40 тыс. русских воинов и 8 тыс. наемников из вспомогательного шведского корпуса Якоба Делагарди (по свидетельству Осипа Будило, у русских под Клушино было 16 тыс., у шведского генерала – 7 тыс. человек; Н. Мархоцкий считает, что под общим командованием Дмитрия Шуйского находилось 6–7 тыс. немцев и 20 тыс. «москвитян»)[188].
В королевском лагере под Смоленском сообщения о предстоящем походе царских войск на выручку осажденной крепости воспринимались с беспокойством. В мае 1610 года Сигизмунд III даже решился отправить в Москву своего гонца Слизня с предложением заключить «вечный мир» в обмен на уступку ему Северской земли[189]. Но Василий Шуйский, видимо, поверил, что черная полоса его царствования кончилась, и ответил королю требованием очистить русские земли.
Провал миротворческой миссии Слизня вызвал к жизни план Станислава Жолкевского, вновь предложившего разделить осаждавшие Смоленск войска на две армии. Одна должна была остаться под крепостью, вторая, с ним во главе – выдвинуться навстречу идущей из Москвы русской рати. Об обстоятельствах обсуждения предложения Жолкевского, королевские секретари записали: «1-го числа [июня][190] у короля было частное совещание, на котором король постановил послать гетмана (Жолкевского. – В. В.), чтобы он привел к повиновению то войско (служившее ранее Лжедмитрию II. – В. В.), установил в нем дисциплину, как было прежде, и, соединившись с ним, шел против неприятеля, о котором сделалось известно, что он приготовляется идти на помощь Смоленску»[191]. Уже на следующий день, 23 мая (2 июня), Жолкевский выступил в свой самый знаменитый поход.
Соединившись по пути с остатками тушинской армии, которые вел к Смоленску полковник Александр Зборовский, гетман присоединил их к своему небольшому войску. Выйдя затем к Цареву Займищу, он блокировал построенный Федором Елецким и Григорием Валуевым острожек, где находилось 8 тыс. ратников этих воевод. Жолкевский не сомневался, что туда, к Цареву Займищу, рано или поздно придет армия Дмитрия Шуйского и Делагарди и стал поджидать ее.
Действительно, русско-шведское войско не могло не воспользоваться разделением польских сил и тем, что Жолкевский, как полагали русский воевода и шведский генерал, связан по рукам осадой острожка. На самом деле, гетман не собирался стоять у валов и рогаток полевой крепости русских. Как только он узнал о появлении в непосредственной близости противника, той же ночью совершил быстрый марш навстречу ставшему на ночлег войску Шуйского.
Битва началась 24 июня 1610 года, на рассвете, у деревни Клушино. Здесь, в 19 верстах от Гжатска[192], войска Шуйского были атакованы армией гетмана Станислава Жолкевского. В 5-часовом сражении сравнительно немногочисленная, почти не имеющая артиллерии польская армия (11,5 тыс. кавалерии, 1 тыс. пехотинцев, 2 фальконета) разгромила численно превосходившее ее русско-шведское войско Дмитрия Ивановича Шуйского и Якоба Делагарди. Одной из главных причин поражения стали фатальные ошибки русского командующего, расположившего пехотные части за полками дворянской конницы, без прикрытия полевыми укреплениями. Свою роль сыграла и неожиданность польской атаки – Шуйский не успел подтянуть к месту начавшегося сражения имеющиеся у него 18 орудий. Однако, вопреки ожиданиям Жолкевского, первые удары польской гусарии не достигли цели. Только после 10 кавалерийских атак поляки прорвали линию русских войск[193]. Опрокинутая противником московская кавалерия обратилась в бегство и потоптала свою пехоту.
Сражение было окончательно проиграно после измены части наемников (французских и немецких полков) из состава шведского вспомогательного корпуса Якоб Делагарди[194]. В плен к полякам попали воевода Василий Иванович Граня Бутурлин и разрядный дьяк Яков Демидов, перед сражением привезший жалованье для иноземцев. В числе павших был воевода Яков Петрович Барятинский[195].
