Какая-то фигура, пригнувшись низко к земле, приближалась ко мне по кустам справа. Наведя на неё винтовку, я до половины нажал спусковой крючок, потом вдруг решил остановиться и закричал: «Стой! Кто идёт?», вместо того, чтобы просто открыть огонь. Мой вопль оказался слишком громким. Ему следовало бы больше походить на шёпот. Приближающийся ко мне человек оказался Шарпом. Он сказал мне соблюдать тишину, спросил, не мы ли кидаемся камнями и заверил меня, что они тоже не кидаются.
— Сохраняйте спокойствие, думаю, мы тут не одни, — сказал он и пополз дальше, не оставив ни советов, ни инструкций. Я был настолько смятён тем, что лишь миллисекунда отделяла меня от убийства сержанта Шарпа, что ВК меня больше не занимали. Ощущение в животе было ужасным. Я никогда не смог его до конца забыть. Этот случай оживил воспоминания о подрыве «клаймора» в школе джунглей, отчего остаток ночи стал ещё более неудобоваримым, чем был и без того.
Во время следующего часа упало ещё несколько камней. Мы играли в игру на долготерпение и постепенно зондирование местности прекратилось. К концу я превратился в один комок нервов. На следующий день мы задним числом мы все решили, что разумно было не выдавать свою позицию выстрелами, но странно, что мы не додумались кинуть пару гранат. Кто знает, может быть, нам повезло бы. Ещё мы решили, что одержали в некотором роде победу, если G-2 не ошибались и ВК действительно приходили взорвать вышку, но не смогли этого сделать из-за нас.
Та ночь стала примером обучения без отрыва от работы. Многое из того, с чем мы сталкивались во Вьетнаме, становилось таким обучением. Нас не учили, как поступать в той или иной конкретной ситуации, к примеру, что делать, если ВК прячутся в кустах и кидают камни на вашу ночную позицию. Мы оказались достаточно сообразительными сохранять тишину, но недостаточно опытными, чтобы догадаться бросить гранату. Как и во многих других случаях, мы учились по ходу дела. Если бы такое произошло снова, мы бы уже подумали воспользоваться гранатами. Вот так выглядело обучение без отрыва в зоне боевых действий. Либо вас убьют, либо вы поймёте, что делать.
Мои нервы всё ещё были не в порядке от того, что я чуть не прихлопнул Шарпа. До того времени мы не пользовались паролями. А если пользовались, то чаще всего это было слово «душа» в качестве пароля и «брат» в качестве отзыва. Считалось, что ВК этого не знают. Возможно, стоило бы заводить пароли на каждую ночь, чтобы снизить возможность ошибок и исключить случайные выстрелы, если кому-то понадобится перейти в позиции на позицию в темноте. Хорошая мысль, но командовал не я. Шарпу и дела не было до того, настолько близко он оказался к досрочной отправке домой.
Когда показалось солнце, мы без происшествий покинули позицию и вернулись к роте, планов на остаток дня, похоже, не было. Когда начальство это заметило, они предложили отрыть ещё ячеек. У нас их было достаточно для всех, и они предложили их углубить. Мы согласились. Надо было подготовиться на случай, если «Гарлем Глоубтроттерс»34 вдруг окажутся тут во время миномётного обстрела и им придётся укрыться в наших ячейках. Довольные, что мы чем-то заняты, всё равно чем, начальство оставило нас в покое.
Позже в тот же день состоялась сорокаминутная лекция про полевую санитарию, малярию, гепатит, и вензаболевания. Присутствие обязательно. Лекция оказалась такой скукой, что к концу я находился почти в коме. Чего им точно не стоило делать, чтобы оживить рассказ — показывать свой низкопробный фильм о венерических болезнях с невыносимыми язвами на гениталиях. После окончания я показал лектору свой член. Его глаза загорелись.
— Это джунглевая гниль, — сказал он, — Сообщите своему медику. У них есть такой порошок в маленьких баночках.
Я застонал и поблагодарил его за мудрый совет.
С посещением военного магазина мы пролетели, потому что он был уже закрыт. Тыловики, которые им заведовали, не работали после обеда. Неприятность обернулась благом. Вместо шопинга мы болтались по округе, и нашли помывочный пункт. Он состоял из цементной плиты с установленными по краям фанерками, обеспечивающими некоторую, но не полную приватность. Сверху висели огромные резиновые мешки, похожие на гигантские клизмы. Мы разделись, отвернули краны и приняли наш первый душ в момента выезда из Лай Кхе. День прошёл не впустую. Казалось неправильным снова одевать то же самое старое засаленное бельё, но всё равно было здорово.
Вместе со всей ротой мы вышли на тысячу пятьсот метров метров в относительно безопасную зону в зарослях и окопались на ночь. Как обычно, все установили «клайморы». Я раздобыл фальшфейер, чтобы поставить его под свой «клаймор», как некоторые делали. Идея заключалась в том, что если гук снимет мою мину, чтобы украсть её или развернуть в обратную сторону, фальшфейер сработает и предупредит меня. Вьетнам изобиловал историями о «клайморах», развёрнутых в обратную сторону, так что при подрыве семьсот стальных шариков 25-го калибра летели в джи-ай.
Эту легенду джунглей я слышал много раз. Больше проблем создавали, как мне кажется, ошибки самих джи-ай, которые ставили мины не той стороной. Теоретически эти прямоугольные, открыто стоящие надземные мины походили на миниатюрные модели экранов из кинотеатров под открытым небом. Джи-ай, не задумываясь, ставили мину задом наперёд, потому что думали, что в нужную сторону надо направлять «экран». Соответственно, в качестве предупреждения, на минах с одной стороны была отштампована надпись, гласящая «Этой стороной к противнику».
На следующее утро, совершенно забыв, какую умную штуку я придумал с фальшфейером, я выкрутил взрыватель и снял мину. ПУФФ! Фальшфейер сработал, оставив ожоги второй степени на моей правой ладони и безымянном пальце. Ожог причинил такую боль, что я выронил мину. Конечно, вспышка фальшфейера на мгновение ослепила меня. Глядеть вниз в поисках мины и взрывателя было всё равно, что смотреть на сварку.
БУХ! От фальшфейера сработал взрыватель, который взорвался мне прямо в лицо, осыпав меня гравием. Опасаясь, что сейчас может взорваться мина, которая разорвёт меня тучей подшипниковых шариков, я бросился к своей ячейке и нырнул в неё головой вперёд. Фальшфейер шипел ещё несколько секунд и погас, так и не запалив мину. На дне своей ячейки и беззвучно молился, чтобы никто ничего не заметил, но услышал, как кто-то докладывает по рации о том, что срабатывают фальшфейеры, слышна стрельба и солдаты укрываются в ячейках. Звучало это так, как будто нас одолевает противник.
Вскоре показались Фэйрмен и капитан Бёрк. Нечего было и думать соврать или как-то вывернуться, так что я во всём признался деловым тоном, как будто не произошло ничего особенного. Капитан Бёрк недавно стал нашим командиром. Он сменил Паоне, который провёл в поле шесть месяцев и сменился в тыл. По-видимому, офицеры ротного звена проводили только полгода в гуще событий, а затем получали более безопасную работу на остаток года во Вьетнаме. Бёрк был профессиональным военным, лет двадцати пяти. Он имел любопытную привычку прицеплять наручные часы к петле рубашки возле левого края воротника. До тех пор он казался уравновешенным человеком, серьёзно относившимся к важным вещам, но не слишком беспокоившимся насчёт повседневных мелочей. Ознакомившись с ситуацией, он повернулся и пошёл прочь без единого слова. Однако по пути капитан покачивал головой, как бы говоря, что я тупой осёл. Возможно, он уже начинал видеть во мне реинкарнацию Сэда Сэка 35или Битла Бейли36.
Предыдущим вечером Тайнс несколько раз говорил мне не забыть про фальшфейер с утра, когда я пойду снимать мину. Видимо, он опасался, что всё закончится тем, что случилось. Без сомнения, он никогда не слышал излюбленного высказывания моего отца о своих детях: «Вы можете приказывать Роннау, но много ему не прикажешь».
Фэйрман отреагировал несколько более оживлённо. Он чувствовал себя обязанным постоянно ругаться и притом орать во весь голос, чтобы все слышали. Это было частью его работы, и, можете мне верить, он с ней вполне справлялся. Видя недостаток сочувствия, я решил не упоминать про свой обожженный палец. Это лишь продлило бы мучения от нашей встречи.
Утро во Вьетнаме — дело нелёгкое, и тот раз не был исключением. Завтрак состоял из одного кофе. Конечно, после целой ночи без курения несколько первых сигарет я курил так жадно, как будто поедал их. Потом, словно по часам, начиналось туалетное движение. К сожалению, приходилось выходить за периметр. Мы не хотели раскладывать вонючие кучки внутри лагеря. Получилось бы неприятно, если бы нам пришлось бы задержаться в этом месте. Кроме того, кто на зелёной божьей Земле захочет, мирно завтракая, видеть перед собой чью-то волосатую срущую задницу?
Достаточно часто меня пробирала дрожь, когда я сидел совершенно один со спущенными штанами. Обычно, делая своё дело, я клал винтовку на землю. Однако при приступах страха я старался не выпускать её из рук. Трудно одновременно усаживаться, какать и подтираться, притом держа винтовку в боеготовом положении, но я научился. К счастью, кофеин и никотин действовали безотказно, словно сифонная клизма, так что мне никогда не приходилось сильно задерживаться. Однако ощущение незащищённости и уязвимости во время каждого такого утреннего ритуала меня так никогда и не покинуло.
